Россию за прошлое вовсю хлестала демократия, а вернее – анархия. Полчища появившихся неформалов саранчой глумились над испуганной, с рыльцем в пушку, властью. Толпы разухабистых людей во главе с невесть откуда взявшимися лидерами-разрушителями прерывали железнодорожное и автомобильное движение, не допускали к исполнению обязанностей местных чиновников. Кузбасские шахтёры на всю страну колотили касками об асфальт у Горбатого моста. Милиция осторожничала, а армию затягивала тина дедовщины.
На «златом крыльце» Исторического музея каждый день ораторы собирали толпы оплаченных бездельников с лозунгами и транспарантами типа «Эльцын – твое место в Израильском кнессете!», «Шеварнадзе – предатель!», «Долой КГБ!». Среди митингующих в основном – бомжи, бывшие зэка, и люди, не признающие никакой власти. Гости столицы, проходя мимо, останавливались у этих «революционных сборищ», слушали мегафонные голоса выступающих, удивлялись их разнузданной смелости, посмеивались над бессилием российского и московского начальства и шли дальше по своим делам. Они равнодушием тоже совершали революцию, думая о зеваках: «Пусть подурачатся и успокоятся». А министерство культуры в связи с недавним назначением нового министра проводило расширенное совещание, судорожно пытаясь определить свою роль в этом разлагающемся слабовластии. В актовом зале министерства сотни знакомых по кинофильмам, телепередачам и совещаниям лиц, от Камчатки до Калининграда творящих, хранящих и развивающих многонациональную культуру России.
Старая власть нехотя уходила, новая – по-паучьи втягивала в свои тенета наиболее доходные отрасли. А культура как дотационная, никого не интересовала и оказалась при государственном шторме на плаву без спасательного круга. Финансирование отрасли от «остаточного» принципа перешло к «остаточной беспринципности». На грани распада оказались даже такие мощные государственные коллективы: ансамбли «Березка», Моисеевский, многие театры Москвы, включая и Большой. Кризис власти поставил под угрозу не только культуру, но и другие отрасли промышленного и сельскохозяйственного производства. В стране начинался бандитский передел собственности.
Весь зал был в отчаянии от въевшегося в голову вопроса: «Как спасти культуру?». И почему-то надеялся на нового министра, любимого всеми «адъютанта его превосходительства», актёра Юрия Соломина, как казалось, имеющего концепцию её спасения. Обменивались мнениями в форме междусобойчиков, где маститые деятели культуры и периферийные управленцы удивлялись его согласию «взять на грудь всю отрасль» в такое нелёгкое время.
- И доброе имя своё потеряет, и актерскую форму, зато врагов наживёт себе пол-России, - шептал Владимир Этуш Михаилу Ульянову.
- Николай Губенко уговорил. Да и Дёмин посоветовал согласиться, - ответил всезнающий секреты верхов Михаил Ульянов, член коллегии Минкультуры.
На фото Михаил Ульянов и Владимир Этуш
Наконец, Вадим Петрович Дёмин на правах замминистра представил Юрия Мефодиевича Соломина. Зал встретил нового министра аплодисментами, будто предстоял не деловой разговор, а творческая встреча с актёром. Соломин стоял с уставшим озабоченным лицом и вглядывался в многоликий зал, будто пытался понять, кто там: противники или союзники. Ведь ему с ними работать не один год, а без территорий Россия не Россия, а просто обалдевшая от неразберихи Москва. О переживаниях Юрия Мефодиевича мне подробно рассказывал в многоразовых беседах уважаемый мной Вадим Петрович Дёмин. Но общий неблагоприятный настрой руководителей органов культуры территорий министр знал и начал свое выступление, напустив строгость на своё благородное лицо.
на фото Юрий Соломин
Говорил он долго, и ряд его высказываний вызвал несогласие у слушателей. А ропот удивления и возмущения волнами прокатывался по залу. Особенно неистово возмущались министры культуры Татарстана и Башкортостана, как будто уже принявшие решение о выходе из состава России. Их смелые возгласы подтверждали, насколько в этих республиках были сильны националистические тенденции, подпитанные запасами нефти. Их национализм пугал не только президиум совещания, но и всех сидящих в зале.
Соломин понял, что ситуация выходит из-под контроля и с надеждой скосил глаза на Дёмина, мудрого человека, поднаторевшего за свою жизнь в подобных дискуссиях. Заместитель министра встал и несколькими предложениями, обращёнными к смутьянам, успокоил зал, позволив Юрию Мефодиевичу закончить свое выступление. Затем Вадим Петрович предоставил залу возможность официально «выпустить пар» прямо в протокол совещания.
На трибуне появилась начальник управления культуры Краснодарского края, смелая и по-партийному «трибунная» женщина.
