Часть вторая:
Физическая и духовная изоляция, испытания как стресс и состояние сознания
2. Физическая и духовная изоляция, испытания как стресс и состояние сознания
2.1. Факторы, создающие стресс и изменённые состояния сознания. Проявления стресса
2.2. Изменённые состояния сознания
3. Широкий спектр средств выживания в непростых жизненных условиях
3.1. Путь веры и самосовершенствования в традиционных религиях и системах
3.2. Средства выживания, выработанные самой жизнью при повседневных стрессах и в экстремальных условиях
3.3. Научные и медицинские оценки состояний сознания, психики и средств выживания в экстремальных условиях
3.4. Некоторые современные рекомендации и методики выживания в сложных условиях
3.5. Выводы и предложения автора
4. Ничто не забывается и ничто не приобретается даром. Утраты и расплата «экстремалов»
5. Представление о мироздании («картина мира») и о человеке, как основа выбора пути в жизни и способа выживания в любых условиях
5.1. Отношение к реальности и развитие «моделирования» мира сознанием
5.3. «Модель мира» как основа выбора пути в жизни и способа выживания в различных условиях жизни
5.4. «Спектрально-целостная» модель мира
6. «Так жить нельзя!» - «А как можно и нужно?»
6.1. Современные проблемы России и человечества и пути их решения
6.2. Хаос и порядок. «Логика ума» и «логика жизни»
6.3. Неоднородность Единого Пространства Жизни (ЕПЖ) и способы его структуризации
6.4. Спектральная модель сознания и бытия человека
6.5. «Спектральный подход» и «Спектральная логика» как инструменты организации ЕПЖ
6.6. Выживание и полнота жизни. Концепция «Регуляция полноты жизни»
Заключение
«Осмысление реальности во всей её полноте можно рассматривать как стресс с переменным напряжением»
Автор
«Экстремал – человек, у которого много жизненной энергии или много глупости»
Автор
«Как поворот ключа заводит двигатель машины, так любое изменение окружающей среды вызывает в нашем организме стресс»
Р. Моуди и Д. Аркэнджел
Общество на различных этапах своего развития бывает больше всего подвержено тем или иным страхам. Так, например, этнографы отмечают у «первобытных» людей повышенный страх к потусторонним силам и колдовству. Даже причину большинства привычных для современного человека опасностей (голода, болезней, нападения врагов) они склонны приписывать неблагосклонности высших сил или влиянию магии.
Различные слои общества по-разному реагируют на угрозы и опасности. Крестьяне боятся больше всего неурожая, голода, болезней, поборов со стороны чиновников и вражеских воинов. Страшит их также несправедливый суд и продажа в рабство. Раб страшится больше всего гнева хозяина, надсмотрщиков, соседей по бараку, а также – перемены своей участи. Аристократ, особенно придворный, страшится немилости правителя, нападения на свои владения и бунта крестьян, рабов, нападения тайных врагов и переворотов. В России перед «перестройкой» боялись, в основном, немилости со стороны государства, «вождей». Но преобладали «страхи вечные»: перед смертью, болезнью, несчастьем, страх «не состояться» в жизни. В настоящее время в России к этим страхам добавился страх нищеты, страх против преступников, перед будущим («футуршок» по Тоффлеру). Средний класс боится чиновников, а богатые трепещут за свои богатства. Рассадниками разнообразных страхов являются и СМИ. Запуганный человек часто превращается в послушное орудие любой власти, но человек, преодолевший свой страх, во много раз сильнее запуганного.
В качестве средства борьбы со страхом перед власть предержащими я невольно вспоминаю выражение бельгийского дизайнера Яна Бокуа, которое когда-то записала: «Если ты кого-нибудь боишься – представь его в трусах. Иерархические отношения сразу же рухнут». Но это вряд ли поможет в случае, если угроза или зависимость слишком велика.
Мне хотелось бы особо выделить страх перед изменениями, развитием. Он присущ каждому, хотя способность к изменению, как и инновационная активность, то есть склонность к внедрению нового, - индивидуальное свойство, которое связано: с запасом свободной энергии индивида («адаптационным резервом»), с мотивацией к конкретному изменению, со структурой потребностей человека, с соотношением потребностей и возможностей. Он также зависит от степени соответствия потребностей и возможностей человека требованиям внешней среды.
В пожилом возрасте, как правило, жизненной энергии у человека значительно меньше, чем в молодости; у ослабленного болезнью или несчастьями человека адаптационный резерв, как правило, минимальный, поэтому подобные люди не способны на дополнительный риск, перемещение в пространстве, с трудом воспринимают новую информацию и идеи, если изменения сулят даже лучшую жизнь. Изменение само по себе может превращаться в угрозу. Поэтому политика государства должна дозировать изменения и соотносить их с традициями; развитие человека не должно нарушать режим функционирования основных систем организма (для любой системы необходим баланс развития, изменений и функционирования, стабильности).
Те люди, которые призывают к интенсивным изменениям, как правило, являются, по терминологии Л.Н. Гумилёва, «пассионариями», то есть обладают большим запасом свободной энергии, либо кровно заинтересованы в тех или иных конкретных изменениях. Но при этом они хоть зачастую и выступают как разрушители всего и вся (революционеры и террористы часто из их числа), сами способны меняться лишь в «узком диапазоне частот», то есть далеко не по всем своим проявлениям. Никакое изменение объекта (субъекта) не может быть тотальным! Некоторая часть объекта должна оставаться стабильной. Напомним также, что далеко не каждое изменение – это развитие, а развитие одних качеств может осуществляться в ущерб или за счёт других. Развиваясь в одном направлении, человек или любой другой объект обязательно деградирует в другом аспекте, так как всегда должен быть ресурс для развития (если есть цель, то есть и средства).
Напомним некоторые положения теории Л.Н.Гумилёва об этносе и пассионарности. Гумилёв рассматривал этнос не только как социальную общность людей, сходных по национальности и культуре, но и как природную, относительно закрытую систему, часть биосферы Земли, которая подвластна основным природным законам, включая закон сохранения энергии. (Согласно работам американского биолога Лео фон Берталанфи, на которые Гумилёв неоднократно ссылается, «система есть комплекс элементов, находящихся во взаимодействии», поэтому при рассмотрении системы важны не только сами элементы, но и их отношения). Получив заряд энергии однажды, этнос её расходует, поэтому он смертен. Между этносами и её представителями (отдельными людьми), как и между другими элементами биосферы, энергия распределяется неравномерно. Существуют люди и целые этносы, которые обладают большей, чем другие, энергией; их Л.Н. Гумилёв и называл пассионариями. «Пассионарность – это характерологическая доминанта, непреоборимое внутреннее стремление (осознанное, или чаще неосознанное) к деятельности, направленной на осуществление какой-либо цели (чаще иллюзорной)». Эта цель может представляться для пассионарного человека даже ценнее самой жизни. К пассионарности по Л.Н. Гумилёву, как количественному определению наличного запаса свободной энергии, моральные оценки не применимы. Эту энергию в любом случае надо на что-то растратить; чаще всего, - на изменение внешней среды. И хотя пассионарность Гумилёв понимал не только как биологическое, но и как психическое свойство личности, свойственное скорее подсознанию, чем сознанию, рассуждал он также и о странном влечении к истине, красоте и справедливости, называя его аттрактивностью. («Иллюзорность» той или иной цели, действия или мотива, смысла - это тема отдельная и сложная. В рамках нашей, «спектрально-целостной» парадигмы мышления, возможен вероятностный и относительный подход к оценке «иллюзорности» и «истинности»).
На мой взгляд, имеет значение не только количество свободной энергии индивида, но и её качество. Кстати, сам Л.Н. Гумилёв, по сути, затронул проблему качества энергии в своих размышлениях о системах и антисистемах. По его теории антисистема – это объединение людей с негативным мировоззрением, по которому всё в мире принадлежит уничтожению. Признаками антисистемы (как пишет редактор отдела социальных проблем газеты «Невское время» П. Виноградов в статье «России и человечеству угрожают антисистемы» от 11 сентября 2013 г.) являются следующие: ложь, слепое подчинение авторитету, желание разрушить старый мир, неспособность к созиданию (поэтому антисистемы и гибнут); принцип жизни «Кто не с нами, тот против нас»; узкий круг посвящённых, «знающих истину». Тем не менее, мне представляется, что дихотомический принцип деления явлений на «системы – антисистемы», невольно сам попадает в разряд «антисистем». Прежде всего, потому, что не всякая ложь исключительно деструктивна, а безоговорочное подчинение авторитету в ряде случае благотворно (например, подчинение родительскому авторитету в детстве), а также потому, что созданный руками современных людей мир далёк от совершенства, он низбежно подвержен разрушению. Да и круг посвящённых, как и подлинных героев, подвижников, действительно бывает узким. Таким образом, наверное, ни одно явление или сообщество нельзя отнести к «системе» или «антисистеме» в чистом виде.
Как качество, так и количество энергии, может быть описано на основе спектрального подхода, а производимая энергией внутренняя и внешняя работа разнообразна. (Автор в своих книгах показала, каким образом можно описать неоднородность объекта. В частности, на примере нравственности, которая может коррелироваться с количественными и качественными характеристиками конкретного человека). Типология личностей, основанная на спектральном подходе, как на элементе «Спектральной логики» В.П. Грибашёва, в отличие от многих известных типологий личности (например, Э. Кречмера, Г.Г.Юма, П.Б. Ганнушкина, А.Ф. Лазурского), позволяет описывать личность человека с любой полнотой и разрешающей способностью, а также совмещать разные типологии личности между собой, основываясь на представлении о человеке, как многомерной личности, модель которой может быть представлена, своего рода, вихрем, то есть объёмной концентрической структурой, расположенной на многомерной системе координат, олицетворяющей разнообразные свойства, качества личности .
«Футуршок», как болезненное проявление ускорения перемен, уже не раз упоминался. Он подробно описан Алвином Тоффлером. Повторять его доводы не буду. Приведу лишь одну цитату из его книги: «Постоянной перегрузкой механизмов изменения мы можем подорвать не только здоровье наименее приспособленных к адаптации индивидуумов, но и их способность рационально действовать от собственного лица». Ослабление рассудка начинается обычно с усталости, затем может следовать замешательство, нервная раздражительность. «Человек становится сверхчувствительным к малейшим стимулам вокруг него. Он «поднимает муть» при малейшей провокации». Финальная стадия эмоционального истощения – потеря воли к жизни, последняя стадия отстранённости от неё. Отмечая исторически и технологически обусловленное ускорение внедрения новшеств на всех уровнях современной жизни, футуролог Алвин Тоффлер в исследовании социальных и психических последствий «быстротечности» признаёт неизбежность негативных последствий этого процесса, пишет о необходимости «нового уровня приспособляемости», адаптации, без которого может наступить «разрушительная болезнь – футуршок», шок от будущего.
В связи с неизбежными изменениями выдающийся мыслитель ХХ века Грегори Бейтсон предупреждал: «новаторские правила могут привноситься только ценой активизации и, возможно, перенапряжения большого числа гомеостатических контуров в обществе» (Г. Бейтсон. Шаги в направлении экологии разума, М.: КомКнига, 2005).
Если мы вспомним «индустриализацию» и «коллективизацию» в СССР, достижения стахановцев, то вынуждены будем признать, что эти, как и любые победы, осуществлялись с перенапряжением сил, как самих новаторов и героев, так и их окружения, всего общества. А разве достижения США или капиталы олигархов в современной России не куплены ценой унижения и обнищания многих людей, разрушения природной среды обитания?
В любом случае способность меняться у конкретного человека или той или иной социальной системы не безгранична! И тот, кто может измениться в физическом плане (например, добиться спортивного рекорда, перенести ряд пластических операций), часто не обладает способностью осваивать новые знания, космическое пространство или глубины океана. А политик, внедряющий новую систему отношений в обществе, сам по себе остаётся обычным человеком, обладающим ограниченными способностями к личностным изменениям (поэтому у него часто не хватает времени на получение нового знания и опыта практической жизни). К тому же способность к изменению подвержена возрастным, сезонным и даже суточным колебаниям.
Мы уже выделили особо страх смерти. Хотя может быть и страх перед жизнью, показателем которого является, наверное, стресс во всех его проявлениях. Поэтому, прежде всего, необходимо рассмотреть, что вкладывается в понятие «жизнь» обществом и отдельным человеком. В понятие «жизнь» человек вкладывает определённый набор параметров жизнедеятельности, опеспечивающих его представление о благополучии. Запредельные значения параметров ведут к смерти сами по себе (резкие изменения внешней среды, например, или соматические нарушения), либо создают психические состояния, которые страшнее смерти. Наверное, существует реальный и воображаемый оптимум, оптимальные условия благополучия для различных уровней жизни (человека, общества в целом и т.п.), при рассогласовании с которым возникает сильный стресс и даже стремление к суициду. Оптимум жизни, факторы благополучия, на которые ориентируется человек, обусловлен комплексом причин. Среди них: генетика; физиология и состояние организма; опыт прошлого; образование (включая религиозный опыт, модель мира и будущего).
Здесь мне хотелось бы остановиться на теме побуждения к суициду, как конфликту человека с жизнью. В вопросе формирования конфликта с жизнью имеет значение не только ближайший социум, но и воображаемый мир человека, его установки (например, православный подвижник вряд ли наложит на себя руки, так как страдание он рассматривает как повод для духовного развития и даже награду). Тем не менее, смерть и угрозы жизни выступают в качестве самых мощных стрессоров. Стрессором может стать даже прогноз, ожидание неблагоприятного состояния организма или внешней среды, а также - бессознательная «память» о прошлых неприятных событиях. Предполагаю даже, что катастрофы в истории Земли и генетическая память поколений могут стать источниками депрессий и суицидов для наиболее чувствительных к этим факторам людей. Можно создать своего рода «мониторинг угроз, кризисов и катастроф» (скачков, потрясений в различных природных и социальных структурах) путём изучения психических болезней и их распространения, в том числе на той или иной территории, у того или иного народа и поколения.
Л.А. Китаевым-Смыком было отмечено, что накопление информации о неуспешности того или иного способа реагирования на стрессор, становится вторичным экстремальным, стрессогенным фактором, что усиливает мобилизацию глубоких адаптационных резервов и вегетативную активность, которая становится более разнообразной. При длительном изнуряющем стрессе включаются механизмы «выбраковки» (популяционной селекции), то есть самоубийственное поведение особей, склонных к активности и малоспособных терпеть, пережидать опасности и невзгоды. Было отмечено, что есть два механизма, способствующих «выбраковке» менее полезных особей. Это – высокая степень истощения адаптационных резервов и малый их запас. Люди первого типа почему-то умирают при стрессе чаще, чем люди второго типа. Возможно, это связано с тем, что люди с малым запасом жизненной энергии привыкают жить более экономно и сдержанно, не стремятся к большим победам и успехам.
В живой природе (не только в человеческом обществе) Л.А.Китаев-Смык выделяет три типа селекции («оптимизирующих отбраковок»):
- популяционная селекция первого типа. Это естественный отбор животных особей при взаимодействии с физическими факторами внешней среды обитания;
- популяционная селекция второго типа, то есть отбор животных особей при межвидовом взаимодействии. К этому типу селекции можно отнести и старость;
- популяционная селекция третьего типа – освобождение популяции от систематически неуспешных особей путём стресса.
Смертность отдельной особи призвана ускорять и оптимизировать процесс адаптации популяции к изменениям окружающей среды. «Выбраковка» осуществляется включением губительных локальных вегетативных реакций. Например, может происходить усиление сердечно-сосудистой функции организма через ишемическую болезнь сердца, гипертоническую болезнь и т.п. К этому фактору может добавляться сужение кровеносных сосудов и увеличение холестерина в крови. Значимую роль играет характер человека (например, злобность). Стресс может привести к инфаркту даже молодое, здоровое сердце (например, в Беслане в 2004 г. погиб от инфаркта миокарда трёхлетний мальчик). Возможна патологическая трансформация регенеративной функции, восстанавливающей ткани тела. То есть может происходить рост как доброкачественных, так и злокачественных новообразований. Л.А. Китаев-Смык пишет: «Раковые заболевания часто возникают у людей, неспособных прощать и месяцами, годами сдерживающих свой гнев, то есть постоянно «не побеждающих врага». Рак нередок у постоянно слёзно жалующихся на судьбу из-за заниженной самооценки людей, у страдающих от одиночества и отчуждения. У них накапливается «внутриорганизменная информация» о якобы их ненужности для семьи, рода, общества. И потому (согласно нашей концепции) включаются «механизмы выбраковки» их, т.е. губительный стрессовый кризис третьего ранга». Особенно опасен стресс неустранимого горя.
«Суицид: осечка общества, брак природы или механизм естественного отбора», - этот вопрос задаётся форумом газеты «Известия» (26 июля 2011). Описываются конкретные случаи суицида (как правило, это – сочетание факторов; например, смерть любимой собаки, потеря работы и отсутствие дружеской поддержки). Питерский писатель Александр Мелихов, который организовал добровольное общество по предотвращению суицидов, убеждён, что «основная причина самоубийств – свобода: чем больше свободы, тем больше самоубийств. Если где-то по какому-то вопросу дозволена два мнения, значит, завтра их будет четыре, послезавтра восемь, они начнут делиться, как раковая клетка. Человек может быть абсолютно счастлив только тогда, когда он не знает сомнений…В свободном обществе от самоубийств защищены только люди несвободные. Это не значит, что они сидят в тюрьме, это значит, что они преданы какому-то делу…Нас спасает на самом деле то, что стесняет».
С данным утверждением можно отчасти согласиться, если посмотреть на проблему свободы-зависимости без предвзятости. Те, кто зачастую ратуют за свободу, сами не свободны от собственных желаний и убеждений. Человек – вообще очень зависимое существо. Он может существовать лишь в узком диапазоне температур, атмосферного давления, космических и земных биофизических полей и условий; человек не может жить без воздуха, воды и пищи, ему необходим кров над головой; а современный человек чрезвычайно привязан к достижениям научно-технического прогресса, хочет свободы передвижения и нестеснённых жизненных условий. Человек – это, несомненно, «продукт» общества (определённого его слоя) на определённом его этапе. Абсолютно свободный человек – это миф, так как в этом случае он должен быть свободным от любых своих потребностей, от необходимости их удовлетворять. Но в этом случае он свободен и от самой жизни, которая заключается в удовлетворении потребностей; пусть даже – в основном, только «высших» и духовных! Даже Будда не был свободен, так как зависел от желания освободиться от колеса рождения и смертей, а Христос зависел от Бога! Поэтому, чтобы жить полноценной жизнью, человек должен быть предан какому-либо делу, либо какому-либо человеку, либо верить в Бога или хотя бы в законы природы. Вера – это тоже форма зависимости, но человеку она необходима, поэтому «раб Божий» - это, наверное, одна из жизнеспособных форм зависимости.
Разные концепции отношения к причине смерти можно примирить, если рассматривать личность человека в контексте полноты жизни. То есть: то или иное отношение к смерти проявляется под воздействием тех или иных факторов внешней и внутренней среды организма. Ведь может активно работать та или иная часть психики, усиливающая значимость, ценность определённых факторов среды, либо, наоборот, факторы среды могут подавлять какие-то центры, проявления личности, блокировать их (например, страх перед высотой, дикими животными, хулиганами, болезнями и т.п. проявляется у разных людей в различной степени). Связь может быть очень сложной и опосредованной.
Отношение к смерти связано у человека с оценкой ценности жизни не только сознанием, но и инстинктом, бессознательным планом личности (через соматику, например); сознательные и бессознательные устремления могут не совпадать. Оценка значимости жизни зависит от модели мира, от состояния организма (психики, развития органов восприятия и состояния здоровья), от возраста, от включённости в процессы жизнедеятельности. Трансформировать чувство страха смерти в ощущение, например «жизни вечной», можно с помощью изменения модели мира, представления о реальности. Самые оптимистические модели реальности даёт нам религия путём ориентации на перспективу вечной жизни (хотя она предстаёт для человека зачастую как «инобытие» или «пустота», «ничто»). С оптимизмом смотрят в будущее и многие люди творческие, которые всегда в поиске ещё лучшей модели мира, которую они создают отчасти сами. У других, правда, возникает вопрос о степени реальности-иллюзорности, как этих моделей, форм отображения мира, так и их носителей.
Мне представляется, что в основе отторжения жизни и самоубийств лежит не избыток свободы (по версии А. Мелихова), которая, действительно, зачастую создаёт хаос в голове отдельного человека и общества в целом, затрудняет разумный выбор, сколько необходимость выбирать постоянно, а также - несоответствие выбора сути или этапу развития конкретной личности. Стабильность и осмысленность выбора, наверное, задаётся смыслом жизни, надёжной привязкой к нему, символом веры. Смысл жизни может лежать как в сфере общественных и личных интересов, так и в исключительно абстрактной, воображаемой сфере (это, например, Бог), но он должен быть устойчивым, так как создаёт полюс стабильности в нестабильном мире, особенно в условиях сильного стресса. Конечно, и он может меняться, что переживается как тяжёлый духовный кризис, период перемен и нестабильности, который дано пережить не всякому. Хаос или неорганизованность внутреннего жизненного пространства личности (в «голове» отдельного человека) сам по себе, возможно, не создаёт угрожающего отторжения жизни, если человек не оценивает его отрицательно, как «непреодолимый хаос», который катастрофически затрудняет выбор и мешает жить «нормально». Искусство принять такое состояние как переходное к новому «космосу», «порядку» встречается не часто; в этих условиях люди, чаще всего, прячутся в регресс, самообман, либо переключаются на достижение мелких целей.
Л.А. Китаев-Смык отмечает в монографии о стрессе, что встречаются люди, у которых при стрессе нет особых эмоциональных переживаний, а фиксируется лишь увеличение мышечной силы, напряжённая сосредоточенность и т.п. Возможно, это наиболее конструктивное эмоционально-поведенческое реагирование при стрессе. Бывает и нейтральная, реакция, когда человек не вовлечён в стресс. Выбору реакции организма на стрессор предшествует краткий период ориентировочного замирания (на доли секунды – несколько минут) для выбора «пути» реагирования на стресс. Начало действий стрессора некоторыми людьми переживается как радость «взятая взаймы от будущей победы», отмечает Л.А. Китаев-Смык. Но при многократном повторении действий стрессора могут исчезать как стрессовая активность, так и пассивность, возникает привыкание, становятся ненужными эмоциональные переживания.
Эмоции при стрессе могут отсутствовать, если силы организма отмобилизованы точно в соответствии с факторами воздействия. Л.А. Китаев-Смык выделяет ряд факторов, способствующих точному эмоционально-поведенческому реагированию:
1) особенности характера (возраст, отвага, лихость, поиск приключений);
2) вера в свой опыт преодоления препятствий;
3) вера в свою успешность; 4) наивность, глупость, неосведомлённость;
5) вера в судьбу и Бога; 6) представление опасной ситуации как игровой.
Отсутствие эмоциональных реакций на стресс может объясняться конструктивной точностью мышления, сосредоточенностью его на факторах, которые необходимо преодолеть во имя спасения. В некоторых условиях способность рассудочно, бесчувственно относиться к чужому горю и страхам других людей может быть связана с «выгоранием эмоций». Для ряда профессий особенно характерно «выгорание эмоций», в которое, возможно, заложен энергетический смысл, поскольку объём физической, эмоциональной и интеллектуальной энергии меняется от индивида к индивиду. Есть люди, обладающие щедрой, открытой душой почти ко всему миру, есть созвучные лишь определённым факторам жизни; есть скупые не только на душевное тепло и сочувствие, но и на простое слово, мысль. Мне представляется, что все эти характеристики личности можно измерять («спектрографировать») не только от человека к человеку, но и в динамике, в зависимости от воздействия тех или иных факторов среды.
Л.А. Китаев-Смык при исследовании гравитационного стресса в невесомости наблюдал также явление алексетимии, то есть бессловесности чувств, невозможность выразить их словами. Как крайнее проявление этого, наблюдается «яростное отречение сознания от телесных бед». Мне представляется, что бессловесность чувств может быть связана не только с отсутствием должного словарного запаса, но и с недостаточной развитостью рефлексии при оценке своих ощущений, с «низкой разрешающей способностью ума».
Алексетимию можно трактовать также с позиций спектрального подхода, как относительную автономию психики и соматики; сознательного и бессознательного. Прежде всего, бессознательное всегда «больше» сознания и здесь дело не только в активном сопротивлении личности, «уклонении» сознания от осмысления невероятного и сложного явления. Бессознательное, как и переживания, возможно, занимает больший объём внутреннего пространства личности (это условное представление), чем мысли и даже образы (при этом, речь, слова – это наиболее оформленные мысли). Переживания, например, в невесомости отличаются непривычностью и с трудом могут быть выражены привычными словами. При стрессе в невесомости расширяется семантическое пространство личности, но оно оформляется в знаковой (словесной, вербальной) форме не сразу. На это необходимо время.
При стрессах бывают также «панические атаки», приступы паники. Автор книги о стрессе Л.А. Китаев-Смык высказывает гипотезу о «критической массе психической травмы» (КМПТ) – это накопление некоего предельного уровня психического травмирования, проявляющее себя через вспышку-приступ защитной реакции. Но может быть и положительное проявление КМПТ в форме творческого озарения.
Эмоциональная реакция на стресс зависит и от принятых культурных норм. Они могут запрещать те или иные проявления эмоций (например, скорбь, жалобы на свою жизнь при потере близких людей) и предписывать другие. Наигранные эмоции при стрессе часто возникают у истероидных личностей. Парадоксальной формой защиты от стресса является смех. «Улыбающаяся депрессия» - симптом, опасный суицидом. Такая усмешка – попытка из последних сил пробиться за помощью к окружающим людям. И если её нет, то «последние силы» организуют самоагрессию, чтобы, уничтожив самого себя, избавиться от мучений», - пишет Л.А. Китаев-Смык.
При стрессе можно различать программное реагирование, при котором защитные реакции осуществляются по готовым программам поведения: врождённым или приобретённым навыкам, ставшими рефлекторными действиями. Например, это эмоции первой фазы – испуг, гнев, решимость и т.п. Затем идёт ситуационное реагирование, которое зависит от субъективной модели восприятия индивидом действительности. На этом этапе человек может испытывать как позитивные эмоции (удовлетворение и радость, торжество, ликование, эйфорию), так и негативные (смущение, досаду, гнев и т.п.).
При стрессе у человека всегда меняется работоспособность. Меняется сила, скорость и координация движений. Может проявляться феномен мнимой слабости. При отсутствии мотивации к деятельности ощущение слабости побуждает к пассивности, но при эффективной мотивации, наоборот, чувство слабости может создавать дополнительные волевые усилия.
При стрессе иногда возникают зрительные иллюзии: происходит распад сложившегося образа и формирование нового. Немаловажную роль, как считает Л.А.Китаев-Смык, играет знание о предмете, ранее имевшееся у субъекта, а также - затем формирующееся. Сознание при стрессе как бы расширяет область своей компетенции. Учёным исследовались также различные функции зрения при стрессе.
При исследовании стресса в условиях невесомости Л.А. Китаев-Смык отметил изменение концептуальной модели пространства у человека: у некоторых возникает «тяга вниз», появляется ощущение исчезновения опоры, что сопровождается чувством страха и поиском опоры вверху; у других возникает «тяга вверх», при стремлении обрести опору внизу. Иногда возникают и более сложные комбинации реакций. В невесомости была обнаружена, своего рода, стрессовая «мания величия», как чувство сопричастности к большому, правильному делу («ощущение «я – не я!»).
При стрессе в невесомости отмечались различные модели взаимодействия с другими – от потребности «разделить радость с другими» до «закрытости души», а также - феномена «расщепления» («удвоения») эмоций (например, в форме сочетания страха с весельем, гневом или полным спокойствием). Расщепление эмоций наблюдалось и при проявлении эмоций и движений, направленных «к себе» или «к окружающим людям».
Стресс и окружающее пространство также были объектом пристального и всестороннего исследования Л.А. Китаева-Смыка, так как на характер взаимоотношений людей влияет расстояние между ними. У многих народов территория дома делится на мужское и женское пространство. В детстве формируется пространство «нашего двора», представление о «малой родине» и «большой Родине». Интернет, сетевая связь меняют представление о пространстве. Существует норма расстояния между людьми, характерная для той или иной социокультурной среды; её определение связано со степенью эмоционального напряжения при «вторжении» в пространство другого человека.
Психологи выделяют: персональное пространство; персонифицированную территорию (это часть пространственной среды, которую человек может считать своей собственностью и которой он может распоряжаться); межличностную территорию (она определяется представлением о границах занимаемого персонального и персонифицированного пространства).
Е.Ф. Холл выделил четыре концентрических пространства, определяющих расстояния между людьми в процессе общения:
1) интимное (от 0 до 45 см) – для общения самых близких людей;
2) персональное (от 45 до 120 см) - для общения со знакомыми людьми;
3) социальное (от 120 до 400 см) – для общения с чужими людьми;
4) публичное пространство (от 400 до 750 см) – для выступления перед аудиторией.
Психологами было установлено, что молодые организмы в условиях скученности задерживаются в своём развитии. Стресс скученности определяется минимальной плотностью индивидов, являющейся ограничительным порогом для нормального существования. Отношение к скученности зависит от пола (у мужчин чувствительность к ней выше, чем у женщин), от индивидуальных особенностей (темперамента, установок, морально-этических и социокультурных норм, «интернальности» - «экстернальности», от баланса между потребностью в уединении и потребностью в агрегации с другими людьми). Феномен скученности объясняется иногда с позиции конфликта между «старым» мозгом (это основание мозга и лимбическая система) и «новым» мозгом (неокортексом).
Пространственный дискомфорт возникает при несоответствии нормального (естественного) соотношения количества людей и размера пространства их проживания. Он может проявляться как дистресс скученности (это чувство ущемлённости, тенденция к расширению своей персонифицированной территории, хотя, как указывает Л.А.Китаев-Смык, бывает и наоборот, что люди, вынужденные совместно противостоять неприятностям, опасностям, горю, испытывают эустресс сплочённости, то есть переживают положительные эмоции подъёма, эйфории; при этом снижается субъективная значимость персонифицированной территории, ПТ).
Приближение к другому человеку чаще всего рассматривается как информационная нагрузка, но подход с позиций только количественных показателей (расстояние) не достаточен. Было отмечено, что в хорошо структурированных лабораторных ситуациях люди реагируют на пространственные и социальные ограничения иначе, чем в менее структурированных полевых условиях. При неожиданном вторжении в личное пространство человек испытывает стресс. Прежде всего, он проявляется через чувство страха, замирание (чем умнее «враг», тем больше испуг). Эустресс сексуальной любви сопровождается проникновением партнёров в личное пространство друг друга.
При любом стрессе возрастает роль значимости своей и чужой территории. Л.А. Китаевым-Смыком исследована субъективная значимость разных зон личного и межличностного пространства в условиях многосуточной изоляции. Он исследовал «вторжение» на межличностную территорию при хроническом дистрессе, в условиях длительной изоляции. В условиях скученности и при наличии дополнительных стрессоров (например, вращения в космическом корабле) вся территория обитания оказывается как бы личным пространством каждого, то есть личные пространства наслаиваются друг на друга, взаимопроникают. Стресс, возникающий в ограниченном малом пространстве кабины, меняет отношение субъекта к этому пространству. При этом может возрастать отрицательная ценность этого пространства и снижаться положительная, вплоть до стремления разрушить пространство или себя. При этом может снижаться и субъективная ценность внешней среды.
Изучение совместимости членов изолированной группы показало значимость информации, поступающей к каждому члену группы от других и извне. Эта информация должна компенсировать информацию, ранее получаемую участниками до изоляции. Проблемы совместимости при этом практически не возникает. Личностные изменения в условиях изоляции – это как бы «плата» за дефицит информации. Присутствие других людей является ценностным фактором среды, который обусловлен психологической установкой субъекта на дружественность или враждебность. Возможно, что ценность информации в условиях изоляции имеет не только количественный показатель, но и качественный. То есть надо оценивать характер самой информации.
Тяжёлый стресс возникает при ограничении, как физического пространства, так и при ограничении духовного пространства цензурой, репрессиями. Изучение Л.А. Китаевым-Смыком психических состояний людей после участия в телемостах между СССР и США в начале «перестройки» показало, что его участники приобрели «всепланетное» ощущение, то есть их пространство как бы расширилось. Но во многом это вылилось в своеобразное «карнавальное» состояние с гротескностью и избыточной эйфорией.
Мне представляется целесообразным исследовать реакции людей при «вторжении» или «включении другого» в различные формы личного (или межличностного) пространства:
1) территориального, физического пространства,
2) биологического, физиологического (телесного);
3) эмоционального;
4) социального,
5) интеллектуального (логического, ментального);
6) духовного (воображаемого, трансцендентного).
Ведь люди, близкие между собой в биологическом или в физиологическом, сексуальном плане, могут испытывать отчуждение, чувствовать себя не уютно друг с другом в эмоциональном, социальном аспекте, например, из-за различий по должности, статусу или профессии. Неудобство, скованность в интеллектуальном или духовном аспекте между партнёрами может возникать из-за невозможности проникновения в духовный мир другого человека, вследствие, например, отсутствия должного уровня понимания, развития и организации соответствующей формы собственного пространства. Вот почему так трудно людям общаться иногда даже в семье, а Бог им нужен, наверное, для компенсации недостающего «интима» в мыслях и в чувствах, для согласования внутренних и внешних пространств жизни. Приближаясь к Богу, мы, наверное, на самом деле приближаемся к пониманию друг друга и самих себя.
В некоторых случаях при стрессе происходит усиление самоочистительной (экскреторно-эвакуаторной) функции. Возникает тошнота, рвота, понос, то есть организм самоочищается. Это опасно для систематически неуспешных людей, так как возникает избыточная секреция в желудочно-кишечном тракте. При стрессе наблюдалось также повышение аппетита, что, наверное, связано с большими энергетическими потерями организма. (Мне представляется, что повышение аппетита связано не только с этим; стресс часто «зедают», так как это позволяет переключить внимание на привычное, хотя отчасти и регрессивное занятие; к тому же это позволяет через удовольствие от еды компенсировать частично негатив от стресса). А вот снижение аппетита, отмечает Л.А. Китаев-Смык, характерно для особей с пассивным поведенческим реагированием на стрессор, у них возникает рефлекторная потребность организма избегать еды, питья. (Мне кажется, что у пассивно реагирующих на стресс, как правило, энергии меньше, чем у людей активных. Поэтому они не могут её тратить на переваривание дополнительной пищи, а голодание помогает мобилизовать резервы организма для решения главной проблемы).
При стрессе может происходить возрастание иммунной (антибиотической) активности, направленной на уничтожение инородных субстанций (например, занозы). Нарушения иммунитета могут способствовать возникновению герпеса, экземы, псориаза, некоторых видов рака. Плохо влияют на иммунитет такие черты характера, как застенчивость, скромность, сверхтерпимость, скрытность, неспособность «выплеснуть» всё наружу. Возможно также усиление кровоостанавливающей (антигеморрагической) функции, так как из-за неясности надвигающейся опасности, возможности ранения заранее повышается свертываемость крови, растёт число тромбоцитов и т.п. Стресс может нарушать координацию многих систем в организме (например, немало людей страдает болями в спине от «стресса жизни»; отмечены некоторые виды мигрени; цинга; системная красная волчанка).
При рассмотрении познавательных (когнитивных) процессов при стрессе Л.А. Китаев-Смык исследовал факторы: эмоциональную окраску процесса мышления, изменение степени его активности; изменение соотношения дискурсивно-логических, рассудочных и образных составляющих мышления; соотношение экстраверсии-интраверсии мышления (его направленности во внешний мир или на себя); социализацию (то есть действий «для себя» или «для других»); тип творческой активности, (на другие объекты, либо по типу «самокопания»). Могут меняться следующие когнитивные функции: восприятие (на звуковые, цветовые и т.п. сигналы), память, сообразительность, восприятие действительности и времени; уровень совместной мобилизации рационального и интуитивного мышления. Стресс творчества, стресс вдохновения, считает этот исследователь, - конструктивная стрессовая гиперактивность когнитивных функций. Мгновения творческого озарения возникают даже при смертельной опасности. Но в процессе непрерывного интеллектуального напряжения может возникать изнурение интеллекта (проявляется как снижение творческой продуктивности, «опустошённость души», неудовлетворённость собой и жизнью; неприязнь к своему делу или произведению творчества; «закупорка» творческого потенциала; «виктимизация» – ощущение себя как жертвы, неудачника).
Пассивное реагирование на стресс может активизироваться в ситуации непонятности. В этих условиях может возникать неконструктивная как сверхактивность (навязчивые мысли и образы), так и сверхпассивность мышления (рассеянность, ослабление, обесценивание явлений жизни, снижение контроля поиска и т.п.).
При возрастании экстремальности стрессора первоначально качество деятельности возрастает пропорционально её сложности. Далее качество деятельности средней сложности может стать выше качества простой деятельности. Но при значительном возрастании стресс-фактора ухудшается качество всех видов деятельности: сначала сложной, затем средней и, наконец, простой.
Изменения общения в чрезвычайных ситуациях можно отнести к проявлениям собственно стресса, т.е. выделить как социальный субсиндром стресса. Л.А. Китаев-Смык рассматривает следующие аспекты общения при умеренном стрессе:
А. «Ориентировочное замирание» людей, оказавшихся в экстремальной ситуации (длится от нескольких секунд до нескольких часов). Для него характерно снижение активности общения (прежде всего, словесной), но при этом происходит наблюдение за окружающими людьми. Основные эмоции: тревожность, насторожённость, любопытство, смущение, гнев и т.п., – могут сменять друг друга и возвращаться. Сознательно и неосознанно человек оценивает, насколько его окружение является для него опасным и не требует ли оно применения защитных действий, а также – стремится получить информацию о перспективах развития общения. При этом нередки неверные оценки и психологические установки, которые формируются под воздействием тех или иных внешних данных партнёров, их манеры поведения, замечаний и т.п.
Б. «Личностная экспансия» (первичная) – начало активного общения при стрессе. На этом этапе люди чаще всего демонстрируют свои лучшие качества, оптимизируют социальную позицию и готовятся к установлению своего нового ролевого статуса. Основная эмоция – радость, не омрачённая прошлыми обидами. При равенстве эмоционального, интеллектуального и речевого потенциала может быть бурный обмен информацией. «Говорящий» стремится овладеть вниманием, а «молчун» может демонстрировать «показную» успешную деятельность. На этой стадии возможно «навязываемое гостеприимство». Иногда возникает чрезмерно аффективное поведение, но со временем уменьшается установка на терпимость к партнёру, на солидарность с ним.
В. Первичная стрессовая пассивность общения. Проявляется в форме лёгкой апатичности, отмалчивания и кажущегося спокойствия, иногда – в форме спокойной деловитости. Она помогает сохранить адаптационные резервы, но мешает их мобилизации и расцвету личностных потенциалов. Первичная стрессовая адаптивно-защитная активность свойственна психологически слабым личностям, либо возникает из-за значительного ухудшения здоровья участников.
Г. Стрессово-вынужденная помощь членам группы. Например, пострадавшим в экстремальной ситуации. Возникает более тесное общение, связанное с заботой о партнёре. При этом в значительной мере разрушается зональное разделение межличностной территории. Мотивация на помощь другому человеку вскрывает дополнительные адаптационные резервы. Информация у каждой стороны об их обоюдной «социальной ценности» производит мощный антистрессовый эффект. Взаимопомощь приводит к тому, что личные пространства партнёров перекрываются. В сравнительно лучшем положении находится заботящийся партнёр.
Д. Стабилизация ролевых статусов у членов неформальных групп, возникших при стрессе, может происходить эмоционально-монотонно и сопровождаться аффективными актами общения, как с положительной, так и отрицательной эмоциональной окраской. Единению людей способствует установка на толерантность (терпимость) к недостаткам, особенностям окружающих людей.
Е. Неверное начало общения (на стадии первичной личностной экспансии). Основные ошибки общения: 1) общение, базирующееся на психологической установке на якобы отрицательные качества партнёров по общению; 2) демонстрирование своих положительных или отрицательных качеств; 3) безудержное «фантанирование» рассказов и словесных излияний; 4) склонность к интимным излияниям; 5) ошибочное наделение партнёра идеальными качествами; 6) демонстрируя свои достоинства, нельзя умалять достоинства партнёра.
Конструктивная, а затем чрезмерная активизация общения, его «первичная» пассивность – это проявления социального субсиндрома стресса.
Л.А. Китаев-Смык выделяет следующие аспекты общения при долготерпимом стрессе:
А.Стрессово-конструктивная активизация общения, объединяющая группу. Отмечается три компонента: усиление тенденции поддерживать лидирующий концепт (укрепление склонности выделять лидера); усиление у некоторых субъектов склонности принимать на себя роль лидера; чувство общности с коллективом (солидарность может базироваться и на отрицательных, непродуктивных эмоциях). Активизация позитивных форм общения лежит в основе коллективной деятельности людей.
Б. Стрессовая гиперактивность общения, дезорганизующая группу. Отличительные особенности: агрессивность, враждебность, обидчивость, склочность людей, что может привести к распаду коллектива. Отмечены три компонента: 1) возникновение у людей склонности к конфронтации с лидером, с лидирующим концептом, с его носителем; 2) возникновение неприязни к психологическим нагрузкам, связанным с ответственностью за благополучие других людей или перед другими людьми; 3) отчуждение от интересов группы, желание замкнуться в кругу личных интересов и дел. Командная установка на сотрудничество при производственном стрессе может приводить к соперничеству. «Чистые» формы кооперации или соперничества встречаются очень редко. Фактором, усиливающим сепаратизм и утрату альтруизма, является информационная напряжённость.
В. Социально-деструктивная «вторичная» стрессовая пассивность общения. В группе, продолжительно находящейся в экстремальных условиях, увеличивается число людей, уклоняющихся от общения, что можно рассматривать как «вторичную пассивность». При стрессовой отчуждённости субъект пренебрегает своим внешним видом, мнением о себе других людей, гигиеной тела, регулярным питанием и т.п.
Г. Феномен «когнитивного нигилирования» партнёра. Можно выделить шесть степеней нигилирования: 1) «Всё время помню, что нельзя заходить на территорию партнёра» - избегание пространственного контакта; 2) избегание визуальных контактов; 3) избегание вербальной общности (неприятно произносить слова, которые произносит партнёр); 4) избегание вербального контакта; 5) амнестические реакции на партнёра (забывание слов партнёра); 6) надолго партнёр как бы перестаёт существовать. Дальнейшее развитие отношений – вплоть до побуждения к реальному нигилированию партнёра, то есть уничтожению.
Д. Суицид как «уход» из стрессовой монотонии общения. То есть агрессия может быть направлена и на себя.
Анализируя стрессы, возникающие при общении, которые приводят к конфликтам, С.А. Смирнов из Института рефлексивной психологии творчества и гуманизации образования в г. Москве, утверждает, что конфликт чаще всего рассматривают, как порождение объективных причин, а это ставит личность в положение ожидающего. Ожидающий человек прекращает смыслообразование и целеобразование сам и требует этих действий от кого-то или чего-то. Затянувшееся ожидание лежит в основе неврозов и дистрессов, то есть происходит остановка адаптационного динамизма. На первый план психологического портрета выходит инфантилизм, резонерство, психопатия и социопатия, как итог длительного бездействия. Жизнь таких людей наполнена саморазрушительной тревогой, тоской, разочарованием. Содержание собственной жизни зависит от того, что делает (или не делает) другой человек. Создавать собственные цели и смыслы такая личность не в состоянии. Возникает ситуация «жить чужой жизнью» («Рефлексивная психотерапия кризисной личности. Рефлексивные процессы и управление», сборник материалов VШ Международного симпозиума «Рефлексивные процесс и управление» 18-19 октября 2011 г., Москва, под ред. В.Е. Лепского, М.: Когито-Центр, 2011).
Исследуя стресс в различных условиях, Л.А. Китаев-Смык выявил ряд обстоятельств, которые могут стать дополнительными стрессорами (как положительными, так и отрицательными). Среди них, например, чувство ответственности; световые или акустические факторы; дополнительные нагрузки; эротически окрашенные переживания (возникают при появлении женщин в мужском обществе и, наоборот); гормоны стресса блокировал также мат, который уменьшал даже боль (он способствует выделению обезболивающих эндорфинов и мужских половых гормонов, андрогенов). Влияли на самочувствие при стрессе также: музыка, цвет.