- Наш новорожденный девятимесячный министр высказал абсурдные мысли: отказаться от самодеятельного искусства, а развивать только профессиональное. Вы, вероятно, забыли, Юрий Мефодиевич, что сами вышли из драмкружка читинского Дома пионеров и дошли до народного артиста Советского Союза. И все ваши коллеги-профессионалы начинали свой путь в искусство с занятий в кружках и коллективах художественной самодеятельности. Так куда же прикажете деть талантливых детей и молодёжь, занимающихся в наших клубных учреждениях? В подворотни с гитарами и сигаретами в зубах?
Лицо Соломина покрывалось красными пятнами. Он торопливо делал какие-то пометки в блокноте и снова видел защиту в лице Дёмина. И пошло-поехало. А что пошлО – то пОшло! Продолжили атаку национальные территории, обвиняя нового министра в ошибочной культурной политике, которая в перспективе может привести к ассимиляции национальных культур. Как из рога изобилия сыпалась критика в адрес министерства культуры. Казалось, ещё несколько выступлений, и будет низведена на «нет» позиция нового министра.
И снова выручил Вадим Петрович:
- Друзья мои! Вы-то нас критикуете, а сами всё ли сделали на местах для укрепления нашей отрасли? Конечно, нет! Молодые советники министра, не владеющие ситуацией в стране переусердствовали и подсунули сырые, не практические, а гипотетические рекомендации. Не считайте их позицией министра культуры. А ваши предложения, думаю, частично войдут в итоговый документ нашего совещания.
В ответ шли вопросы: «А как с Малым? Как с карьерой актёра? Неужели у министра есть свободное время?». Юрий Мефодиевич лишь успевал отвечать слушателям.
- Как ни тяжко в минкультуры, но театр я не брошу. Буду вечерами играть в спектаклях, хотя свободного времени нет совсем. То Совмин, то командировки, то встречи с иностранными делегациями. Зал недовольно принимал доводы министра. «Но к нам не надо выходить с абсурдными заявлениями! Мы не мальчики! - продолжались обвинения из зала, - Министру надо работать, а не роль играть. И почему Вы, Вадим Петрович, как опытный чиновник, не поправили Соломина?».
- Это не моя компетенция, друзья! Рекомендации разработал Совмин, а против него я бессилен, - он выжидательно смотрел в затихающий зал. – А сейчас я предоставляю слово художественному руководителю Государственного академического ансамбля «Берзка» Мире Михайловне Кольцовой.
Красивая женщина в стилизованном русском костюме слёзно стала просить профинансировать ансамбль для заказа и приобретения новых сценических костюмов, поскольку за последние десять лет не пошито ни одной юбки.
- А ведь мы объездили полмира, представляя культуру нашей страны. Сейчас же ощущаем себя нищими. Бывшая действенная система гастролей рухнула, почти прекратив жизнь коллектива.
Соломин понимающе смотрел на Кольцову:
- Я бы рад помочь, но денег в стране нет, и даже адъютантская кинодолжность мне не помогает, где главный режиссёр – Минфин. Но вопрос о вашем финансировании буду ставить.
За ней на трибуне появился Владимир Этуш – актёр, выше всяких похвал сыгравший роль начальника райкомхоза Саахова в кинокомедии «Кавказская пленница». Вышел и, обращаясь к президиуму, обиженно сказал:
- Я в течение пяти лет не могу завершить ремонт здания Щукинского театрального училища из-за недофинансирования. Мне стыдно ходить с протянутой рукой в Минфин, Минкультуры, в мэрию Москвы. Все обещают, но никто не даёт.
- Это вам не райкомхозом командовать! – донеслась реплика из зала.
Этуш усмехнулся улыбкой Саахова и ответил с акцентом:
- Еслы бы я, панымаш, был тем началныком, «Щука» давно канчала рэмонт. А я всэво-навсэворэктортэатралногоучилыща.
Зал аплодировал высокому профессионализму народного артиста СССР, но деньгами ему никто так и не помог.
на фото Владимир Этуш
Затем в дискуссию ввязался до тех пор никому не известный Евгений Гришковец, открывший, в виде эксперимента, в Калининграде частный театр. В чёрном кителе, напоминавшем офицерскую робу советских моряков времён Великой Отечественной, он расхаживал перед первым рядом и говорил о своем видении развития театрального дела в России. Смело, напористо, артистично, с утопией на устах. Он не ощущал множества «подводных камней», существующих в театральной жизни. Никто всерьёз не принял его выступления. Никто не ощутил в нём личности. Прошло не более десяти лет, и имя Гришковца стало известно театральной стране как актёра, драматурга и прозаика.
на фото Евгений Гришковец
А Юрий Соломин прослужил на должности министра культуры до 1993-го года. Затем его «отставили» при очередной смене правительства: порядочных министров нам не надо.
И лишь народная культура по-прежнему не уходит в отставку, несмотря на равнодушие к ней нынешних властей.
Видеогалерея
Фотогалерея
Аудиогалерея
Магазин