Л.А.Китаевым-Смыком ставится вопрос о моральности психиатрических методов борьбы со стрессом. Им рассматривается важность «психологического климата», субъективной значимости окружающей среды, интеллектуальной активности индивида, изменчивости и управляемости состояния, роль групповой социальной поддержки и психотерапии. Он отмечает, что при стрессе возникают разнообразные конфликты между отдельными системами организма и его функциями. Среди них - различные уровни сенсорных конфликтов: внутрианализаторный конфликт, межанализаторный и «надсенсорный» (в частности, конфликт между реальностью и прогнозом ситуации). Исследователь убеждён, что стресс – распространённая причина страданий в современном обществе, но каждый человек уникален, поэтому он сам должен решить свои проблемы путём их осмысления. При стрессе надо не только пересилить «худое», но и не потерять «доброе». Стресс может пробуждать в человеке «интеллектуально-творческий потенциал» и потенциал нравственности.
Антисоциальные личностные расстройства, как формы проявления стресса и асоциальных моделей поведения, считает этот специалист, могут выражаться в качествах личности ещё в детстве. Среди них: частые уходы из дома без возвращения ночью; склонность к физическому насилию; жестокость по отношению к другим; сознательное повреждение чужой собственности; поджоги; кражи и грабежи; насильственная сексуальная активность. В возрасте после 15 лет могут проявиться следующие антисоциальные признаки личности: затруднения в учёбе, в производственной деятельности; прогулы и уходы из школы, с работы; нарушения закона и социальных норм; раздражительность; невыполнение своих финансовых обязательств; отсутствие планирования своей жизни; импульсивность и склонность к переездам; лживость; стремление свалить вину на других и отсутствие угрызений совести по поводу ущерба, нанесённого другим.
Резкое изменение условий жизни человека – это всегда стресс. Как и пребывание в таких условиях, которые не соответствуют потребностям и возможностям, ожиданиям человека, нарушают нормальный энерго-информационный обмен с окружающей средой.
Поэтому все случаи вынужденной и добровольной изоляции, отверженности, рассмотренные нами в разделе 1, могут быть исследованы с позиций стресса. При стрессе человек вольно или невольно вынужден менять, перестраивать свои способы адаптации к окружающей среде.
Врач и психолог Владимир Иванович Лебедев (в книге «Личность в экстремальных условиях») исследовал экстремальные условия жизнедеятельности людей при работе в космосе, на полярных станциях, в море, на Крайнем Севере (эти условия являются примерами крайней степени изоляции), прежде всего, с точки зрения адекватного «психического отражения» и адаптации к необычным условиям. Необычные условия чреваты «психотравмирующими факторами».
К числу «психотравмирующих факторов», воздействующих в экстремальных условиях на человека, В.И. Лебедев, в частности, относит:
1. Монотонность (если в обычных условиях на органы чувств воздействует мощный поток раздражителей, то в некоторых экстремальных условиях воспринимаемая обстановка может быть крайне однообразной, включая звуковой фон, уровень освещённости, температуру, влажность и т.п.). С монотонией, в частности, связаны: необычные психические состояния, чувство утраты связи с реальностью у лётчиков; повышенная раздражительность, снижение настроения, тревожность и напряжённость у жителей северных регионов России; общая слабость и нарушения сна у полярников; невротические состояния у людей, работающих в затемнённых помещениях. Ограничение двигательной активности (гипокинезия) возникает у моряков подводных лодок; у космонавтов в невесомости, когда приходится работать при «неустойчивой опоре». В результате нарушается подача сигналов от мышечной системы в структуры головного мозга, наблюдается не только недостаток впечатлений, но и происходит изменение афферентации со стороны рецепторов вестибулярного и опорно-двигательного анализаторов. Ещё русский психиатр С.С. Корсаков отмечал влияние постельного режима на душевное состояние больного, особенно, в раннем возрасте, при котором возникает «юношеское слабоумие».
Сергей Куликов в книге «Нить времени. Малая энциклопедия календаря» на примере героя Александра Дюма Эдмона Дантеса (графа Монте Кристо) показывает неизбежность потери времени в условиях тюрьмы (этот феномен подробно и красноречиво описал также В. Быковский, раздел 1.1). О времени можно также забыть в «мерном течении жизни» без перемен. В этом случае для восстановления течения времени необходимы астрономические наблюдения.
2. Рассогласование ритма сна и бодрствования.
В настоящее время в организме человека известно около 300 процессов, имеющих суточную (24-часовую) периодичность («циркадные ритмы»), которые синхронизированы с геофизическими и социальными процессами (часы работы предприятий и учреждений). Но в орбитальных полётах, например, воздействие света и темноты может меняться каждые 90 минут; в полярных зонах полярный день надолго переходит в полярную ночь; в межпланетном полёте суточная и годичная периодичность вообще отсутствует. Рассогласование эндогенных (внутренних) и экзогенных (внешних) ритмов (десинхроз) приводит к серьёзным нарушениям сна и развитию неврозов.
3. Изменение восприятия пространственной структуры.
В условиях, например, космоса человек попадает в малоориентированное или даже в безориентированное пространство. В поле зрения человека могут отсутствовать любые объекты, утрачивается основная пространственная координата: вертикаль «верх-низ». Восприятие пространства отчасти опосредуется приборной информацией, на основании которой человек «должен создать в своём сознании субъективную, концептуальную модель траектории движения летательного аппарата в пространстве». В некоторых случаях приходится «работать в двух контурах управления», испытывая огромное напряжение. Человек как бы раздваивается, так как необходимо поддерживать возбуждение в двух различных функциональных системах мозга. Часто это приводит к ошибкам и катастрофам, обуславливает неврозы (Г. Селье, например, отмечал, что 35% воздушных диспетчеров страдают язвенной болезнью, вызванной нервными перенапряжениями во время работы с информационными моделями).
4. Ограничение информации. В обычных условиях всю получаемую информацию можно подразделять на информацию личную, специальную и массовую. У подводников, полярников наблюдаются невротические состояния, вызванные отсутствием личностно значимой информации (например, о родных и близких). Развивается состояние депрессии, тревожности, нарушается сон.
В.И. Лебедев отмечает, что «полная информационная изоляция», чтобы сломить волю и разрушить психику, входила в систему содержания заключённых царской России. «Со всех сторон нас обступала тайна и окружала неизвестность, - писала В. Фигнер,- не было ни свиданий, ни переписки с родными».
5. Одиночество. Ещё в 1904 году русский психиатр П.Б. Ганнушкин отмечал, что «реактивные психические состояния могут развиваться у людей, по тем или иным причинам оказавшихся в условиях социальной изоляции» (в том числе, у одиноких пенсионеров, вдовцов, в одиночном заключении и т.п.). Революционер М.А.Бакунин в одном из писем сообщал: «Ах, мои дорогие друзья, поверьте, всякая смерть лучше этого одиночного заключения, столь восхваляемого американскими филантропами!»
С одиночеством сталкиваются не только заключённые в тюрьме, моряки в одиночном плавании, но и полярники, космонавты. Длительное одиночество вызывает психические изменения. Часто отмечается стремление к рассуждениям философского характера, возникают изменённые состояния сознания (типа «чувства всеобщей гармонии», особого смысла окружающего мира, чувство слияния с Вселенной). Могут всплывать образы из прошлой жизни. Христина Риттер, проведшая 60 суток в одиночестве в условиях полярной ночи на Шпицбергене, не только испытывала подобные состояния, но у неё проявилось чувство привязанности к этой ситуации, сопровождающееся галлюцинациями и очарованием. Это состояние она сравнивала с состоянием людей, находящихся в религиозном экстазе или под воздействием наркотиков.
Здесь упомяну опыт уникального путешественника нашего времени, Фёдора Конюхова. В беседе с пациентами Санкт-Петербургского детского хосписа, он рассказал об опыте одиночества во время экспедиций, которые могли длиться 100-200 дней: «Чего уж там, выл. И вот ведь зараза - втянулся. Стал думать: как не выть? Крыша могла поехать, если бы я уверился, что вокруг один. А я повою про себя и слушаю всё вокруг. И понял: нет на Земле одиночества. Всё на Земле живое. Океан живой, горы живые, пустыни. Они дышат и говорят с нами. Мы не слышим. Я как услышал, уже не еду в экспедицию, чтобы побыть один. И не вою от одиночества. Это вопрос настроя. Одним себя ощущаешь, когда много тщеславия. Когда человек спускается с Эвереста или возвращается из кругосветки, он как снова рождается». («Блаженный и боль», Российская газета, 28 декабря 2016).
6. Групповая изоляция. Возникает не только в тюремных условиях, но и в полярных, в других экспедициях, на орбитальных станциях. В некоторых случаях изоляция ещё больше сближает людей, но иногда доводит и до сумасшествия. Конфликтность, агрессивность, возникающая без видимых причин в этих условиях, известный полярный исследователь Р. Амундсен называл «экспедиционным бешенством», а Т. Хейердал – «острым экспедиционитом». «Это психическое состояние, когда самый покладистый человек брюзжит, сердится, злится, наконец, приходит в ярость, потому что его поле зрения постепенно сужается настолько, что он видит лишь недостатки своих товарищей, а их достоинства уже не воспринимаются».
Состояние публичности при групповой изоляции вызывает тяжёлые переживания, наверное, потому, что человек не может вести себя естественно, а выполняет ту или иную роль. А душевную и телесную открытость некоторые расценивают как недостойное явление не только по причине комплекса неполноценностей, неуверенности в своём совершенстве, но и по причине воспитания, формирующего необходимость скрывать собственные мысли и настроения от других. Не является ли это проявлением слабости и трусости? В результате, в условиях групповой изоляции в некоторых случаях формируется аутизация, уход человека в свой собственный внутренний мир, либо эйфорическая душевная открытость. Специфическим психогенным фактором в условиях групповой изоляции является информационная истощаемость партнёров, при которой люди становятся не интересными друг другу (это иногда возникает у супружеских пар, которые не умеют подпитываться внешней информацией и не развиваются в интеллектуальном и духовном плане). При этом может возникать как излишняя уступчивость в общении, так и, наоборот, конфликтность.
Социально-психологические исследования пребывания полярников в групповой изоляции показали, что во взаимоотношениях в начале появляется напряжённость; затем возникают конфликты, которые за шесть-семь месяцев зимовки перерастают в открытую враждебность между отдельными членами экспедиции. К концу зимовки значительно увеличивается число изолированных и отвергаемых членов группы. В ряде случаев конфликты разрешаются даже убийством или самоубийством. Поэтому опытные руководители экспедиций всегда особое значение придавали психологическому отбору участников. Например, Р. Скотт, отправляясь в свою первую экспедицию в Антарктиду в 1900 году, обратился за советом к известному полярнику Ф. Нансену. В результате, решено было создать ядро экспедиции из опытных моряков. «Люди, - говорил Амундсен, - самая неопределённая величина в Антарктиде. Самая тщательная подготовка, самый образцовый план могут быть сведены на нет неумелым или недостойным человеком». В идеале, мотивация поведения людей в подобных условиях должна быть высокоморальной. Романтико-познавательный или материальный мотив, либо мотив «литературный», как и желание круто изменить свою жизнь, уйти от семейной драмы, покончить с дурными привычками, обрести уверенность в себе, – не спасает от конфликтных ситуаций в условиях групповой изоляции. Но, как показали исследования, даже тщательный подбор на основе психологической совместимости, высокая моральная мотивация не снимают полностью эмоциональную напряжённость во взаимоотношениях. Бывают случаи (например, в экспедиции на Канарские острова Н.Н. Миклухо-Маклая и Э. Геккеля), когда прежние друзья перестают друг с другом разговаривать.
В.М. Мясищев, пишет в своей книге В.И.Лебедев, выделял три компонента в системе отношений людей: интеллектуальный, эмоциональный и волевой. В процессе подготовки к полётам в космос экипаж проходит все стадии развития коллектива, чтобы лететь в космос сплочённым по всем трём основным компонентам. В социометрии разработан «индекс групповой сплочённости». Эмоциональное единство в группе обеспечивается стремлением к общению, сотрудничеству, взаимовыручке. Педагог А.С. Макаренко считал, что создать мажорное настроение в коллективе на основе только эмоций невозможно. Оно возникает на основе порядка, чёткой дисциплины, сознания принадлежности каждого к коллективу друзей, уверенности, что человека не оставят в беде. «Космонавт В. Лебедев писал: «…главное, не поддаваться своему плохому настроению и не портить настроение своему товарищу. Тебе плохо – поделись, не хочешь – скрывай, будь приветлив, не замыкайся, не играй в молчанку и делай всё вместе».
Качествами, способствующими оптимальной адаптации в Антарктиде, считаются: общительность, доброжелательность, стабильная эмоциональность с лёгкими чертами интраверсии, умеренный юмор, высокая мотивация, умение понимать другого, отзывчивость, терпимость к трудностям быта и условиям изоляции. «Человек должен быть разным: уметь помолчать и петь, погрустить и повеселиться. Надо, чтобы он естественно выражал своё состояние», - утверждал космонавт В.В. Коваленок, проработавший на орбитальной станции «Салют-6» 140 суток.
7. Угроза для жизни. Ряд профессий (лётчик, космонавт, полярник) связаны с повышенным риском и угрозой гибели в результате аварий, катастроф и ошибок. «По оценке специалистов США, - пишет В.И. Лебедев, - из каждой тысячи полётов космических кораблей с экипажами с пребыванием в космосе в среднем 24 часа в полёте следует ожидать не менее 95 катастроф и аварий. Из них – 50% - на активном участке, 25 % - в полёте, 15% - во время возвращения на Землю».
А морские глубины даже враждебнее человеку, чем космос. (На первой атомной лодке «Наутилус» во время плавания было обнаружено 159 дефектов). Опасность подстерегает человека и на полярных станциях. В ответ на опасность условий возникают мрачные предчувствия, тревога.
В условиях изоляции может формироваться «модель неблагополучного исхода», боязнь замкнутого пространства и страх непонятного (потустороннего или энергетического) воздействия.
«Стержневой проблемой экстремальных условий является адаптация», - убеждён В.И. Лебедев. Он считает, что согласно П.С. Граве и М.Р. Шнейдман, «человек находится в адаптированном состоянии тогда, когда его внутренний информационный запас соответствует информационному содержанию ситуации, т.е. когда система работает в условиях, где ситуация не выходит за рамки индивидуального информационного диапазона». В этих условиях процессы, обеспечивающие равновесие организма как целого во внешней среде, протекают плавно, слаженно, экономично, т.е. в зоне «оптимума». Адаптированное состояние не требует от человека выраженного напряжения механизмов регуляции.
Но адаптация на психологическом уровне всегда происходит при конкретных предметно-пространственных условиях. Психолог Л.С. Выготский отмечал, что смена условий приводит к отсутствию адаптации, начиная с восприятия окружающих людей и кончая ценностными ориентациями. Психическая дезадаптация или стресс, кризис возникает при «прорыве» адаптационного барьера, ломке динамических стереотипов в центральной нервной системе, сложившихся в процессе индивидуального развития человека (онтогенеза).
В силу разрыва привычных отношений с людьми или объектами, системами, утратой значимых ценностей, невозможностью достижения поставленных целей, потерей близкого человека и т.п. может возникнуть душевный кризис. Это сопровождается отрицательными переживаниями, неспособностью реально оценивать ситуацию и найти рациональный выход. В качестве примера В.И. Лебедев в своей книге приводит описание развития душевного кризиса Л.Н. Толстого в его «Исповеди»: «…Я почувствовал, что то, на чём я стоял, подломилось, что мне стоять не на чем, что того, чем я жил, уже нет, что мне нечем жить…Со мной сделалось то, что я здоровый счастливый человек почувствовал, что я не могу больше жить, - какая-то непреодолимая сила влекла меня к тому, чтобы как-нибудь избавиться от жизни. Нельзя сказать, чтоб я хотел убить себя. Сила, которая влекла меня прочь от жизни, была сильнее, полнее, общее хотенья. Это была сила, подобная прежнему стремлению жизни, только в обратном отношении. Я всеми силами стремился прочь от жизни. Мысль о самоубийстве пришла мне так же естественно, как прежде приходили мысли об улучшении жизни. Мысль эта была так соблазнительна, что я должен был употреблять против себя хитрости, чтобы не привести её слишком поспешно в исполнение. Я не хотел торопиться только потому, что хотелось употребить все усилия, чтобы распутаться! Если не распутаюсь, то всегда успею…».
При этом, адаптация может протекать в форме: дезадаптации, переадаптации и реадаптация. Психическая дезадаптация в экстремальных условиях проявляется в нарушениях восприятия пространства и времени, в появлении необычных психических состояний и сопровождается выраженными вегетативными реакциями. У человека довольно часто появляются грёзы, ложные суждения, сверхценные идеи, тревожность, страх, эмоциональная лабильность, неустойчивость и другие состояния. Психическая переадептация, перерождение личности, то есть благополучное прохождение душевного кризиса, восстановление утраченного душевного равновесия, происходит путём переоценки духовных ценностей, смысла жизни. Психическая реадаптация означает, что вновь возникшие динамические системы, регулирующие отношения человека, его двигательную активность и т.п., превращаются в стойкие стереотипные системы. Прежние же адаптационные механизмы, сформированные в предыдущих (обычных, или необычных условиях), во многом утрачиваются. Реадаптция, как и переадаптация, сопровождается кризисными явлениями. Чем больше время пребывания в необычных, экстремальных условиях, тем сложнее люди реадаптируются к обычным условиям.
В.И. Лебедев исследовал этапность психической адаптации в экстремальных условиях, которая включает в себя этапы:
1-й – подготовительный;
2-й – стартового психического напряжения;
3-й – острых психических реакций входа;
4-й – переадаптации;
5-й – завершающего психического напряжения;
6-й – острых психических реакций выхода;
7-й – реадаптации.
«Этап переадаптации при определённых обстоятельствах может сменяться этапом глубоких психических изменений. Между этими двумя этапами имеется промежуточный – этап неустойчивой психической деятельности».
В процессе адаптации к тем или иным экстремальным ситуациям не последнюю роль играет «опережающее отражение» (термин П.К. Анохина), то есть «прогнозная функция» сознания. В.И. Лебедев считает, что это свойство сознания может и усиливать тревожность, напряжённость, а также – осуществлять «проигрывание» тех или иных сложных и опасных ситуаций заранее.
Мне представляется, что ожидание и опережающее отражение в любом случае также сокращает «адаптационный резерв» человека, который в некоторых случаях бывает мал. К тому же ряд ситуаций предотвратить просто невозможно (например, смерть, неблагополучный исход при тяжёлой болезни; ожидание казни и т.п.). Большинство природных катастроф, наверное, прогнозировать невозможно и даже не нужно, так как подготовки к ним отрывают людей от повседневной жизни, сокращают экономические и социальные ресурсы страны. Поэтому прогнозные центры и «поиск неизвестного» (идея Побиска Георгиевича Кузнецова и Спартака Петровича Никанорова) хоть и нужны, но заниматься этим должны предельно здравомыслящие люди, способные благополучно преодолевать стрессовые ситуации. Как когда-то утверждала вдова российского императора Александра Ш, мать Николая П, Мария Фёдоровна (датчанка Дагмар): это благо человека, что будущее скрыто для него под густой завесой неизвестного.
Но надо учитывать, что идея конца света, эсхатологические переживания и им подобные архетипы коллективного и индивидуального бессознательного всегда одолевали наиболее чувствительных людей и даже целые народы, не только предрасположенных к этому, но и явно обладающих способностью улавливать те или иные глобальные и локальные жизненные тенденции.
Но и пассивное, покорное, даже парализующее волю и разум состояние также имеет право на существование в нашем непредсказуемом и часто печальном мире, хотя оно, возможно, и менее энергетичное и независимое, чем активное состояние борьбы и поиска выхода. В некоторых условиях оно может быть предпочтительнее, жизнеспособнее активного состояния, хотя к дезориентации в жизни может вести как активность, так и пассивность (об этом пишут В.И. Лебедев и Л.А. Китаев-Смык). «Замирание», «остолбенение от страха» (можно называть это трусостью), по И.П. Павлову, соответствует тормозному состоянию больших полушарий мозга и «пассивно-оборонительному рефлексу».
Необычные условия существования, те или иные жизненные перемены предстают перед человеком не только как поглотители его жизненной энергии, адаптационного резерва, но и как «информационная неопределённость», которая в некоторых случаях даже способствует развитию рефлексии, то есть ума, заставляет человека создавать новые средства выживания. Существенное влияние на волевые и даже умственные усилия в этих условиях оказывают ценностные ориентации, мотивации личности.
В экстремальных условиях и в процессе преодоления их воздействий всегда возникает ряд психогенных явлений. Среди них, прежде всего, эмоциональные переживания. Негативное напряжение может сменяться эйфорией, подъёмом; страх – радостным возбуждением, ликованием «эмоционального разрешения» ситуации. Не менее значимы пространственные иллюзии (искажение пространственных отношений, величины и формы воспринимаемых предметов). В условиях психической депривации (изоляции, одиночества) происходит нарушение самосознания и возникновение аффективных реакций. Прежде всего, нарушается правильное восприятие собственного тела или его частей. Может возникать чувство собственной беспомощности, отчуждения, ощущение утраты единства «Я» и деперсонализации, «дереализации», синдром «гибели мира» и т.п. Всё это во многом обусловлено нарушением прежнего стереотипа восприятия и установлением нового за счёт перестройки анализаторов. Дисгармония двигательной активности, изменения в мышечном тонусе и нарушение координации движений также сопутствуют экстремальным состояниям.
При резком изменении информационной среды возникает изменение интеллектуальной и познавательной деятельности. Например, возникают зрительные парадоксы (люди могут видеть не видимые, а лишь предполагаемые, сознаваемые или вторичные объекты, порождающие явления видимые). Психолог А.Н. Леонтьев утверждал, что восприятие человека зависит от того, «что человеку нужно», то есть оно связано с его потребностями, мотивами, установками и эмоциями. Возникает обманчивость суждений, так как с одной стороны, изменение условий требует новых гипотез и моделей мира, а, с другой стороны, недостаток информации, социальной коррекции, избыточная или искажённая (негативом или позитивом) эмоциональность, воображение и культура приводит к так называемым интерпретационным феноменам. Человек зачастую пристрастен в своих суждениях, ориентирован исключительно на личный смысл, произвольно домысливая и интерпретируя ту или иную ситуацию. Личная значимость суждений и концепций, как и индивидуальные психологические особенности, создают ярко выраженную их субъективную направленность. При психологической неподготовленности и отсутствии мер профилактики человек может длительное время находиться в состоянии неустойчивой психической деятельности. В этом состоянии часто появляются сверхценные (доминантные) идеи. Некоторые из них могут казаться человеку гениальными. В этих условиях человек способен предаваться любой ненужной (даже излишне кропотливой) деятельности, отодвигая на второй план деятельность действительно нужную. Могут слышаться голоса, возникать галлюцинации при сравнительно ясном сознании. При возвращении в обычные условия способность к коррекции своих представлений и отказу от вздорных идей и решений восстанавливается.
Нарушения сознания и деятельности в экстремальных условиях (например, у лётчиков) может возникать в форме «раздвоенной деятельности». Приходится весь раздражительный процесс концентрировать сразу в двух направлениях, что усиливает напряжение и увеличивает число ошибок. В условиях напряжённого ожидания или дефицита нужной информации может возникать информационный невроз, сильное эмоциональное напряжение.
Сенсорный голод (резкое сокращение воздействия раздражителей на рецепторы) также неизбежен в условиях изоляции и одиночества. Космонавт Г.Т. Береговой писал: «тишина – это одно из свойств существующей материи, свойство, которое может убивать». В некоторых случаях тишину словно начинают слышать, она становится невыносимой; на её фоне любые звуки (тиканье приборов, часов, падающие капли) кажутся оглушительными, человек находится в напряжении и постоянно к чему-то прислушивается. Потребность в сенсорных ощущениях в условиях изоляции может и не осознаваться (В.И. Лебедев пишет, что один испытуемый в этих условиях говорил: «точно меня лишили воздуха, чего-то не хватает, а чего – не пойму»). Люди испытывают потребность не только в зрительных и слуховых восприятиях, но и в афферентации со стороны тактильных, температурных, мышечных и других рецепторов. Люди хотят увидеть что-то другое, новое, всё равно, что, но обязательно новое! Голод к внешним впечатлениям порождает разнообразные компенсаторные реакции. Среди них – появление ярких и обильных сновидений. Активизируются также процессы воображения. Сновидения и воображаемые события зачастую сливаются с реальностью. Начинает проявлять себя зрительный эйдетизм (появление ранее видимых зрительных образов), то есть, по И.П. Павлову, преобладает первая сигнальная система над второй. Но в этом есть и положительный момент. Воспоминания приобретают особую ценность. Как писал полярник В.Л. Лебедев: «Воспоминания и умения – единственные реальные богатства, которые можно взять в Антарктику».
Но эйдетические представления могут выходить из-под контроля сознания, становиться навязчивыми состояниями и даже галлюцинациями. В этих условиях могут мерещиться не только «боги, демоны», исторические персонажи, но и гуманоиды, не говоря уж об умерших родственниках и друзьях. При этом, как указывает В.И. Лебедев, может происходить «астенизация, истощение нервной системы, что ведёт… к развитию гипнотических фаз в коре головного мозга». Тем более что, по И.П. Павлову, вторая сигнальная система, обычно бодрствующая и управляющая, но более хрупкая и эволюционно поздняя по сравнению с первой сигнальной системой, уступает первенство. Первая сигнальная система выходит из-под контроля; сознание человек становится сумеречным и сонным.
В.И. Лебедев подробно анализирует психологию скуки. Если первые полтора месяца зимовки на антарктической станции «Восток» у полярников отмечалось приподнятое, оживлённое настроение, то на втором месяце наметился спад общей активности, появились у людей признаки меланхолии. На четвёртый месяц на фоне общего снижения психического тонуса настроение стало неустойчивым, лабильным (могла появляться слезливость), выполняемая работа утомляла. Периоды пониженного настроения сменялись раздражительностью. В последние месяцы зимовки у всех снизился интерес к работе, возросло эмоциональное напряжение. Сходные состояния испытывают и космонавты, на которых благотворное воздействие оказывали сеансы связи с родными и близкими (Севастьянов называл возникающее при этом состояние «эмоциональной открытостью»). (Наверное, это состояние сродни катарсису в театре; возникать оно может не только при алкогольном опьянении, но и при плаче, молитве и «свободном дыхании»).
Как указывает В.И. Лебедев, в условиях сенсорной депривации даже в периоды работы и бодрствования возникает сонливость. В процессе поддержания бодрствования особую роль играют структуры ретикулярной формации среднего мозга (через них происходит воздействие на тонус коры полушарий). На них оказывает влияние два основных фактора: обменные и другие процессы в самом организме; афферентация из внешнего мира. Без притока раздражителей ретикулярная система не справляется.
2.2. Изменённые состояния сознания
«Сознание или максимальная активность нервной системы как бы зарезервирована для наиболее трудных активностей»
Антон Кемпинский «Экзистенциональная психиатрия»
«Время идёт, а счастья всё нет»
(А.В. Калинин, преподаватель радиоэлектроники, геологический ф-т МГУ)
«Знать и видеть больше и дальше других (прогнозировать) – не благо, так как важно, с чем или с кем ты себя при этом отождествляешь»
Автор
Имеет смысл все экстремальные жизненные обстоятельства рассмотреть не только с позиций стресса (при всей его многофакторности), но и выделить аспект стресса, связанный с тем или иным состоянием сознания и его изменением.
Во всех религиях и у разных народов различные или отдельные, часто полярные, противоположные состояния сознания имеют не только свои наименования, названия, но и свои мифические или вполне реальные обозначения, типа «кругов ада» китайцев, Шамбалы тибетцев, ада и рая у христианских народов. Ведь человек может жить в сравнительно узком диапазоне условий, а их изменение – всегда стресс, от которого страдает как психика, так и соматика. Поэтому многие духовные тренировки, сопровождающиеся значительным изменением сознания, могут создавать дополнительные стрессы. Они зачастую расшатывают психику, так как сознание человека выходит за пределы привычного диапазона своих состояний сознания, а организм расходует свой адаптационный резерв.
Изменённое состояние сознания (ИСС) - излюбленная тема трансперсональной психологии. И её рассмотрение немыслимо без привлечения знаний об опыте работы над сознанием в основных религиозных и философских традициях Востока.
Транспсихологи в книге «Пути за пределы «Эго», ссылаясь на мнения экспертов, пишут: «желание периодически изменять состояние сознания является нормальной врождённой склонностью, аналогичной голоду или сексуальному влечению». И интерес к ИСС, на мой взгляд, обусловлен не только терпимым («западным» подходом, связанным в частности, с Фрейдом и Ницше) или нетерпимым («восточным» подходом, связанным с йогой и буддизмом) отношением к страданию, но и с необходимостью периодической смены ритма жизни, избавления от монотонности, что может достигаться путём изменения сознания. Но наша культурная традиция связывает психическую «норму», как и представление о «реальности», с вполне определённым состоянием сознания, то есть «реальность – это общепринятое, хотя и условное соглашение, поэтому изменённое состояние сознания может представляться антисоциальным, неправильным способом существования».
В своей работе «Состояния сознания» Ч. Тарт использует системный подход к исследованию и описанию ИСС. Он отмечает, что оценка факта «изменённости» сознания, как и «положительности» - «отрицательности» тех или иных состояний сознания, зависит исключительно от точки зрения. Она, в свою очередь, связана с принадлежностью к той или иной культуре, а также - с убеждением в том, что существует некоторое «базисное осознание» (БСС), которое связывают с обычным, дневным и рациональным сознанием, обладающим достаточно стабильной полнотой психических функций. Ч. Тарт ввёл также термин «дискретное состояние сознания» (ДСС), которое отличается от базисного и характеризуется некоторыми свойствами, отличающими его от БСС (иным восприятием, иной логикой, иными способами общения, иной картиной мира). Количество ДСС, доступных человеку, считает Ч. Тарт, ограничено.
Рам Дасс перечисляет факторы, которые могут нарушить БСС: гипноз, оргазм, искусство, игры, путешествия, успех, наркотики, изменения среды.
«Меняться всегда трудно», как и преодолевать стресс. Изменения сопряжены с изменением сознания, то есть ИСС – норма для преодоления тех или иных жизненных кризисов. Каждому возрасту во многом можно поставить в соответствие то или иное базисное состояние сознания (БСС).
Лично я связываю точку зрения на проблему ИСС с «мишенью наблюдателя» и хотела бы отметить неизбежность воздействия на сознание любого стресса.
Наиболее авторитетным и объёмным описанием ИСС, по-видимому, является описание (картографирование) различных состояний сознания Джона Лилли, которое представлено в его книге «Центр циклон». Благодаря опытам с ЛСД он описал самые «райские» и самые «адские» состояния сознания. Затем он повторил свой опыт под руководством Учителя в Латинской Америке. Д. Лилли ввёл для этого 9 основных вибрационных уровней: «плюс 3» («классическое сатори»), «плюс 6» (состояние осознания своей вечной природы), «плюс 12» (состояние «космической любви»), «плюс 24» (основное положительное, «профессиональное», состояние сознания), «плюс 48» (нейтральная энергия), «минус 24» (состояние страха, вины, боли), «минус 12» (состояние изоляции и сильной боли), «минус 6» (адоподобное состояние бессмысленности всего), «минус 3» (беспросветный ад, полная безнадёжность).
Свою модель «Спектра Сознания» предлагает и Кен Уилбер. Он выделяет уровни спектра:
1) уровень ума (характерно ощущение всеединства),
2) трансперсональные зоны (самоидентификация не ограничивается собственным телом, но и не достигает всеединства),
3) экзистенциальный уровень (человек идентифицирует себя со своим целостным психофизическим организмом),
4) уровень «Эго» (самоидентификация с психосоматическим организмом),
5) уровень тени (разотождествление с различными аспектами своей души).
Более того, он разработал схему «эволюции спектра сознания», то есть перехода с одного уровня сознания на другой, что связано также с преодолением серьёзных психических проблем. Например, с последовательным преодолением противоречий при переходе на всё более совершенные уровни сознания: противоречий организма и среды; жизни и смерти; психики и тела; персоны и тени. Любая эффективная психотерапия, считает К. Уилбер, должна строиться с учётом уровня сознания, которая выглядит как переход от доминирования низших (невротических) потребностей (уровень тени) через базовые потребности (уровень «Эго» и экзистенциональный уровень) к метапотребностям в трансперсональном. При этом терапия на уровне «Эго» предполагает восстановление «приемлемого образа себя», «установление контакта с тенью и возвращение себе отторгнутых черт», на экзистенциональном уровне – восстановление целостности всех органических проявлений и преодоление «социально обусловленного фильтра», культурных стереотипов; для психотерапии трансперсонального уровня характерно «стирание всех дуалистических противопоставлений» (кроме некоторых форм); психотерапия уровня ума продолжает «борьбу с дуализмом», вплоть до снятия противопоставления субъекта и объекта.
По предложенной Уилберном схеме получается, что в процессе развития сознания, человек не только осваивает многие новые состояния сознания, но и утрачивает прежние. В пределе он вообще перестаёт отличать себя от внешнего мира, сливается с ним в вечном «оргазме»…Но не есть ли такой уход от «майи» очередным заблуждением?
На мой взгляд, природа человека такова, что он не может жить всё время на «высших уровнях» (да и само их строго иерархическое разделение на «высшие» и «низшие» во многом относительно). Но люди настойчиво верят в иные миры и часто стремятся к инобытию, как к проявлениям более высокого уровня сознания и ИСС. Во всех религиозных конфессиях «высшие» состояния сознания достигаются, по сути, лишь на узком и трудном пути самосовершенствования. А сама жизнь при этом всегда тянет человека на более широкий путь, если даже он этому сопротивляется. Но что делать человеку, если он заперт в узкий мирок с пьяными родителями, ворчливой женой, стаей жестоких «волчат» -сверстников в окружении злобных соседей? Если он живёт среди развалин бывшего шахтёрского городка, в грязной комнате аварийного общежития, в камере с грязной парашей, где слышны лишь гнусные ругательства?... Большинство «преступлений», наверное, происходит из-за «препятствий» (явных и кажущихся) и бывает направлено на их устранение. То есть внутреннее состояние человека неразрывно связано с окружающим миром. Преобразовывая себя, человек преобразовывает и внешний мир; организуя внешнее пространство жизни, он формирует свой духовный мир. Внутреннее и внешнее жизненное пространство непрерывно взаимодействуют.
Интересно исследовать проблему, как телефон, да и отчасти Интернет, бесцеремонно вторгаясь в личное пространство человека, не только меняет его сознание, но и создаёт дополнительный стресс. Человек как бы всё время находится в состоянии «подключения» к той части социума, которая располагает данными о его телефонном номере. Потеря подключения (даже на короткое время) создаёт тяжёлый стресс.
Но стресс может возникнуть и от абсолютной веры в неизбежность «прослушки» и контроля через единую электронную сеть обмена информацией. Хотя тотального «божественного» контроля человек, как правило, не опасается. Ведь через «воображение» (кстати, это слово, по мнению В.П. Грибашёва, - наиболее точный перевод слова «информация») религиозные доктрины стараются включить человека в более широкое, независимое от технических и других социальных аспектов, пространство связей. Поэтому многие религиозные люди постоянно ощущают «незримое око» Бога или высшего разума. И такое вторжение в персональное и даже интимное пространство верующий человек охотно допускает, хотя других «пришельцев» не всегда жалует! И всё же: если человек становится на духовный путь, то он делается более открытым по отношению и к другим людям, стараясь следовать заповедям, по которым «ближним» может стать практически любой, а брезгливость стирается даже по отношению к заразным и больным людям! Значит ли это, что потребность к общению и слиянию с другими людьми, всем миром – общая тенденция духовного развития? То есть человеку присуща потребность в трансцендентном, к экспансиии в мир незримый, как одна из форм потребности в развитии. Но при этом разные традиции по-разному трактуют проблему личностной автономии, свободы воли. Если встать на «материалистическую» точку зрения, то стремление к трансцендентному связано, прежде всего, с отсутствием возможности получить реальную помощь, душевное тепло, понимание и поддержку от окружающих людей и социума в целом. Профессиональная психологическая помощь, как правило, рациональна и беспомощна, коммерциализирована. Она не согревает душу и даже не даёт должной «пищи» уму. Решающим фактором, мешающим людям эффективно помогать друг другу, можно считать замкнутость самих людей, не верящих в помощь ближних или стесняющихся обременять других своими заботами. Иногда у человека вообще нет сил бороться за жизнь или идти к людям. В этих условиях возможна альтернатива: уйти из жизни (не обязательно путём самоубийства, так как может проявиться смертельная болезнь), либо сильный стресс мобилизует резерв жизненной энергии, даст толчок чувствам и приведёт к «просветлению», которое будет воспринято как «трансцендентное» состояние сознания.
Лично я пришла к выводу, что развитие – это не только приобретение неких преимуществ по сравнению с предыдущим уровнем существования, но и неизбежная утрата каких-то свойств. Мне кажется, пора уйти от понимания развития как чего-то абсолютного и исключительно самоценного! Необходимо системное, спектрально-целостное, рассмотрение различных состояний и уровней сознания не только самих по себе, но и в их сложном взаимодействии.
Уместно было бы сделать сопоставление некоторых практик достижения ИСС и описания сознания в традиционных системах.
Состояния сознания в санкхьи - это только продукты Пракрити (производящей природы, материи), которые не имеют связи с Пурушей (духом, который «неподвижен»). Дух – только зритель, а избавление от страданий и обусловленности мира, «мукти», - лишь осознание вечной свободы, освобождение от идеи зла и страдания. В процессе освобождения человек совершает действия без заинтересованности в его плодах. Страдание ликвидируется посредством того, что оно игнорируется как страдание. Таким образом, санкхья выводит человека за пределы человечности и деструкции человеческой личности. Но для Индии абсолютная свобода ценнее личности.
Классическая йога – это практика концентрации, при которой ум успокаивается и сосредотачивается на каком-то внутреннем элементе – дыхании, образе или мантре. Восприятие внешней среды почти исчезает. Отправной точкой для йогической медитации М. Элиаде называет концентрацию на одном объекте (экаграта). Высшая форма концентрации – самадхи. Самадхи насчитывает несколько ступеней: умозрительная (сознание идентифицирует себя с объектом медитации в полноте его свойств); не умозрительная (происходит очищение сознания от вербальных, языковых свидетельств); рефлексивная (медитация происходит на «тонком» аспекте материи и не останавливается на внешних аспектах объекта); не рефлексивная (исчезает осознание времени и пространства). Таким образом, йогин постигает бесконечный ряд психоментальных состояний сознания и может различать их в других людях.
Состояний сознания в йоге много, но они могут быть распределены по 3-м категориям:
1. Заблуждения и иллюзии (сны, галлюцинации, ошибочное или хаотичное восприятия).
2. Совокупность нормального психологического опыта.
3. Парапсихологический опыт, доступный только йогам.
Концепция сознания в буддизме чрезвычайно сложна и разработана досконально. Она подробно рассмотрена в книгах Ламы Говинды. Я не в силах передать даже основные моменты этой концепции. Трудность заключается ещё и в том, что в буддизме сознание носит исключительно динамический характер. Говинда пишет: «…кто стремится к самоутверждению, пребывает в крайности, в нереальном; тот, кто стремится к уничтожению, пытается избежать реальности посредством другой крайности. Реальность есть непрерывное колебание между движением (не-бытие) и стабильностью (бытие); синтез обоих принципов представлен в процессе становления, в соответствии с неотъемлемыми законами».
Говинда отмечает, что «121 класс сознания представляет полную систему координат, которая охватывает все дополнительные детали буддийской психологии и посредством которой могут быть определены любые явления сознания». В этом числе – 54 класса чувственного сознания; 15 классов – сознания Чистой Формы; 12 классов – состояния сознания Не-Формы. В сумме мы имеем 81 класс ненаправленного мирского сознания, то есть сознания, не вступившего ещё в «Поток Освобождения» и не достигшего поворотного пункта воли. Сверхмирское сознание может быть представлено ещё 40 классами. То есть в сумме мы получаем 121 класс состояний сознания.
«Чем более развит индивидуум, тем более широки возможности вариации его сознания». Вариации сознания не являются синонимом дифференциации, которая означает усиление эго-тенденции. Сознание в концепции буддизма можно разделить на «периферическое сознание», «субпериферическое» и «сублиминальное». Первое – это обычное дневное сознание, наиболее дифференцированное, его границы определяются степенью волитивной способности над нашей памятью. «Субпериферическое» сознание лежит ниже порога волитивной способности воспоминания. Оно более объёмно, но менее дифференцировано, чем первое. «Сублиминальное» сознание пребывает за пределами индивидуального устремления и воздействия.
Психологи ведут спор на тему: существует ли фундаментальное, единое для всех или большинства практик, мистическое переживание. Большинство дают отрицательный ответ. Несомненно лишь одно: обычный человек воспринимает и контролирует сознанием лишь малую часть окружающего мира, поэтому во всех системах представления о мире мы сталкиваемся с образами глубинного бессознательного, которое в йоге и в буддизме описано с потрясающей «разрешающей способностью»!
Но я убеждена, что для перехода в те или иные внутренние пространства и состояния сознания, необходимо знание очень сложных обрядов и ритуалов, а также – «технологий трансценденции». Транперсональные психологи в книге «Пути за пределы «Эго» выделяют шесть основных элементов, лежащих в основе подобных технологий.
Это:
«1) этическая подготовка;
2) обучение концентрации;
3) эмоциональная трансформация;
4) переход от мотивации эгоцентрической, направляемой дефицитом, к высшим мотивам, например, самотрансценденции;
5) совершенствование сознания;
6) культивирование мудрости».
В любом случае, происходит перестройка структуры личности и потребностей человека. Уменьшается потребность брать и увеличивается потребность отдавать. Как говорил греческий философ Эпикур, «если вы хотите сделать человека счастливым, не увеличивайте его богатство, но уменьшите количество его желаний». Хотя лично я внесла бы в это правило некоторые коррективы: потребность брать «материальное» на этом пути уменьшается, но увеличивается потребность брать на «духовном» уровне. Речь идёт, в частности, о стремлении к знанию и достижению положительных изменённых состояний сознания. Да и желаний становится не меньше. Они лишь смещаются в сторону духовности. Происходит «возвышение» потребностей. И это, кстати, реальный выход из тупика нашей цивилизации, поэтому освоение древних медитативных практик – насущная необходимость современности.
Трансперсональные психологи отмечают несколько уровней развития, самосовершенствования или «прозрения». На первом уровне человек осознаёт, что он «спит». На втором уровне он начинает понимать свои мотивации и поведение. На третьем уровне осваивается практика ИСС. Затем он постигает, как устроен ум, как в нём возникают желания и мотивации. Затем постигается сам характер изменений в мире и происходит освобождение от «самости». Я бы сравнила все эти стадии с посвящениями. И все они сопровождаются духовными, эмоциональными, даже физическими кризисами, болезнями. Некоторые изменения своего социального и трансцендентного статуса человек переживает как реальную смерть! Не зря практика «посвящения» в некоторых системах использует «погребальную» символику.
Станислав Гроф, анализируя ЛСД-переживания, пишет о четырёх основных типах переживаний ИСС, соответствующих четырём областям человеческого бессознательного. Это:
«1) абстрактные и эстетические;
2) психодинамические;
3) перинатальные и
4) трансперсональные переживания».
Первые часто появляются в форме геометрических фигур, чисел и цветовых образов. Вторые – это воспоминания, грёзы, фантазии, связанные часто с детством и прошлыми психическими травмами. С. Гроф называет их «системами конденсированного опыта» (СКО). Перинатальные переживания он связывает с 4-мя основными базовыми перинатальными матрицами: внутриутробного существования (для него характерно чувство космического единения); начало родов (это чувство поглощённости космическим водоворотом); родовые схватки в замкнутом пространстве (они связаны с переживание «отсутствия выхода»); появление на свет (созвучно чувству возрождения после смерти).
Трансперсональные переживания – выход сознания за пределы привычного «я» и ограниченного представления о времени и пространстве. Это могут быть и архетипические, мифологические переживания, состояния отождествления с универсальным разумом; переживание метакосмической пустоты; пробуждение кундалини и раскрытие чакр человека с мгновенным высвобождением энергии.
Но любое развитие, включая развитие сознания, - трудный процесс. Человеку свойственно бояться развития. Все перечисленные трансцендентные переживания, как и техники медитации, могут не только вызывать напряжение, но и создавать новые серьёзные психологические и социальные проблемы. Они могут превращаться в форму «ухода от себя и даже от истины». Особенно, если они осуществляются бесконтрольно или под руководством псевдоучителей. Поэтому большинству людей, особенно на Западе, свойственно «подавление возвышенного», трансцендентного. Но трансперсональные психологи и духовные подвижники всех религий не скрывают сложностей на пути саморазвития и преодоления психических кризисов, которые, кстати, неизбежны в жизни любого человека. Я бы сказала, что духовный кризис – это нормальный показатель развития. Если его игнорировать, то это чревато утратой не только жизненной силы, здоровья, но даже жизни.
Большинство основателей мировых религий, пророков и духовных лидеров, как правило, переживают особенно острые кризисные состояния, часто теряют в жизни всё самое дорогое и близкое (либо добровольно отказываются от всего, приносят всё в жертву другим людям или Богу). Иногда они идут на распятие, страдания, жертвуют собственной жизнью. У них бывают и моменты слабости, сомнений и даже соблазна, возникают желания уйти от исполнения своего предназначения. В шаманской практике, например, есть термин «отказ от зова», то есть уклонение от избранничества и должного развития своих психических способностей, что чревато плохими последствиями. Поэтому очень важно, как и ради чего преодолевается кризис развития, насколько этот процесс «выхода бессознательных пластов психики» на поверхность сознателен и подконтролен если не собственному разуму, то опытному инструктору или учителю, духовнику, к чему он ведёт адепта или избранника. В результате отказа от ИСС скрытые возможности людей не получают должного развития. Есть мнение, что «недостаток трансперсонального опыта лежит в основе значительной части современных патологий личности».
И хотя практика трансцендентного имманентна, присуща жизни общества на всех этапах его развития и она нуждается в изучении и развитии, традиционные духовные пути во многом ориентированы, как говорится, на «инобытие», отход от социальной жизни.
В некотором смысле, «вертикальный», восходящий идеал освобождения часто является лишь показателем слабости человека, недоразвитости его личности и «самости», представляет собою «соблазн». Это может быть формой самозащиты инфантильной части «Я» от полноты жизни. Но смогло бы человечество выжить в сложных жизненных условиях без «костыля» религии, без трансцендентной практики, если даже они в действительности и не ведут к состояниям сознания, более истинным, чем мирские и базовые, «нормальные»?
Мне кажется, что необходимо соединить практику самопознания, самосовершенствования с практикой совершенствования мира, содействия в развитии другим. То есть дополнить вертикальную форму саморегуляции горизонтальной.
Есть подход к достижению ИСС и получению трансцендентного опыта на основе сенсорной депривации, то есть путём существенного ограничения потока сенсорных стимулов (например, монашеское заточение в пещере или келье, изоляционная ванна и т.п.).
Может быть как активное, добровольное, вхождение в ИСС, так и пассивное (через гипноз, внушение, зомбирование и даже «подселение» инородной сущности). На эту тему существует очень обширная литература. Возможно даже вторжение в сознание чужеродной сущности через информационную и компьютерную среду. Внедрение информационных вирусов в психику человека проявляется, прежде всего, в форме устойчивых стереотипов восприятия и поведения, доминант и установок сознания. Как правило, уход от обсуждаемых проблем, сильно выраженный конформизм или, наоборот, агрессивность, являются признаками внедрения в сознание человека тех или иных мифов и стереотипов.
ИСС связано с изменением, прежде всего, восприятия тех или иных инвариантов описания мира. Например, это изменение размеров и форм привычных объектов. Это инверсия многих качеств объектов (левое может стать правым, верх – низом; внутреннее перейти во внешнее, женское стать мужским и т.п.). Меняется и психическое состояние человека. Происходит раскрытие и появление новых психических и умственных качеств: например, считывание информации о прошлом и будущем; возникает восприятие времени как измерения пространства; появляется возможность оказывать влияние на настоящее; случается одновременное восприятие параллельных пространств и проявление некоего архетипа на разных планах бытия. Наиболее продвинутые индийские и тибетские йоги, даосы не используют никакой внешней атрибутики, работая с архетипическими образами (и даже без них, то есть с абстракциями) в своём сознании. При этом они всегда используют многовековой опыт и следуют строгим предписаниям учителей.
В «Энциклопедии чудес» Игоря Царёва есть описание так называемого ФСС, фантастического сна-состояния, которое испытывают космонавты во время полётов. Эти состояния возникали у них неожиданно, во время ночного сна или днём. Их суть состоит в особом комплексе ощущений, которые подобны трансформациям, переходам из привычного человеческого облика в облик разных животных (даже живших в далёкой древности), людей и даже инопланетных существ. Всё происходит в состоянии невесомости и представляется как путешествие во времени и пространстве. В изложении космонавтов ФСС возникает так, как будто бы откуда-то извне идёт поток информации в голову. Воздействие на психику настолько мощное, что есть ощущение, что «крыша поехала», поэтому перед полётом очередного космонавта кто-то, из переживших ФCC, ему об этом рассказывает. Автор статьи в энциклопедии предполагает, что «возможно, ФСС как бы отображают внутреннюю сущность конкретного человека во всём пространстве-времени, которая специфически извлекается, трансформируется и отражается особым космическим зеркалом живой Вселенной вне биосферы Земли, давая человеку уникальную информацию».
Одним из «негативных» проявлений ИСС можно считать расщепление сознания. Расщепление сознания на составляющие было предметом психиатрии с незапамятных времён. Причиной считается недостаток интеграции «функций Я». Возврат к целостному восприятию мог осуществляться под гипнозом, во время сна; под воздействием убеждения и переучивания.
ИСС сопутствует любому стрессу, так как он всегда разрушает прежнее восприятие мира, его целостность.
Сон можно рассматривать также как ИСС. В «Энциклопедии чудес» Игоря Царёва сообщается, что некоторые представители эзотерических наук считают, что сон имеет 7 стадий-циклов и во время сна человек общается с «астральным» миром. Известно, что учёный Д.И. Менделеев увидел свою периодическую таблицу во сне, но это произошло, конечно, не вопреки, а благодаря его дневным размышлениям.
Психически больные люди – это люди, находящиеся в ИСС. Хотя у антрополога Поршнева есть предположение, что «психически больные люди – это неизбежное, по законам генетики, воспроизведение в определённом проценте человеческих особей отдельных черт предкового вида – палеоантрапов».
Под углом зрения «ИСС» можно рассмотреть такое социальное явление, как тюремное заключение, о чём мы писали в разделах 1.1 и 1.2, ссылаясь на опыт Николая Морозова, Владимира Буковского и других.
Случается, что человек, переживший заключение, как бы заново рождается, то есть отрицательное ИСС, которое он испытал в тюрьме, сменяется положительным. Человек после трудного тюремного заключения либо разрушается, либо становится почти святым, достигает вершин человеческого сознания. И примеров такой «насильственной трансценденции» в результате ограничения свободы с последующим достижением вершин духовности в нашей истории немало!
3. Широкий спектр средств выживания в непростых жизненных условиях
Помощь приходит как извне, так и изнутри, но чаще всего не в той форме, в которой ждёшь
Автор
Если ты не можешь управлять телом, то управляй хотя бы сознанием!
Автор
Мы уже говорили, что изоляция, как и другие экстремальные, необычные условия, создающие стресс и ИСС, могут быть не только вынужденными (вследствие преступления и осуждения, в условиях войны). Они могут быть обусловлены нездоровьем, либо добровольным выбором, испытанием. Они могут также задаваться характером самого человека, отсутствием резонанса с окружающей средой, стать следствием утраты самого дорогого и любимого существа, жизненного статуса. Изоляция может быть как «реальной», то есть продиктованной, обусловленной жизненными обстоятельствами, так и «надуманной», созданной воображением и свойствами психики человека (например, это депрессии и разнообразные фантазии). Любой стресс, изоляция – это, прежде всего, количественное и качественное изменение пространства жизни: сужение, сжатие пространства, его обеднение; искажение, разрушение или реорганизация. При этом часто исчезает ощущение свободы, возможность выбора, происходит утрата сложившегося смысла жизни, теряется её перспектива. Наиболее остро и негативно все эти явления, наверное, проявляются в случае обречённых на смерть людей в силу сложившихся условий, техногенных и других катастроф (их мы здесь почти не будем рассматривать), приговерённых к казни и пожизненному заключению. «Лишиться навсегда жизненной перспективы – это экстремальная ситуация. Принудительная жизнь в замкнутом пространстве, в состоянии постоянного наказания и бесперспективности – невыносимая для человека ситуация. Человек, лишённый будущего, теряет смысл своего существования. Ещё Фёдор Достоевский в «Преступлении и наказании», ужаснувшись, сказал: «Понимаете, как это ужасно, когда больше некуда идти?» - это цитата из книги психолога В.С. Мухиной «Отчуждённые: Абсолют отчуждения».
Но «некуда идти» может быть и в переносном смысле. Наверное, это означает, что идти незачем, то есть ничего человеку уже не хочется и ничего не надо; либо нет сил идти… Каким образом возникают такие состояния? Всегда ли можно их самостоятельно трансформировать в более жизнеспособные состояния? Возможно, их наличие означает естественное перемещение человека в Едином Пространстве Жизни (ЕПЖ), так как даже духовные подвижники испытывают кризисы, претерпевают тоску, скорбь и отчаяние, ощущают покинутость. Наверное, некоторые находят в этих условиях свою «дорогу к Храму», «путь к Богу», но что делать остальным? Можно ли и нужно ли выживать в любых условиях? И как это делать? Почему происходит «застревание» некоторых людей в неблагоприятных точках Единого Жизненного Пространства? Существует ли единый план этого Пространства, который может быть описан, своего рода «спектром» или «вихрем»?
В любых условиях и, тем более, при сильном стрессе, очень важно сохранять спокойствие, самообладание, хотя «трудно быть Богом». Психотерапевт Д.В. Ковпак в книге «Олимпийское спокойствие. Как его достичь?» отмечает, что опыт психотерапевта Виктора Франкла, пережившего застенки фашистского концлагеря, свидетельствует, что человек может сохранять душевное равновесие в любых условиях, что, конечно, не всегда легко. И спокойный человек – это не безразличный эгоист или аутист, а тот, кто умеет восстанавливать эмоциональное равновесие. «Секреты спокойствия - это качественное понимание себя и эффективное самоуправление». И навыки этого искусства восходят к древности, восточной и западной философии и религии; они не только сохранились в дошедших до нашего времени манускриптах, но и передаются посредством речи – от учителя к ученику; содержатся в аллегорической форме басен и сказок, притчах, пословицах, былинах и рассказах… Как свидетельствует одна притча, пишет Д.В. Ковпак, «корни спокойствия – в безопасности»; «ствол спокойствия - это правильная картина мира, составленная из верных помыслов и лишённая страстей»; «ветви спокойствия простираются к близким по духу людям». Но у всех ли есть эти составляющие? В любом случае «доля здорового пофигизма в деле укрепления спокойствия не помешает».
Д.В. Ковпак последовательно изложил ряд жизненных стратегий, которые испокон веков помогали людям блюсти стойкость духа и спокойствие. Среди них: аскеза, как практика самоограничения, которая нужна в любом деле (это и странничество, затворничество, столпничество и т.п.), которую признавали все основные религии и их течения, хотя в этом деле были и перегибы – достаточно вспомнить наших «хлыстов» и «скопцов»; атараксия – состояние невосприимчивости к аффектам, предпочтение разума чувствам (наибольшее развитие получила в эпикурействе и стоицизме), по сути, это безоценочное мышление; эйдос - способность психики порождать определённые образы и мыслить ими; катарсис – высвобождение психоэмоциональной энергии, эмоциональная разрядка; рацио – использование конструктивного, «позитивного» стиля мышления, а также понимание антиномий, противоречий и иллюзий (например, иллюзия контроля, тенденция в сторону позитивного исхода и т.п); метанойя - перемена, трансформация восприятия фактов, явлений, установок и т.п.; философия.
Этот автор называет наиболее распространённые установки сознания: установку долженствования (на исполнение долга любой ценой); установку максимализма; установку катастрофизации (с резким преувеличением негативного характера явления); установку персонализации, то есть связи события с собственной персоной; установку сверхобобщения; установку предсказания негативного будущего; установку чтения мыслей, то есть приписывание людям тех или иных суждений; оценочную установку; установку антропоцентризма, то есть «очеловечивание» явлений живой и неживой природы.
Чуть подробно остановимся на основных философских течениях, которые в той или иной степени давно проникли в наше сознание, стали его архетипами. Д. Ковпак пишет: «Античность подарила нам киников, скептиков, эпикурейцев и стоиков». Киники (Антисфен Афинский, Диоген Синопский) строили свою жизнь на крайней простоте, презрении к любым условностям и на демонстративной естественности и личной свободе. «Образ жизни киников оказал влияние на оформление христианского аскетизма, особенно таких его форм, как юродство и странничество». Стоицизм (Эпиктет, Сенека, Марк Аврелий) рекомендует переносить все испытания жизни стойко, учит человека различать, что сделать в его силах, а что нет; рекомендует в любых условиях сохранять свободным свой внутренний мир и гармонию. Эпикурейство (Эпикур) или гедонизм признают высшим благом и целью жизни удовольствия, наслаждения при стремлении избавиться от страданий и несчастий.
В связи с основными выделенными выше стратегиями Д.Ковпак в книге «Олимпийское спокойствие. Как его достичь?» перечисляет множество техник, с помощью которых достигается равновесие духа даже в современном мире. Это: практика молчания; осознание; остановка внутреннего диалога; метод самоинструкций, то есть постановка себе задач или действий; практика остановки внутренних образов; практика уединения; практика исихазма, то есть «умно-сердечной молитвы, совмещённая с трезвением (контролем) за всеми исходящими изнутри помыслами, способствующая очищению ума и сердца»; техника дистанцирования от ситуации путём перемещения её, например, в прошлое, или взгляд на неё «из космоса»; техника визуализации любых предметов, то есть представление их внутренним взором; использование релаксационных эйдосов, то есть определённых образов, либо визуализация отдельных участков тела и мышц; метод свободных ассоциаций; метод толкования сновидений; анализ сопротивления и переноса; другие психоаналитические техники; психодрама и символодрама; арт-терапия, то есть терапия путём изобразительного творчества; музыкотерапия; эвритмия, при которой ритму или тому или иному аспекту речи соответствует определённое архетипическое движение или жест – эту технику использовал Рудольф Штейнер в ХХ веке; ролевое поведение (к нему могут быть отнесены церемонии, ритуалы и игры); близкие отношения; физические методы восстановления спокойствия: мышечная релаксация, гидротерапия, бег, растяжки, массаж; различные виды медитации; «коаны» – практика преодоления «блуждания ума» путём ошеломляющего повествования; йога; аутогенная тренировка (АТ): упражнение на «тяжесть», на «тепло», «пульс», «дыхание»; упражнения «солнечное сплетение», «прохладный лоб». Этот автор отмечает неэффективность АТ из-за невозможности «сформировать «железный» навык, рефлекс и память «тела» годами тренировок», который только и может сработать при сильном стрессе или панике.
В ряду стратегий и техник, призванных ограничить воздействие стресса, выделим, прежде всего, некоторые традиционные средства выживания в непростых условиях жизни, выработанные пророками и подвижниками разных времён и народов.
3.1. Путь веры и самосовершенствования в традиционных религиях и системах
«Вера подразумевает знание без доказательств»
физик Фред Алан Вольф
«Безумным кажется говорить человеку, что через страдание он спасётся»
Из проповеди Владыки Кирилла об Апостоле Павле, который учил людей не чураться скорби и юродства
«Если мы отрицаем Бога и Вечность жизни, то смысла жизни нет»
Владыка Кирилл
«Бог, Абсолют, наверное, нужен человеку, чтобы списать на него весь абсурд этой жизни и собственное бессилие, но, одновременно, и найти смысл и опору в жизни»
Автор
Жизнь человека во всех странах мира во все времена была нелёгкой, поэтому наиболее совершенные и надёжные среди традиционных средств выживания были выработаны религиозным сознанием. Они, как правило, закреплены и изложены в основных Священных писаниях и представлены обширным религиозным и мистическим опытом, который, в зависимости от уровня сознания и готовности людей, предназначался или для обычных людей («паствы») или для избранных («пастырей», посвящённых, мистиков, духовных подвижников). Последними, а также пророками, апостолами этот опыт и Священное писание и создавались. Как отметил в одном выступлении Патриарх Русской Православной Церкви Владыка Кирилл: «Состояние праведности имеет и политическое значение», так как нравственный и социальный накал внутренней жизни праведников «формирует контуры Земной цивилизации».
Некоторые верующие в Бога люди считают, что атеисты живут как приговорённые к смерти. Мне представляется, что это – не всегда так. Прежде всего, есть категория людей, которая вообще не размышляет о жизни и смерти, о вере в Бога, поскольку постоянно находится в движении, в том или ином процессе. А смысл жизни многих атеистов заключается в служении людям, прежде всего, близким, членам их семьи. Зачастую он заключён в работе, учёбе или освоении жизненного пространства. Атеист часто твёрдо верит, что его жизнь имеет смысл для других или для какого-то дела.
Конечно, если есть вера в то, что этот мир создан кем-то и управляется высшим разумом, имеет высший смысл, то ответственность за него, как и степень его «перестройки», не может всецело принадлежать людям (под бременем непосильной ответственности можно и согнуться). Не может мир строиться и меняться лишь по безликим физическим и биологическим законам, как это представляется атеистам. Но протест, бунт против законов природы и общества, стремление их переделать, низкая степень принятия окружающего порядка вещей могут быть свойственны как атеистам, так и людям верующим. Последние, правда, облекают свой протест в наиболее благообразную форму, а план «перестройки» пытаются согласовать с вечными Божественными истинами или Священным писанием. Среди атеистов, наверное, даже больше оптимистов, чем среди верующих, так как к религии многие люди приходят именно от безысходности, пережив те или иные жизненные потрясения. Но подобную веру, как мне кажется, нельзя считать полностью бескорытной или осознанной. Истинная вера (атеизм я также отношу к разновидности «веры»), как мне представляется, опирается на такое знание и понимание мира («модель мира»), которое позволяет сохранять жизнеспособность в очень широком спектре жизненных условий. Наверное, не бывает людей, которые ни во что вообще не верят. Просто не каждый человек осознаёт степень своей веры, доверия к тем или иным теориям, доктринам, личностям или факторам жизни. Но почти любая вера (в Бога или в законы природы) у большинства людей на протяжении жизни, так или иначе, неоднократно подвергается испытанию сомнением и коррекции. Хотя есть люди, более склонные к сомнению, чем к вере. То есть баланс противоположностей «вера-сомнение» может быть нарушен в ту или иную сторону, по тому или иному поводу.
В статье «Вера и правда» («Российская газета», 15 апреля 2015 г.) приводятся результаты социологического исследования на тему веры и безбожия в России. В существование Бога верит 87% православных, 89% мусульман, лишь 50% приверженцев других религий и 12 % атеистов (!). Каждый пятый верующий при этом признаёт существование НЛО, 18% православных и 15% мусульман не чужды буддизма и верят в переселение душ. 22-25% россиян представляют чёрта как реального представителя зла с рогами и копытами. Каждый третий-четвёртый религиозный человек верит в колдовство, магию; на загробную жизнь надеется треть православных, 27% мусульман и даже кваждый двадцатый атеист. Две трети граждан верят в судьбу, 65% - в прогресс, 83% - в себя. В статье делается вывод: «У нас такое сознание – пёстрый «салат» из порой взаимоисключающих инградиентов». Мне же это представляется «нормальным» явлением, так как любой человек является существом неоднородным, и его идентичность (в том числе религиозная и конфессиональная) – не однородный и одномерный монолит, а сложная многомерная и динамическая система показателей, возможно, «вихрь», который может быть описан спиралью на многомерной системе координат. В том же исследовании отмечается, что взгляды верующих и неверующих во многом совпадают в отношении, например, значимости государства (о необходимости его поддержки заявляет более половины опрошенных); более 70% «считают, что нельзя игнорировать моральные нормы, если даже соблазн очень велик» (но 30%, даже среди верующих, готовы переступить через них ради успеха в жизни); от 33% православных до 42% мусульман в случае конфликта и кризиса не пойдут ни за какой политической силой (ни за действующей властью, ни за оппозицией, хотя лидером народного доверия является президент; лишь 20% доверяют партиям).
Но если рассмотреть распределение опрошенных по состояниям сознания (преобладающему настроению), то, по данным ИС РАН, «эмоциональный подъём» типичен для 6-7% из каждой группы верующих и неверующих. 48% православных граждан и 50% атеистов, как правило, ощущают себя уравновешенными. Предчувствуют «надвигающуюся беду», то есть находятся в тревожном состоянии примерно 27% православных, 19% мусульман, 20% атеистов (последние, кстати, отмечают у себя состояние апатии в 14% при 9% в целом по стране). Раздражение типично для 10% россиян (из них мусульмане его испытывают чаще – в 22%). В равнодушии к Родине признаётся 12% атеистов и 4% православных.
Жизненный оптимизм или пессимизм, мне кажется, во многом задаётся не только генетикой и структурой мозга от рождения, связан с ранним детством, но и продиктован отношением человека к течению самой жизни, её смыслу, к перспективе собственного исчезновения, телесного и духовного распада, связан со степенью принятия этого мира. Оптимизм нередко продиктован наличием жизненнной силы человека, то есть не всегда создаётся исключительно лишь верой в Бога (тогда это будет, наверное, во многом «обусловленный» оптимизм, хотя высокая степень духовного подвижничества тоже способна его сформировать). На мой взгляд, суть различий между природным и добытым путём богоискательства оптимизмом хорошо показал врач и писатель В. Вересаев в литературном исследовании «Живая жизнь» (о Достоевском и Льве Толстом). Если для Достоевского жизнь страшна и уродлива, а страдания человека неизбежны, то для Толстого она полна светлых тайн даже в смерти, которые необходимо разгадать. «Достоевский говорит: найди бога, - и сама собою придёт жизнь. Толстой говорит: найди жизнь, - и сам собою придёт бог. Достоевский говорит: отсутствие жизни – от безбожия; Толстой говорит: безбожие – от отсутствия жизни», - пишет В. Вересаев. Мне кажется, что они правы оба, так как Бог и жизнь для многих тождественны, но приближаться к тому и другому можно разными путями.
Несмотря на то, что большинство религий ориентируют человека на «инобытие», во многом отказывают ему в счастье в этом мире, на деле они всегда занимались изобретением методов, методик и способов обретения большей жизненности, выживания и даже благополучия в различных условиях. Поэтому религия была и остаётся не только проверенным «опиумом для народа» (анастезия иногда жизненно необходима), костылём для интеллектуальных и духовных инвалидов, средством утешения для людей несчастных, но и источником новых впечатлений, опыта, знаний и жизненной силы. Она является также отличным средством социальной и политической регуляции в обществе, хотя в периоды революций и реформаций это средство всё же даёт сбои.
В.Н.Шутов в «Анатомии мировых религий. Прошлое, настоящее, будущее» отмечает, что «любая мало-мальски значимая религия может стать полноправным объектом социологических исследований». Он выделяет социальные функции религии:
- средство оправдания, вдохновения или осуждения деяний политических и государственных лидеров;
- средство организации народа;
- средство осмысления мира и места в нём человека;
- средство духовного окормления масс, в т.ч., успокоения;
- средство разрушения или поддержания устоев общества, то есть сложившегося правопорядка.
С.С. Оганесян, О.А. Фарре-Трензелева в работе «Тора, Новый Завет и Коран – закон, правопорядок и законопослушание. Способы формирования правосознания и передачи законодательных функций от Бога к человеку» пришли к убеждению, что единобожие, которое является духовной основой иудаизма, христианства и ислама (Тора, Библия и Коран), внедряет в сознание людей «понятие закона, формирует правосознание и закладывает основы законопослушания». Более того, «Во всех трёх Посланиях указано стратегическое направление развития людей иопределены условия оптимальной жизнедеятельности на земле каждой личности и каждого народа». Основные качества Бога, которые открываются в трёх основных Посланиях во многом сходны, это: Единый Бог, единый народ, единый для всего народа Закон Божий; власть Единого Бога единолична; Всесильный Бог неба и земли; незримость Единого Бога (Бог может общаться только с избранными особым способом, человек не может его видеть). Бог – есть Дух; Он – есть вечный, неизменный, живой, всезнающий. Он - милосердный, всемилостливый, но и беспощадный, мстительный (Его надлежит бояться и любить; любовь и страх всегда рядом). Послания на основании верности Закону разделяют людей на «своих» и «чужих» (ближние» люди по ментальности угодны Богу); существуют пределы непротивления злу насилием, а о каждом народе надлежит судить в соответствии с его Посланием, Законом Божьим.
Русский философ И.А. Ильин (А.А. Гостев, Н.В. Борисова «Психологические идеи в творческом наследии И.А. Ильина») анализировал истоки, причины возникновения различных религий. Есть религии, которые родятся из страха; есть – из вожделения и питаются эротикой (например, религия Диониса-Вакха, русское хлыстовство). Есть религии, живущие фантазиями и мифами, пренебрегающие любовью, волей и мыслью (некоторые направления индуизма). Буддизм, считал И.А. Ильин, был создан как религия жизнеотвержения и аскезы (я, кстати, с этим не совсем согласна). «Религиозный акт Египта был посвящён преодолению смерти». Конфуцианство - религия «исторически выстраданной и искренне прочувствованной моральной доктрины». Иудейская религия искала, прежде всего, национального самоутверждения и проповедовала моральное законничество. Греки создали религию семейного очага и зримой красоты. Римляне создали религию магического обряда. Основное побуждение веры для православного – движение сердца, созерцающего любовь. У католика же вера пробуждается от волевого решения довериться духовному авторитету. Магомет обращался больше не к сердцу людей, а к их воле.
Г.Д. Джемаль в работе «Давид против Голиафа» …» пишет, что в современном мире возникла воздушно-спекулятивная экономика потребления. Чем дороже время работника, тем условнее и периферийней его участие в созидательном процессе. Нарастает кризис производительного труда, а кредитуется потребление. Современный западный человек живёт как бы в кредит. Время индивида узурпируется обществом. Время одних людей оценивается в гроши, других – очень дорого. Прошлое превращается в мифологему, так как его трактовка размывает действительность. «Надежда на свой завтрашний день, лучший, чем сегодня, – самый бросовый психоидеологический продукт, который не востребован ни традиционалистами (у них вечность), ни либералами (у них настоящее), ни радикалами (не верь, не бойся, не проси)». «Главная форма соблазнения современного человека – это гуманизм», так как человек не является самодостаточной реальностью. Этот автор различает «правый гуманизм» фашистов – с их стремление создать лучшего человека за счёт евгеники, и «левый гуманизм», с его утверждением, что все равны.
У различных идеологий и традиций различные модели мира. Г.Д.Джемаль отмечает, что для язычника мир безальтернативен. Он его принимает. У Платона Благо и Бытие есть одно и то же. Аристотель считал, что у мира нет ни начала, ни конца. Учёные, сохраняя веру в единственность этого мира, вынуждены признать, что он возник, например, путём взрыва. Для восточной философии характерно представление о цикличности времени и периодичности возникновения и гибели этого мира («дни и ночи Брамы»). «Монотеист мир не приемлет». «И, как сказано в Коране, «нет победителя, кроме Бога»… «И Моисей, и Христос, и Мухаммад одинаково солидарны в отрицании легитимности земной власти», «…монотеизм пророков является бескомпромиссной борьбой с циклическим мировоззрением». Умрут все, чтобы потом всем воскреснуть. Полный разрыв любой преемственности! Если в древних традициях не имели понятия о зле, то пророки видели зло в уязвимости человека, в его конечности, деструкции этого мира. Всё преходящее ничтожится в вечном, поэтому Абсолют (слово «абсолют» происходит от «растворять») – есть зло, которое абсолютно (мысль для нормального человека чудовищная и невыносимая). Пророки (например, Моисей) - революционеры, которые бросили вызов всему, силе негатива. В послании пророков содержится мысль, что зло безгранично и абсолютно, но оно будет побеждено. «То есть безграничность и абсолютность зла имеет себе альтернативу», то есть наступление абсолютного добра. Тем не менее, Откровение трансформировалось в установленные конфессии, сделав их духовным оружием правящих классов. Поэтому история последних двух тысячелетий – борьба верующих низов против власти и социального миропорядка под знаменем религиозной и даже атеистической справедливости. «Драма признания сущего или отвержение его – это осевой сюжет мировой действительности». Г. Джемаль считает, что в символике пятиконечной звезды содержатся все варианты «бегства от человеческой юдоли». Прежде всего, это путь традиционного «освобождения» через ритуалы посвящения и тайное знание. В пределе это ведёт к отождествлению с Универсальным принципом («великим Всё») – от индуизма до масонства, основанном на вавилонских и древнеегипетских доктринах. Второй путь связан, с одной стороны, с магическим гуманизмом Возрождения, с другой - романтическим и радикальным экзистенциализмом (1-й и 2-й лучи перевёрнутой пентаграммы). 3-й и 4-й лучи - это пути святого и героя. 5-й луч, направленный вниз, - бегство к природе. «Сверхчеловек» всегда был элитным проектом. Пять путей бегства от социума олицетворяют идею общества, как «зла». Маркс пытался разделить общество на «правильное» и «неправильное», он считал, что в первом отчуждение преодолимо. Но на самом деле эффективное бегство от общества является формой господства над теми, кто не убежал. Современное информационное общество – форма бегства от общества и одновременно «тюрьма духа», ещё одна форма одиночества.
Несмотря на тенденцию «убежать от общества» и приблизиться к инобытию, почти все религии и традиционные культуры большое значение уделяли не только исполнению основных заповедей, «законопослушному образу жизни», но и прописывали (предписывали) путь самосовершенствования. Как правило, оно достигалось ценой огромных усилий за счёт детально разработанных философских доктрин, сложнейших медитативных и психологических практик. Все эти методы не только способствовали выживанию человека в разнообразных жизненных ситуациях, но и формировали новое качество жизни, прежде всего, за счёт положительных изменённых состоянияний сознания (ИСС). Всем религиям и традиционным системам хорошо известно, какой целительной силой обладает чувство единения с Вселенной, «космическое сознание», которое религиозные люди объясняют приближением к Богу.
Кратко и отрывочно рассмотрим практику самосовершенствования, формирования нового качества жизни и достижения благотворных ИСС в основных религиозных системах и культурных традициях: санкхье, йоге, буддизме, конфуцианстве и даосизме, христианстве и исламе.
В разделе 2.2 мы уже писали о состояниях сознания в санкхьи (древнейшей индийской практике, которая предшествовала йоге), отмечали, что санкхья выводит человека за пределы человечности и деструкции человеческой личности, поскольку для Индии абсолютная свобода ценнее личности.
Традиционный опыт формирования человека в йоге предлагает восемь ступеней практической йоги, которые служат цели освобождения и подразделяются на внешние и внутренние. Внешние («бахиранга») это: Яма, Нияма, Асаны, Пранаяма, Пратьяхара.
Яма (самоконтроль) включает: ненасилие; правдивость; честность; воздержание; непринятие даров. Нияма (соблюдение предписаний) включает в себя: чистоту; удовлетворённость; подвижничество; самообучение; преданность Высшему Началу. Асаны – это неподвижные, удобные позы для тела, благодаря которым «прекращается воздействие парных противоположностей». Асаны в йоге должны быть дополнены правильным питанием и образом жизни. Пранаяма - это йогические дыхательные упражнения, дисциплина дыхания. Пратьяхара - отвлечение органов чувств от восприятия, как внутренних, так и внешних объектов, то есть произвольное (волевое) управление чувствами, дисциплина органов чувств.
Внутренние средства освобождения в йоге («санъяма») это: Дхарана, Дхьяна и Самадхи. Дхарана - концентрация, то есть фиксация сознания на определённом объекте: грубом и тонком; на процессах организма; на пустоте и безмолвии. Дхьяна - созерцание, фокусировка однородных состояний сознания на избранном объекте. Самадхи – сосредоточение, при котором в сознании остаётся лишь объект, а самосознание исчезает.
В классическом варианте йога – это предельно сложная система, путём овладения которой ум успокаивается и сосредотачивается на каком-то внутреннем элементе – дыхании, образе или мантре, а восприятие внешней среды почти исчезает. Высшая форма концентрации – Самадхи (состояние сознания, в котором непосредственно схватывается форма и содержание объекта без категорий и воображения). Йогу предлагается избавить (очистить) сознание от аффектов. Их пять: неведение (авидья); эгоизм (асмита); влечение, страсть (рага); враждебность, отвращение (двеша); жажда жизни (абхинивеша). Очищение сознания достигается путём культивирования этически ориентированных психических состояний: дружелюбия, сострадания, радости, беспристрастности.
Человеческое существование в йоге - это постоянная актуализация бессознательного в процессе опыта, то есть осознание. Освобождение сознания от тех или иных состояний сознания освобождает и некий фрагмент вещества, материи, который может вернуться к искомому Единству.
Некоторые предполагают, что суть йоги - непрекращающаяся борьба с сознанием и с самой жизнью. Но возможность такой «борьбы» всё же заложена в нашей психике, она может проявлять свои сильные стороны лишь при сложнейшей тренировке, а понятие «жизни» обывателей резко отличается от её понимания у духовных подвижников. В йоге, в зависимости от преобладания гунны (качества), сознание может быть либо одухотворённым, безмятежным, либо напряжённым и волевым, либо ленивым и оцепенелым. Но вихри сознания не могут быть уничтожены, если они не пройдены экспериментально: «… нельзя быть свободным от существования, сансары, если не постигнута жизнь во всей своей конкретике…, только через жизненный опыт достигается свобода». Но, если внимательно следовать этому правилу, необходимо признать, что культивирование «положительных» этических состояний, как и избавление от «отрицательных» состояний, не всегда адекватны тем или иным жизненным реалиям. Так, например, беспристрастность или дружелюбие в условиях вражды и необходимости защиты высших жизненных ценностей будут играть отрицательную роль. В оценке качеств, как и их использовании в йоге, отсутствует динамика, принцип относительности, которые позднее появятся в буддизме и даже в христианстве, исламе.
Перечислим основные модификации йоги, которые очень хорошо известны на Западе. Это: раджа-йога (делает ставку на дисциплину тела, чувств и сознания), бхакти-йога (основа – духовно-эмоциональный порыв к Высшему, любовь), джнани-йога (познание Высшего и реальности), карма-йога (самым важным на пути освобождения становится деятельность и труд), хатха-йога (это развитие и контроль над различными функциями и способностями тела человека).
На базе классической йоги возникли следующие современные и новые системы йогической философии: теософия Елены Блаватской и Генри Олькотта; идея религиозного синтеза Рамакришны и Вивекананды; интегральная йога Ауробиндо Гхоша (он пытался привнести божественное начало в земную жизнь); Агни-Йога, «Живая Этика» Н.К. и Е.И. Рерихов (учение о космической эволюции человека); философия русского «космизма».
В.И. Корнев в монографии «Буддизм и его роль в общественной жизни стран Азии» отмечает сложность буддизма по сравнению с христианством и исламом. Сложность выражается, прежде всего, в сочетании многочисленных, даже противоречивых составляющих самой веры: отрицание бога-творца при наличии ада и рая; поклонение принцу Гаутаме (Шакия-Муни, Будде), многочисленным буддам, архатам, бодхисатвам, божествам, святым, отшельникам, монахам, героям и правителям древности, иконам, деревьям, холмам, источникам и т.п.. «Вместе с тем все компоненты обрядовой практики буддизма логически увязаны друг с другом космологической матрицей, в которую вписываются как мистические, так и умозрительные представления о единстве бытия, человека и космоса, реального и сверхестественного».
Как отмечает Далай-лама Х1V, «причина, по которой нам следует заниматься религиозной практикой, заключается в том, что, каким бы ни был материальный прогресс, сам по себе он не может обеспечить нам надлежащего прочного счастья… С другой стороны, общеизвестно, что когда человек ищет счастья только в духовной сфере, ему легче переносить физические лишения». Но, в любом случае, «все наслаждения и все страдания в основе своей проистекают из сознания». При этом: «Нужно заботиться не только о своём благе, но и о благе всех живых существ», - утверждает Далай-лама Х1V. («Буддизм Тибета», М. – Рига: Нартанг – Угунс, 1991).
Таким образом, буддизм помогает и в земной, повседневной жизни. Религия - это дхарма (в переводе с санскрита дхарма значит «то, что держит»), так как она удерживает человека от бедствий. Философ Д.Л. Родзинский (монография «Небытие и бытие сознания») предполагает связь дхарм с определёнными элементами сознания. «Каждая дхарма выступает носителем специфического признака – ощущения, частота проявления которого в сознании субъекта равна 1/75 секунды. Но именно из таких фрагментов – дхарм – и образуется индивидуальное восприятие мира и себя в нём». Количество дхарм не бесконечно. Разные школы буддизма называют 75, 84 и 100, а «частной формой скомбинированных между собой дхарм выступают карма, сансара и даже нирвана». При этом, если «карма, будучи «нравственным законом» иллюзорного мироздания, на самом деле остаётся способом соединения между собой метафизических элементов, вызавающих определённый ряд устойчивых переживаний, невежественно воспринимаемых как «моё Я», то сансара управляет самой кармой; она – способ комбинации дхарм. «Нирвана – это онтологическое и психическое небытие дхарм, перестающих проявлять себя в возбуждённом состоянии в виде субъективного сознания человека». Как отмечает Д.Л. Родзинский, под освобождением в буддизме «понимается тот путь к небытию сознания человека, который освобождает его от тирании бытия, связанного с разными формами страданий».
Четыре благородные истины Будды: «Это истинные страдания, это истинные источники, это истинные пресечения, это истинные пути. Страдания следует познать, источники их - устранить, пресечение страданий – осуществить, пути /к освобождению/ следует пройти». При этом «истинные страдания – это явления, которые проистекают от омрачённых действий и скверн и входят в понятие круговорот бытия». «Круговорот бытия разделяется на три сферы: мир желаний, мир форм и мир без-форм. В мире желаний существа предаются удовольствиям пяти желанных: форм, звуков, запахов, вкусов и осязаемых объектов». В мире без-форм царит только сознание, существа испытывают только нейтральные чувства, «сосредоточенно и без отвлечений».
Путь индивидуального освобождения от круговорота бытия через хинаяну («малую колесницу» в буддизме) включает в себя исполнение основных этических правил. Последователи махаяны («большой колесницы») стремятся достичь нирваны ради спасения других. «Колесница тантры» (или «колесница мантр») включает в себя действия и йогу.
Практика буддизма – это практика осознания. Прежде всего, надо размышлять о действиях и их следствиях. В основе лежит этика воздержания от десяти недобродетелей: убийства живых существ, воровства, разврата, лжи, злословия, грубости, пустословия, зависти, злонамеренности, ложных взглядов.
Конкретная работа по осознанию своих эмоций, настроений, мотиваций и действий представлена в форме диалога между Его Святейшеством Далай-ламой и известным американским психологом Полом Экманом. В книге Далай-ламы, П. Экмана «Мудрость Востока и Запада. Психология равновесия» (СПб.: Питер, 2011) рассмотрены многочисленные методы достижения психического здоровья путём управления своим, прежде всего, эмоциональным состоянием и настроением. Далай-лама придерживается точки зрения, что «такие практики, как медитация, направленная на развитие осознанности, и медитация, при которой вы сосредотачиваетесь на дыхании, являются весьма эффективными средствами приведения психики из турбулентного состояния в более нейтральное. Так как осознанность способна привести психику в более спокойное нейтральное состояние, то можно рассчитывать, что этот эффект отразится также и на настроении…», «настроение является в определённом смысле отпечатком, последействием эмоционального состояния психики». Отличие эмоций от мыслей состоит в том, что почти все они имеют сигнал, то есть позволяют другим людям узнать, что происходит внутри нас, а также они приводятся в действие автоматически «в течение менее чем четверти секунды» совершенно незаметно для сознания, которое не имеет особого значения в эмоциях. Эмоции присущи не только человеку и имеют набор соответствующих ощущений. Между различными людьми существуют большие различия в переживании тех или иных эмоций.
При сильном возбуждении психики «следует забыть об всём и думать только о дыхании: сначала вдох, потом выдох, второй, третий, четвёртый, пятый и так до двадцатого…После этого ваши тревожные мысли ослабят своё давление». Но при этом надо отметить различие между медитацией, основанной на осознанности дыхания, и более совершенной медитацией йогов с целью манипулирования некоторыми видами энергий.
При исследовании жизненных проблем Далай-лама предлагает в случае их непреодолимости отвлекаться от них мысленно, а также – постараться посмотреть на них под другим углом зрения, увидеть даже позитивные моменты, с ними связанные (в психологии это может называться когнитивное преобразование ситуации). Ведь так называемая «негативная эмоция» может спасти жизнь в критической ситуации, а смерть быть желанной для человека, испытывающего невыносимые страдания. Привязанность к тем или иным условиям, благоприятным для выживания, является естественной частью механизма обеспечения существования. Опасны, деструктивны, прежде всего, неразумные, нереалистические желания. Далай-лама перечисляет основные аномальные действия: убийство, воровство, половая распущенность, ложь, ненависть, жадность.
Проблема осознанности в буддизме предполагает не только наблюдение за внутренними и внешними стимулами (ощущениями, эмоциями, знаниями, видимыми изображениями, звуками, запахами), описание и обозначение этих стимулов, но и отказ от реакций на эти стимулы и даже от их оценок. Если в западном мире в основном признаётся, что вред приносит конкретное действие, то буддизм предлагает оценивать не только действие, но и его мотив; мотив и действие могут и противоречить друг другу. В беседе с психологом П.Экманом Далай-лама привёл пример, когда излишняя фокусировка сознания одного монаха на определённом аспекте существования в ущерб другим (монах слишком упорно размышлял о смерти и бренности существования, что, по оценке Далай-ламы, привело к «разбалансировке мозговых извилин»), вызвала депрессию. Далай-лама констатирует: «Известен также специальный подход, изложенный в тексте Шантидева (Shantideva – Руководство по ведению образа жизни бодисатвы), в соответствии с которым в том случае, когда вы сталкиваетесь с проблемой, не имеющей решения, вы не должны впадать в депрессию или испытывать глубокого разочарования. Этого не нужно делать. Если решение отсутствует, то нет и причины для тяжёлых переживаний….Общий подход направлен на достижение душевного спокойствия». Цель предлагаемого буддизмом метода осознания, по мнению Далай-ламы, «состоит в выработке такого видения мира, в соответствии с которым вы будете полностью осознавать взаимозависимость природы вашего благополучия и природы благополучия других людей и взаимозависимость ваших интересов с интересами окружающих». Поскольку наши эмоции дополняются нашим разумом, умственными способностями, памятью, а «человеческая эмоция в определённом смысле структурируется памятью и тому подобным, противоядие нашим деструктивным эмоциям также должно браться из той же области – мыслей, знаний, осознанности». Такова точка зрения Далай-ламы.
Представление о значимости собственного «я», по представлениям буддистов, происходит из-за концепции неведения, иллюзии «независимой реальности» отдельных объектов. Отмечается пять видов мудрости, самая главная из которых – это «мудрость абсолютного знания, то есть знание природы бытия». Объект этой мудрости – пустота, которая является конечной природой всех явлений, поэтому, например «ум, воспринимающий самобытие, - это ложный ум, заблуждающийся…». Но, с другой стороны, «я» не является и полностью несуществующим», то есть «оно свободно от четырёх крайностей, которые суть самобытие, полное несуществование, то и другое вместе, ни то ни другое».
Способ достижения спасения в буддизме - Благородный восьмеричный путь. Это: правильное понимание, правильная мысль, правильная речь, правильное действие, правильный образ жизни, правильное намерение, правильное усилие, правильная концентрация (контроль над сознанием). При этом Будда не отринул аскетико-созерцательные традиции Индии, санхьи и йоги, а дополнил их, отчасти противопоставив себя как брахманическому ритуализму, так и крайнему аскетизму и метафизическим спекуляциям санкхьи. Но центральная идея буддизма – земное страдание и освобождение от страдания – является традиционной для всей индийской философии и практики йоги.
Б.Д. Дандарон в работе «Буддизм. Сборник статей» отмечает: «Неведение является самым важным фактором, удерживающим индивидуума в колесе мира круговорота, создающем иллюзорное бытие и всецело охватывающим индивида вихрем жизни». Это первый член зависимого происхождения. Вторым членом являются двигатели. Это не только грехи, но и добродетели, а также действия без привязки к нравственным нормам. Третьим членом является сознание. Четвёртым членом зависимого происхождения является имя и форма. Пятым – шесть органов чувств; шестым – соприкосновение; седьмым – чувство; восьмым – страсть, жажда; девятым – привязанность; десятым – становление.
В основе практики буддизма – текучее, динамическое внимание ко всем объектам (внешним и внутренним), при котором самоотождествление распадается на мелкие составляющие. Семь факторов просветления в буддизме можно разделить на две группы: три активных и три пассивных фактора:
1. Смрити: осознание, памятование, внимательность.
2. Дхармавичая: различие.
3. Вирья: энергия, усилие.
4. Прити: восторг, вдохновение.
5. Прашрабдхи: спокойствие, безмятежность.
6. Самадхи: экстаз, единение.
7. Упекша: умственное равновесие, невозмутимость.
Лама Говинда в книге «Психология раннего буддизма» пишет: «…хотя самадхи, возможно, является кульминацией медитационного опыта, мы не можем оставаться в этом состоянии (это означало бы застой, оцепенение), но должны вернуться к миру, к занятиям нормальной человеческой жизни. Именно в ней достижения самадхи подвергаются проверке, и если это подлинное достижение, то оно обращается в невозмутимость. Самадхи – это пиковый опыт, а невозмутимость (ровность духа) – его далеко простирающийся эффект на жизнь».
Лама Говинда многократно подчёркивает относительность любой модели мира, так как «реальный мир» является результатом вашей избирательной активности, и природа вашего выбора в большинстве случаев вне вашего контроля». Любая картина мира связана с ритмом сознания, способом восприятия им мира, выражением которого является время и ритм. Первый шаг к освобождению для человека – осознание относительности своего собственного мира, который лишь соответствует «ритму» его разума. «Высочайшей целью, однако, является изменение ритма всей нашей жизни и преобразование её в ту высшую гармонию, которую Будда разъяснял как отсутствие жажды, ненависти и неведения: то, что описывается словом Ниббана». И это не есть разрушение личности, самости или разрушение мира, как представляется некоторым западным критикам буддизма, это и не полная индифферентность, безразличие, как представляется некоторым приверженцам христианства. Это не растворение в целом и не чувство идентичности с другими, это есть то чувство свободы, которое возникает «как восприятие бесчисленных и бесконечных взаимоотношений, в соответствии с которыми каждый индивидуум, по сути, связан со всем, что есть, вмещая таким образом в своём сознании всех живых существ, принимая участие в их сокровенном переживании, разделяя их страдание и радость», - пишет Лама Говинда. «Все небеса и все круги ада вмещаем мы, как возможности нашего сознания». Но при этом сознание не «зацикливается» ни на одном собственном переживании или состоянии. При этом истинный буддист, верящий в перерождение, повторное рождение на земле предпочитает «рождению в небесных мирах», в которых нет возможности подняться к вершинам познания и подлинному освобождению, которое есть у человека, несмотря на наличие страданий. Лишь сознание человека вмещает в потенции в себя всю Вселенную.
Буддистская медитация, как и йоговская, содержит следующие нравственные элементы: очищает ум от алчности, злобы, лени, оцепенения, сомнения и т.п. Аскет должен уметь осознавать все те физиологические действия, которые он до этого выполнял автоматически или под руководством Учителя, то есть путь, ведущий к абсолютному, не может быть достигнут одной лишь медитацией; он должен быть понят.
В буддизме, на пути к нирване, как и в классической йоге на пути к самадхи, приобретаются сверхъестественные способности (сиддхи, иддхи). «Чудесные силы», кроме сиддх, являются одним из разрядов «сверхсознания» и охватывают: божественное око, божественное ухо, знание чужих мыслей и память о прошлых воплощениях.
Американский буддолог Э. Конзе в работе «Буддийская медитация», раскрывая смысл и цель буддийской медитации, выделяет следующие типы объектов медитации:
1) эмблемы (земли, воды, огня, воздуха, голубого цвета, света);
2) отвратительные предметы (например, вздутый труп, скелет и т.п.);
3) воспоминания (о Будде, дхарме, морали, терпимости, покое и др.);
4) состояния Брахмы (дружелюбие, сострадание, радостность, уравновешенность);
5) бесформенные сферы (сфера бесконечного пространства, сфера неограниченного сознания, сфера «всё-ничто» и т.п.).
Он отмечает также три основных, базовых состояний человека, которые включает в себя медитация: внимательность, сосредоточенность и мудрость. Э. Конзе сравнивает оздоравливающее воздействие буддийской медитации и психотерапии. По его мнению, то и другое «согласны в том, что беспокойство является нежелательным состоянием». Тем не менее, «медитационная практика может процветать только в климате живой духовной традиции». Их, несомненно, разделяет четыре основных фактора, характерных для умонастроения современного европейца:
1) буддийские тексты требуют заучивания, а наш современник привык спорить и выражать свою индивидуальность;
2) только часть упражнений может совмещаться с обычными занятиями, большая их часть требует уединения;
3) уровень шума повсюду в современной жизни высок; 4) для конкретного применения инструкций необходим учитель, гуру.
Красноречивый пример продвижения по духовному пути буддизма представлен в книге канадца и астролога Джампа Шенмана «Буддистская астрология». Он никогда не планировал стать буддистским монахом, но в 19 лет жизнь стала казаться ему «пустой и угнетающей». После прочтения изложения китайской книги перемен западным автором и книги по концентрации и медитации, его потянуло на Восток. В Индии, Афганистане и Тибете ему посчастливилось встретиться с самыми известными буддистскими учителями и подвижниками (с тибетским мастером буддизма Линг Ринпоче), участвовать в основании центров по распространению буддизма в Индии и Австралии. А, самое главное, он стал буддистским монахом, серьёзно занимался медитацией и осуществил серию ретртиров (уединений). Так, например, во время первого ретрита он дал обет не разговаривать и есть самое необходимое в течение 100 дней. Затем он должен был совершить «четыре небольших ретрита». «Нужно было сделать 100 000 поклонов, 100 000 мантр Ваджраяны, 100 000 жертвоприношений мандале и 100 000 молитв гуру». Он всё это преодолел, хотя обнаружились явные нарушения психики. Д. Шенман пишет: «Изоляция сказалась на моём характере. Я надеялся, что выйду из ретрита спокойным и расслабленным человеком, а не нервным и гиперчувствительным. Но я почувствовал, что для достижения моей цели потребуется хоть какое-то небольшое общение». В последствии Шенман женился на буддистке, усыновил двоих детей и стал профессиональным консультантом по буддизму и астрологии в Канаде.
Основные положения конфуцианства, основной традиционной системы китайцев, ориентированы, прежде всего, на земное и общественное совершенство. Это: соблюдение ритуальных норм, так как конфуцианцы убеждены в строгой иерархии мироздания, включая государство; император обеспечивает «устойчивую ритуальную коммуникацию». При этом выполняется правило: «Достойная власть – покорный народ», а также: «Народ можно заставить следовать надлежащим путём, но нельзя заставить понимать этот путь». Народ и его настроение в конфуцианстве рассматривались как барометр качества управления государством, которое осуществляют образованные государственные служащие. «Совершенный муж» должен обладать рядом качеств: служить вышестоящим, но оставаться благосклонным к простым людям; вести себя благородно и отказываться от богатства, нажитого нечестным путём; заниматься самосовершенствованием; обладать чувством долга и гуманностью, понимаемой как помощь в становлении другим («Совершенный человек осознаёт свой долг, низкий заботится только о своей выгоде»). Благодаря конфуцианскому учению в Китае во многом до сих пор существует культ мудрых, справедливых и энергичных, образованных при стремлении очистить верхи общества от недоброкачественного человеческого материала. В конфуцианстве нет культа пассивности, как и помощи всем без исключения, есть приверженность к здоровым членам общества. Всё мироздание состоит из двух уровней: на одном – весь наблюдаемый мир, на другом – духовные эталоны всех вещей («принципы Ли»). Только искреннее служение Небу приносит человеку дары. Конфуцианство против многих форм уединения, монашества, погружения в мистицизм, но и против обыденной узости, приземлённости. Конфуцианству свойственна идеализация возможностей человеческой личности и возможности построения идеального общества ненасильственным путём, оно было подвержено чужеродным влияниям при условии их полезности для национального духа. Ответственность за деяния, по конфуцианскому учению, лежит во многом на самих людях, а не на высших силах. (Сведения о конфуцианстве, в основном, приводятся на основании работы В.Н. Шутова «Анатомия мировых религий» и книги «Конфуций. Афоризмы мудрости», М.: Белый город, 2008).
Конфуций утверждал, что человек отличается от прочих существ разумом, дарованных ему от Неба. Человек рождается путём соединения двух начал (от отца и матери), «ибо соединение двух начал – источник всего сущего». Человек совмещает также свойства всех прочих существ. При этом он живёт лишь тогда, когда духовное и телесное соединено. Человек развивается и разрушается постепенно, имеет возможность самосовершенствоваться или разрушаться. Разрушение не абсолютно, так как каждая часть человека возвращается к своему началу. Людей Конфуций делил на пять разрядов на основании умственных и нравственных качеств. Первый разряд – это люди, «которые говорят только для того, чтобы говорить, не думая о том, говорят ли они дело или пустяки». Это люди привычки, живущие часто животной жизнью, не умеющие ничего сделать без указания. «Понятия этого разряда людей, по мнению Конфуция, далее глаз, ушей и рта не простираются» (сборник «Конфуций. Афоризмы мудрости»). Ко второму разряду он причислял людей образованных и грамотных, способных иметь понятия о вещах, недоступные простому народу. Эти люди живут сознательной жизнью, сообразуясь с законами и обычаями. К третьему разряду он относил людей здравого смысла, которые от него ни в чём не отступают. Они одинаковы в горе и в радости, невозмутимы. Конфуций называл таких людей философами. «Четвёртый разряд составляют люди прямодушные и истинно добродетельные». Пятый разряд – это люди, совершенные во всех отношениях. Конфуций считал, что только такие могут стоять во главе государства.
Но к простому народу Конфуций был снисходителен. Как-то один его ученик, наблюдая пьянство и непристойные занятия людей во время праздника в честь восьми духов земли, выразил пожелание, чтобы вместо этого люди молились бы духам и приносили им благодарственные жертвы. Конфуций же, отметив правоту ученика, заметил, что народ плясками и весельем как раз и выражает свою благодарность, так как это отдых после непрерывной стодневной работы, а «неустанная работа изнуряет тело и душу, как ослабляется постоянно натянутая тетева у лука».
После смерти Конфуция его учение не заглохло, а получило необыкновенный рост и укоренилось навсегда в народном сознании. Причина такой популярности также и в том, что он не приписывал себе особых заслуг, а считал, что «всё, о чём он учил и проповедовал, было раньше возвещено древними мудрецами и жило в сознании массы, хотя и в полузаглохшем состоянии…».
Конфуцианская культура в Китае была, прежде всего, этико-политическим регулятором общественных и индивидуальных отношений, своего рода, педагогическим, воспитательным фактором жизни общества. Конфуций призывал человека тщательно экзаменовать себя, оценивать своё морально-психическое состояние, сравнивать его с состояниями других людей. И этот процесс становился многотрудным и постоянным делом. Конфуцианская психология ставила социальные задачи, подготавливала людей к активной мироустроительной и созидательной деятельности. Но конфуцианство при этом во многом противостояло не только самой природе, но и даосской культуре, отстаивавшей примат природного, естественного начала в жизни, которое, с точки зрения конфуцианства, представлялось деструктивным. «Великое Дао» отождествлялось с подлинной сущностью человека, а даосы выступали против всякого насилия над человеческой личностью, поэтому они негативно относились к окультуриванию по-конфуциански. Надо отметить, что, в отличие от диалектики Гегеля, противоположности в даосизме существуют как бы одновременно, а не гасятся на пути прогрессивного восхождения к абсолюту. Рационализм конфуцианства, на мой взгляд, неизбежно должен был вступить в противоречие с даосизмом, ставящим под сомнение любые доводы рассудка, а, самое главное, возводящее на недосягиемую высоту Небытие. Как полагает философ Д.Л. Родзинский, «Дао – это организующий принцип бесформенного и безграничного Единого Небытия», оно – связующее звено между Небытием и бытием, «ось превращений всех вещей и явлений в свои противоположности», поэтому «мир в целом представляет сплошную текучесть». Со ссылкой на китайский трактат «Люйши чуньцю» (М., 2001, с. 42) Д.Л. Родзинский отмечает, что «рождение природы из Небытия можно связать с диалогом последнего со Светом, который представляет ещё неоформленный образ бытия». При этом Свет произносит такие слова: «Я способен быть и не быть. Но не способен абсолютно не быть», то есть «Свет представляет первый этап натурализации Дао, который, переходя от Небытия к бытию, рождает очень важное натурфилософское понятие Неба, выступающее подвижным образом Дао». «Образом благородного человека в даосской культуре выступает тот, у кого сердце пребывает в покое, а разум в пустоте». «Быть чем-то – значит утратить свою всеобщность и универсальность. Занять среднюю позицию – обрести путь Дао – значит одновременно быть и не быть, быть всем и ничем».
В традиции даосизма «нет ничего лучше покоя и пустоты, которые становятся самыми комфортными состояниями, защищающими буквально от всех бед и тревог», а «смерть воспринимается как исцеление от обременительной болезни…». В даосизме существует высочайшая техника овладения энергетикой организма, которой обучают не только в древнейших монастырях Китая и других стран; она помогает гармонизировать любую сферу жизни, уравновесить инь (женское начало) и ян (мужское начало) на любом уровне существования, позволяет трансформировать один вид энергии в другой. Например, трансформировать отрицательную эмоциональную энергию в положительную энергию ци и приятные ощущения. Согласно даосской традиции «отрицательные эмоции способствуют вытеканию жизненной силы и потере сексуальной энергии, отбирая у нас от десяти до шестидесяти процентов жизненной силы», но к отрицательной эмоции нельзя относиться как к отбросам, так как «кто-то другой должен принять её. Ваш гнев рано или поздно вернётся к вам, усиленный ненавистью, страхом, печалью и прочими деструктивными явлениями….», «этому замкнутому кругу нет конца, и отрицательные эмоции всегда будут множиться», - утверждает мастер Мантэк Чиа, создатель Системы Универсального Целительного Дао в Нью-Йорке («Даосские секреты женской сексуальности» и другие его книги). Согласно даосской теории каждый орган и железа организма человека – место хранения и создания различных положительных и отрицательных эмоций (например, лёгкие связаны с печалью, горем, грустью – это отрицательные эмоции; а также – со смелостью, самоотдачей, восприятием – это положительные эмоции). «Когда орган слаб и итощён, отрицательные эмоции легко входят в него, и он легко поддаётся воздействию других органов тела. Осознавая источник нежелательной энергии, мы получаем возможность исправить положение». Как отмечает Мантэк Чиа, «идея ци не является монополией китайцев. Д-р Джон Манн и Ларрии Шорт, авторы «Светового тела», насчитывают сорок девять культур в разных концах мира, в которых существует слово, обозначающее ци: от праны в санскрите, нейятонейях у племени сиу в Дакоте и до нум (что означает «точка кипения») на языке народности кунг (пустыня Калахари, Африка). Западная культура, возможно, единственная, в которой нет эквивалентного термина…». Но концепция ци постепенно завоёвывает признание в Западном медицинском мире, то есть многими уже признаётся, что в каждой клетке нашего тела есть биоэлектрическая энергия, которая движется по некоторым, хорошо известным даосам путям, называемым меридианами, точками, выходящими на поверхность тела в различных органах. Акупунктура, то есть точки выходов мередианов на поверхность тела в разных его местах (ладонях, ступнях ног, на ушных раковинах, на радужках глаз и на половых органах человека), используются в рефлексотерапии и при массаже, о чём существует обширнейшая литература. При этом, как отмечает Мантэк Чиа («Даосские секреты любви для мужчин»), на вопрос «Как движется ци? Следует даосская поговорка: «Движется сознание, а ци следует за ним. Где бы вы ни сконцентрировали внимание, там ци будет собираться и накапливаться».
В отличие от буддистов, даосы не заходили в самоотрицании «я» и избавлении от желаний, страстей до их полного уничтожения. А вот конфуцианцы (в своём стремлении навести порядок) доходили порой до абсурда, исключая из культуры всё, что не поддаётся структуризации и упорядочению. Тем не менее, как конфуцианцы, так и даосы, исходили из общей предпосылки необходимости собственной психофизической тренировки, самосовершенствования. Особенно, когда нужно было приступить к какому-нибудь делу, включая управление государством. Поэтому корень многих неудач предписывалось искать в себе самом. Но даосская техника увеличивала возможности культуризации человека не только вширь, но и в глубь, то есть в сферу «невыразимого» и «неосознаваемого». Состояние слияние с Дао называлось «не-деянием» потому, что его нельзя было достичь лишь путём осознанных психических действий, необходима была спонтанность и внезапность. Идеальным типом личности для даосов представлялся тип, сочетающий мудрость с исполнением обычных мирских обязанностей.
Чань-буддизм (ответвление буддизма), подобно даосизму, не доверял предельному рационализму конфуцианства, расширял рамки культурного поведения человека, выводил его отчасти за пределы нормы и договора. Тем не менее, он налагал на своих последователей и множество ограничений, принимаемых по собственной воле (в частности, в чаньских монастырях).
Распространение буддизма в Китае, с его пропагандой монашеской аскезы, породило негативизм в отношении сексуальности. Секс стал соблазном (за исключением радикальных буддистских течений, в которых соблазн рассматривался как средство достижения просветления). Конфуцию приписывают слова: «Только тот, кто согрешил, может стать святым». Речь идёт о «пробуждении после просветления, «которое приходит по ту сторону всех конвенциональных форм святости». Во второй половине ХVП века, после завоевания Китая маньчжурами, эротическая литература подверглась запрету (В.В. Малявин «Молния в сердце. Духовное пробуждение в китайской традиции», М.: Наталис, 1997 г.).
Необходимо сказать о жизненной стратегии современного Китая. Доктор философских наук Константин Долгов отмечает особую значимость в условиях современного глобального мира «стратегии видения и предвидения изменений», он пишет, что «основные положения стратегии войны, выработанные в древнекитайском трактате Сунь-цзы, сохраняют свою актуальность по сей день» (статья «Стратегия войны и мировой политики», журнал «Международная жизнь», 2015). Древнекитайский полководец и мыслитель Сунь-цзы (конец V1 – начало V вв. до н.э.) положил в основу своего трактата учение о пяти стихиях, или элементах. Это: дерево, огонь, земля, металл, вода, в которых нет различения на материальное и духовное, «поскольку они составляют единое бытие во всём его разнообразии и бесконечности». Дерево порождает огонь, огонь – землю, земля – металл, металл – воду, вода – дерево, потом цикл повторяется. Им соответствуют понятия и военные стратегии: выгода и вред; полнота и пустота; наступление и оборона; хозяин и гость, и другие. «Поскольку война понимается как предельное выражение напряжения человеческих сил, проблема жизни и смерти, автор призывает с исключительной осторожностью относиться к войне, к тому, надо ли её начинать, вести или не надо», китайцы стремятся большинство проблем решать политическими и дипломатическими средствами. Лучшая победа та, которая достигается без войны, посредством знания сильных и слабых сторон противника. (Более подробно теория Сунь-цзы изложена в книге Л. Джайлс «Сунь-цзы. Искусство войны»). Школа психологического противоборства, «стратагемы», как определённые стереотипы поведения, выделенные Сунь-цзы, нашли дальнейшее развитие в теории и практике китайской политики и жизнедеятельности. Они стали секретным национальным достоянием, важнейшими чертами национальной психологии, хотя свои «стратагемы», несомненно, существуют у многих народов мира. (Подробнее о стратагемах можно прочесть в исследовании Харро фон Зенгера «Стратагемы»).
Боевое искусство японских самураев (бусидо) характеризуется далеко не радужным восприятием мира. Самурай Ямамото Цунэтомо утверждает в классическом трактате «Хагакурэ. Книга самурая»: «Правильно мысли тот, кто воспринимает этот мир как сон. Когда тебе снится кошмар, ты просыпаешься, и говоришь себе, что это был только сон. Говорят, что наш мир ничуть не лучше такого же кошмара». Боевое искусство самураев является уникальным примером выживания и умирания в экстремальных условиях. При этом, как пишут в книге о самураях О. Рати, А. Уэстрбрук, многовековой опыт использования военных искусств всегда ставил перед учениками и наставниками ряд вопросов: «Когда нужно атаковать противника? Как он (а также я сам) может быть взят под контроль? Какой тип энергии следует использовать и как потратить её с максимальной выгодой? Наконец, какой мотивацией должен руководствоваться будзин?»
Для того чтобы встретить смерть в любой момент, воин должен выработать в себе устойчивую внутреннюю платформу психического контроля. Учителя боевых искусств Японии видели прямую взаимосвязь между состоянием психической стабильности и способностью чётко исполнять решения. «Эти учителя постоянно искали способы ввести своих учеников в определённое психическое состояние, всегда спокойное и сбалансированное, гарантирующее ту возвышенную чистоту восприятия, которую они считали единственно возможной основой для принятия правильных решений». Контроль над собственным сознанием мог позволить обрести контроль над противником и всей боевой ситуацией. Для этого многие мастера обращались к древним теориям духовного просветления, которые позволяли лучше понимать реальность. Наиболее значимыми в этом процессе оказались: концепция «Центра» (хара) и концепция «Внутренней энергии» (ки), которые в той или иной степени присутствуют во всех восточных философских системах – от метафизики Индии и Тибета до космогонии Китая, Кореи и Японии.
Культ хара – это не столько самоцель и достижение путём внутреннего созерцания удаления собственного Я от фантасмогории бурной реальности. Это и «способ активации процессов человеческой эволюции, а также позитивного и творческого столкновения с той турбулентной реальностью, которую он предназначен, по самой своей природе, понимать и контролировать, если желает в ней жить и прогрессировать».
Концепция «Центра» начинается с наблюдения человеком за окружающей его хаотичной реальностью, которая часто внушает страх и замешательство. Мудрец Востока в этих условиях старается найти (или создать) Центр существования, где многое становится одним, хаос превращается в порядок, конкретное становится всеобщим, смерть или неподвижность становится жизнью или движением, болезненная слепота превращается в спокойную ясность, непонятное становится понятным. Этот Центр можно найти везде: в космосе, в природе, в человеке и в его творениях, его можно назвать истиной. Своё физическое выражение он находит в нижней части живота (японское слово хара означает живот), который является Центром жизни и смерти, «Центром консолидации (имманентности) и развития (трансцендентности) всей человеческой личности». «Но индивидуальный хара – это лишь первое выражение Центра. Вторым выражением….является социальный Центр человеческой реальности: Центр, где он пересекается с окружающими его людьми». Через централизацию в точке взаимного благополучия достигается космический уровень централизации. Истинный Центр является продуктом успешного слияния интересов, признаками которого являются: мир, единство с самим собой, с другими, с реальностью в целом. Все остальные интересы: престиж, власть, насилие, иерархия, символы и т.п., являются ложными. Человек, не имеющий истинного Центра, становился жертвой любого мимолётного явления, попавшего в поле его восприятия. В социальном смысле он находится в конфликте с собой и своим окружением. Истинный Центр найти трудно, ещё труднее - его развить и удержать. Во многом это достигается путём медитации, внутренней концентрации и успокоения сознания. Сутью восточных методов овладения Центром являлось освобождение от ярма существования путём поиска баланса между противоположными аспектами реальности.
Активный аспект жизни во многих Восточных традиционных системах связан с концепцией Внутренней энергии, которая в Индии была известна как прана, в Китае – как ци, в Японии – как ки. Её также называли «сущностью жизни» и её «дыханием». При этом диалектический баланс ян и инь порождает большое разнообразие проявлений энергии. Диапазон интенсивности и плотности энергии прямо пропорционален степени достигнутой централизации, то есть балансу полюсов в Центре.
Индивидуальный Центр и его координация (как и социальный центр) могут быть как положительными, так и отрицательными, то есть человек может стремиться отделить себя от остальной части мироздания. Зато вселенский Центр может быть только позитивным в силу его безраздельной щедрости и ничем неограниченного излучения энергии во всех направлениях. Энергию ки или хара можно использовать как во благо человека, так и против него. Техника передачи энергии (харагэй) может быть как вербальной, так и невербальной (безмолвное слияние в гармонии многих людей). Военная деятельность является наиболее заряженной энергией и жизнью, так как она включает окончательную форму трансформации – смерть.
В своём пределе, техника боевого искусства самураев является примером экстраординарного поведения в стрессовых ситуациях, напоминает фиксированную целеустремлённость фанатика или даже «безумного человека». «Например, в айкидо есть множество иллюстраций концепции полного слияния всей личности и всех её сил (физических, функциональных, психологических и т.д.) при попытке решить какую-либо проблему». При этом человек отказывается от стратегии непосредственного выживания путём «избавления себя от желания или надежды сохранить собственную жизнь и имеющий перед собой единственную цель – уничтожить своего врага, - становится бесстрашным противником и по-настоящему грозным бойцом…». Смирившись с неминуемой смертью (человеку, словно, терять нечего!), можно дойти до предела своих способностей и превзойти их!
Истоки и пути развития основных доктрин и положений христианства, на мой взгляд, увлекательно и скрупулёзно прослежены в работах французского историка Ренана. Это: идея торжества Царства Божьего, Конца Света (эсхатологизм), прихода Мессии, Страшного Суда, посмертного и телесного воскрешения. Кстати, Ренан отмечает, что сам Иисус, говоря о воскрешении, никогда не утверждал, что он воскреснет телесно. А вера в бессмертие души стала христианским догматом благодаря греческой философии. Эта вера способна была примирить человека с мыслью о смерти, которая освобождала его от телесных пут земной жизни. Но греческая идея состава человека из двух субстанций (духовной и материальной) не была принята иудеями, которым было присуще стремление к окончательному изменению мира и уничтожению смерти. Иудеям, в том числе и ближайшим ученикам Христа, была противна не только идея телесного исчезновения Иисуса, но и факта его физического страдания.
Христианство привнесло в мир, прежде всего, идею любви, равенства и всепрощения, веру в посмертное воскресение. Христос верил в своё божественное происхождение и миссию. Царило убеждение, что все книги Ветхого Завета полны указаний на Иисуса. Христианство в Риме не только отвергло прежних богов, попирало римское право, но и нарушило, по сути, греческую логику, с позиций которой оно было бесполезно и алогично.
Исследователь античности конца Х1Х века Ф.Ф. Зелинский в книге «Соперники христианства. Лекции, читанные ученикам выпускных классов С-Петербургских гимназий и реальных училищ» утверждает, что позитивное содержание христианства (к нему он относит «заповедь любви», «задушевный символизм», сакральность эстетики) полностью восходит к Элладе, то есть греческой культуре. Между тем «роковая иудизация христианства» внесла дух нетерпимости. Как говорится в предисловии к сборнику лекций, Ф.Ф. Зелинский пытался построить неоязыческую «биологическую» этику («буржуазно-интеллигентский вариант права сильного»), что выразилось в призыве пересмотреть русскую этическую традицию жалости и жертвенности, давая больше места самоутверждению таланта и трудолюбия («трудорадостности»). Вот как он определяет религию и религиозность: «Религия» - это не то, что вера или исповедание, или благочестие; это – таинственная цепь, «связывающая» (religans) нас с чем-то выше нас, в чём бы оно ни заключалось. Мы можем прекратить все практики благочестия, можем отказаться от всех догматов, составляющих какое-либо исповедание, можем даже потерять всякую веру, но мы остаёмся религиозными до тех пор, пока отводим в своём миросозерцании известную область великому Непознаваемому и чувствуем нашу относимость к нему». На этом убеждении, полагал Ф.Ф. Зелинский, и строилась религиозность древнего Рима как мирового религиозного центра. Христианство, по его убеждению, нашло благодатную почву именно в Риме потому, что «оно было только последним фазисом развития римской религии». Но «на своей начальной ступени римская религия представляет нам довольно туманный «полидемонизм», с некоторыми примесями «анимизма» и «тотемизма». Ф.Ф. Зелинский отмечает контраст между греческой и римской религией: «насколько та трансцендентна, настолько эта имманентна». «Римские божества… по самой своей природе способны к постоянной дифференциации и интеграции: чем ближе человек стоит к делу, тем более будет он склонен к первой, чем далее – ко второй». Греческие боги в силу своего человекоподобия «были много «гуманнее» тех отвлечённых и страшных в своей отвлечённости объективизаций всемирной Воли, которым поклонялись римляне». Морализм, как считает Ф.Ф. Зелинский, был привнесён в христианскую религию именно Римом, хотя религия и мораль, нравственность – не тождественны.
То есть многие элементы языческой религии Рима подготовили принятие христианства. Христианская религия победила другие религии, «не потому, что она была единственным, а потому, что она была лучшим средством к обретению душевного мира и спасению», - убеждён Ф.Ф. Зелинский. Рассматривая в качестве соперника христианства герметизм, он находит его корни на родине самого Гермеса – «в Аркадии, и специально в той местности, которая окружает её высочайшую гору Киллену». Греческая религия соединилась с египетской под знаменем Гермеса-Тота (в результате герметизм распался на низший - это магия, и высший – смесь греческой философии, греческих мифов и Ветхого Завета). Ф.Ф. Зелинский различает герметизм дуалистический (благо от Бога, зло – от мира; аскетизм был порождением дуалистического герметизма) и герметизм пантеистический.
Таким образом, христианство впитало не только элементы иудаизма, морально-этические проповеди Иисуса, но и сложнейшую догматику философии древних греков, а также – морализм и организованность Рима.
Фома Шпидлик в книге «Духовная традиция восточного христианства. Систематическое изложение» отмечает, что понятие «духовность» очень распространено, «оно заключает в себя многосложную реальность». «Библия рассматривает дух как дыхание жизни. Греческие философы порой выделяют его внематериальную природу…Говоря о деяниях Духа Божьего, ап. Павел в Первом послании к фессалоникийцам различает в христианине «Дух, душу и тело…». При этом «великая тайна христианской жизни (как сопричастности Единству и Троичности Бога), таким образом, является тайной множественности отношений человеческого духа с Духом Божьим». Истинная цель христианского бытия состоит в стяжании Духа Божия, благодати Святого Духа. «Для западного богословия духовный человек – это человек «естественный», которому ниспослана благодать» (то есть человеческой природе присуща животная и интеллектуальная сторона жизни, но жизь духовная ему даётся свыше). Для Востока «человек сотворён быть причастником Божественной природы…».
«Единственная и общая для всякой духовной жизни цель состоит в полном и совершенном обожении. Но самый способ понимания и достижения этой цели обретает различные формы, в зависимости от воззрений человека на себя и свою человеческую природу: посвятить ли себя исключительно внешней деятельности или же развитию своих способностей к богопознанию, устремиться ли к созерцанию через разум или через сердце, идти в одиночестве или опираясь на видимый космос и сообщество людей». То есть можно выделить «пять основных тенденций восточной духовности»: 1) «духовность делания», то есть «практика соблюдения заповедей»; 2) духовность учёности; 3) духовный опыт, духовность сердца, то есть стремление к состоянию благодати и «чувствовать Духа Святого»; 4) космическая духовность, почитание святых изображений, наглядных выражений; 5) традиция общежитильного монашества, церковная духовность.
При этом Бог всегда является тем архетипом, образом, по которому был сотворён человек. Но богословы различают образ и подобие. Ф. Шпидлик пишет, что «Ориген, как отчасти и более поздняя восточная традиция, использует динамичный характер образа: образ есть не что иное, как зачаток обожения, цель которого – как можно более уподобиться Богу. Это восхождение «от образа к подобию» завершится во славе воскресших тел». Но подобие можно приобрести лишь путём усилия. Так, например, благодать в начале духовной жизни «часто даёт себя почувствовать как утешение, вознаграждение за труды», но позже она скрывается и «Бог оставляет своих святых в страданиях»; «наконец, когда завершён период очищения, Бог снова даёт утешение и полноту Святого Духа». При этом Отцы Церкви различают страдания грешников и праведников. «Праксис» (делание) – это не только следование заповедям, но и аскеза, отрешение от всех благ и самой жизни («негативный праксис»). «Иоанн Отшельник различает три степени отрешения: «Телесное отрешение (отказ от имущества), физическое отрешение (освобождение от страстей), духовное отрешение (уничтожение мнений)». Ф. Шпидлик отмечает: «прочитав тексты аскетов Востока, Феофан Затворник приходит к выводу, что грех может означать: 1) преступное действие; 2) страсть; 3) состояние души, внутреннее расположение». «Грех затемняет образ Божий в человеке». Покаяние - это не только процедура признания греха, осуждение самого себя, но и возвращение к добродетели. При этом различают «плач тела» (связан с земными заботами и потерями), «плачь человека душевного» (происходит от осознания греха, размышлений о смерти т.п.) и «плач духовного человека» (происходит не из чувства грусти, но от избытка радости).
В духовной жизни различают три степени уединения: уход в материальном смысле; уединение молчания; уединение сердца (дух не возмущается помыслами). Среди форм отшельничества встречались и весьма эксцентричные формы: «скитальцы» (не имели постоянного места жительства); «дендриты» («древесники»), жили на деревьях; «стояльцы» (проводили жизнь на открытом месте, без крова); «столпничество»; «затворники» (жили в кельях); «странники» (жили в одиночестве в чужих странах). Помимо целомудрия и ограничения контактов с родными и женщинами, в монашестве почитались: пост, непрерывная молитва, бдение, молчание, физический труд, претерпевание унижений. Особую роль играла «духовная брань», битва с бесами. Основные враги: Сатана, мир, плоть. Битва с бесами происходила, прежде всего, в помыслах (с помощью различения духов и хранения сердца). Различают восемь основных помыслов: чревоугодие, блуд, сребролюбие, печаль, гнев, уныние, тщеславие, гордыня. Механизм искушения при этом описывают так: всё начинается с прилога, то есть идеи, которую внушает враг; затем следует внимание, сближение и связь с внушённым образом; затем идёт слажение, то есть согласие на запретное наслаждение или действие; и, наконец, пленение, то есть возникновение влечения и порочной привычки. «Хранение сердца» для христианина предполагает бдительность и трезвость. Преимущественным методом борьбы со злыми помыслами является антиррезис, то есть противопоставление помыслу соответствующего текста Писания. Существует также практика различения духов и тех состояний, которые они вызывают в душе.
Несколько иначе «Восемь главных страстей» перечисляет Святитель Игнатий Брянчанинов. Это: чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие и гордость. Он называет и добродетели: воздержание, целомудрие, нестяжание, кротость, блаженный плач, трезвение, смирение, любовь. И. Бренчанинов указывает в своей работе «О прелести»: «Искуплённому человеку предоставлена свобода повиноваться, или Богу, или дiяволу, а чтобы эта свобода вынаружилась непринуждённо, оставлен дiяволу доступ к человеку». Человек же подвержен влиянию дьявола, так как пребывает в прелести. «Все мы – в прелести», - пишет Игнатий Брянчанинов. «Прелесть есть повреждение естества человеческого ложью», из чего следует, что бороться с этим можно и нужно. Нужна неустанная и каждодневная работа с прелестью, которая «действует первоначально на образ мыслей; будучи принята и извратив образ мыслей, она немедленно сообщается сердцу, извращает сердечные ощущения; овладев сущностью человека, она разливается на всю деятельность его, отравляет самое тело, как неразрывно связанное с Творцом душою. Состояние прелести есть состояние погибели или вечной смерти». То есть бывает прелесть ума (состоит в мечтательности) и прелесть сердца (несогласие с чужим мнением, что не означает отказ от отстаивания своих убеждений). Восточные Отцы Церкви зачастую видели прелесть не только в самых изощрённых формах богохульства или самовосхваления, но и в особом исступлении, страстном разгорячении, которое было присуще некоторым подвижникам Западной Церкви (например, в таком состоянии находился учредитель Иезуитского ордена Игнатий Лойола, которому являлись, по его желанию, ад или рай и т.п.). По учению Отцов православной веры, видения даруются лишь в исключительных случаях по благоволению Божьему.
Как отмечает психиатр Антон Кемпинский в «Экзистенциональной психиатрии», «в одиночестве амплитуда колебаний собственной оценки самого себя оказывается больше. Отшельники чувствовали себя то близкими к святости, то к бездне греховности. В одночестве легче дойти до самовлюблённости, как и до крайней нанависти, кончающейся самоубийством».
«Десять заповедей Закона Божия» в христианстве – это основа жизни почти для любого человека. Их суть сводится к следующим правилам, помогающим выжить в нашем сложном мире: 1) служить только Богу, 2) не сотворить кумира из чего-либо другого, 3) не употреблять имя Господа понапрасну, 4) в воскресный день посещать храм, 5) чтить отца и мать свою, 6) «Не убий», 7) не прелюбодействуй, 8) не укради, 9) не свидетельствуй ложно на ближнего, 10) не желай чужого имущества.
Григорий Нисский выделяет три степени восхождения к Богу: 1) в свете – время очищения; 2) в облаке – введение в созерцание умопостигаемого; 3) во тьме – душа становится на путь любви. Феофан Затворник выделял ещё одну ступень – «замирание всех природных способностей души и действие лишь одной силы Духа». Таким путём человек всё больше становится похож на предмет своего созерцания.
Таким образом, православие не только имеет собственную «Яму-Нияму», психологию богообщения, определённое представление о Боге, теорию и практику восхождения к Нему. Христианское учение о Боге имеет апофатическую («отрицательную») и катафатическую («положительную») теологию. В отрицательной теологии, основанной на работах Дионисия Ареопагита, Бог есть не личность, не разум, не бытие и т.п. В некотором смысле Он есть «Божественное Ничто», так как Он – превыше любых определений. В положительном аспекте Бог – личность, любовь, дух. В христианстве положительный аспект не противоречит, а дополняет отрицательный, то есть Бог предстаёт в триединстве.
А.А. Гостев, Н.В. Борисова в работе «Психологические идеи в творческом наследии И.А. Ильина» рассматривают такие важные в процессе формирования духовной личности в православной психологии понятия, как грех (это, прежде всего, «нарушение иерархии структур в человеке», разрыв человека с Богом) и страсти (это – «греховные навыки как устойчивое влечение человека к какому-либо греховному поступку» - выражение митрополита Иерофея). Добродетели противостоят страстям и означают желаемое поведение, следование законам мироздания. Ссылаясь на «Устав» Нила Сорского, эти авторы отмечают наличие у человека основных восьми страстей: чревоугодия, блуда, сребролюбия, гнева, печали, уныния, тщеславия и гордости. Страсти должны преодолеваться уже на начальном этапе возникновения через внутреннюю сосредоточенность духа, ограждение от вредных влияний, непрерывную молитву, размышление о быстротечности жизни и вечности внеземного бытия. Нил Сорский выделял также этапы развития страстей: 1) прилог (появление «искусительного» впечатления); 2) сочетание (переход к заинтересованности в возникшем образе); 3) сложение; 4) пленение; 5) страсть как устойчивое и сознательное следование греховному желанию. Очень важной в православной психологии является вера как, наверное, главное условие формирования духовной личности. Человек верит всегда в то, что считает самым существенным в своей жизни, чем он дорожит, чему служит, что представляет предмет его стремлений. «Предмет веры становится для человека источником радости». «Человек постепенно уподобляется тому, во что он верит – это духовный закон». «Любовь – основополагающий принцип отношения человека к миру, к жизни, к Богу – вселенский закон, который человечество должно познать и воплотить». «Истинная духовная любовь есть Дар духа Святого». Стержнем духовности является совесть.
Ссылаясь на труды философа И.А. Ильина, А.А. Гостев и Н.В. Борисова подробно рассматривает процесс формирования центра духовной личности как места предстояния Богу. «Проблема духовного центрирования связана с психологией молитвы». На пути приближения земной молитвы к небесной молитва проходит ряд ступеней: 1) по мере очищения души она приобретает способность «не домогаться» у Бога земного, доверяться его водительству; 2) молитва покаяния; 3) молитвы, свободные от земных образов. И.А. Ильин пишет и о духовных кризисах, сопровождающихся состояниями опустошения, которые возникают по причине «отвержения», «выселения» тех или иных греховных качеств и отставания «новозаселения» в процессе очищения души. Чтобы достичь духовного катарсиса такой кризис надо пережить со смирением, чувством благодарности, с сердечным созерцанием. При этом «духовный рост человека, указывает И.А. Ильин, требует не самооправдания, а самообвинения», принятия своей судьбы.
Большое место в православной психологии занимает борьба с прелестью, как с ложной духовностью человека, удаляющей его от истинного познания реальности, которая может выражаться в особых психофизических состояниях, экзальтациях, видениях, образах, искании откровений, благодатных ощущений и т.п. Эта тема связана с проблемой истинных и ложных пророчеств. Поэтому надо очень внимательно наблюдать за «движениями духовного сердца» («трезвенное созерцание»). Игнатий Брянчининов, выделял четыре вида помыслов: благодатные помыслы от Бога, помыслы от ангела-хранителя, помыслы от «тёмных сил» и помыслы от искажённого человеческого естества. Духовная практика православия во многом не одобряет опыт психотерапевтов, которые, стремясь избавить людей от тех или иных комплексов, зачастую избавляют людей и от добродетелей (например, целомудрие они могут рассматривать как комплекс). «Духовный же рост, как показывает история духовных исканий человечества, является результатом тяжёлой кропотливой работы, и купить его нельзя в принципе».
В связи с христианством, необходимо упомянуть одну из её «ересей», гностицизм, который, так или иначе, взаимодействовал с ним и даже оплодотворял. Хотя гностицизм (от греческого слова «гнозис» - знание), повидимому, не претендовал на роль соперника церкви, а лишь мыслил себя как учение узкого круга эзотериков. Для гностицизма характерно неприятие Ветхого Завета и бога Яхве и представление о спасении как о полном избавлении от материальности. Спасение достигается через практику строжайшего аскетизма, а основное мироощущение гностиков – чувство экзистенциальной заброшенности человека.
В книге Жака Бросса «Духовные учителя» отмечается, что гностицизм есть внутри многих религий, так как он предполагает не только особую склонность к «умствованию», что является индивидуальным свойством верующего, но и «определённое состояние духа и даже особый психический темперамент». С позиции «спектрально-целостного» подхода к строению психики человека можно утверждать, что гностицизм способен уводить человека от полноты жизни. Хотя, конечно, существуют люди с чрезвычайно развитым умом вовсе не в ущерб чувству и воле, способности к действию, а люди со слабым умом есть даже среди духовных подвижников, которые не благосклонно относятся к сложным умозрительным построениям.
Сомнение в божественности самого Христа стало содержанием ереси так называемой «секты жидовствующих», которые основывали свои сомнения на Библии, что не помешало приговорить часть проповедников к казни и сожжению. С ними яросто боролся Иосиф Волоцкий в ХV1 веке. Оспаривал он также критику накопления церковного имущества, так как считал, что бедным должен быть монах, но церковб – богата.
М.В. Лодыженский в работах: «Свет незримый» и «Сверхсознание и пути к его достижению. Индусская Раджа-Йога и Христианское Подвижничество» излагает существенные различия в медитативной и молитвенной практике йогов и христиан; христиан восточных и христиан западных. Он пишет также о двух главных типах святых людей – «о типе созерцательном и о типе деятельном». Первый тип святых идёт путём аскезы и путём поиска пути непосредственно к Богу; второй тип обретает Бога на пути всё большего служения людям и любви к ним. Серафим Саровский совмещал оба этих пути.
В.М. Лодыженский считает, что, в отличие от христианства, раджа-йога в своём стремлении к сверхсознанию опиралась лишь на воображение и достигала результативности путём сосредоточения внимания на каком-нибудь мысленном объекте и за счёт освобождения от влияния эмоций, полного контроля разума над ними. Большое значение придавалось также специальным позам и дыхательным упражнениям. Постепенно последователь йоги начинал чувствовать потоки энергии, идущие в его теле и через чакры. Некоторые достигали сверхвозможностей, особой психической силы: обладали ясновидением; управляли своими мыслями и телом; исцеляли людей и т.п. Но мне представляется, что для настоящих йогов, как и для христианских подвижиников, вовсе не характерна погоня за сверхвозможностями, поэтому к ним в полной мере можно применить слова Апостола Павла: «Если имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто». И хотя именно любовь, по убеждению некоторых исследователей древних традиций, и составляет суть отличия христианства от многих других традиционных систем и специальных техник выживания в непростых жизненных условиях, надо заметить, что нравственным, этическим началом пронизана медитативная и житейская практика многих Восточных традиционных систем и учений, включая йогу и буддизм.
М.В. Лодыженский подробно рассматривает представление о чувстве любви к Богу у основателей христианства и христианских подвижников. Знаменитый христианский писатель П-го века Климент Александрийский различал три ступени любви. На начальной ступени «любовь соединяется со страхом Божием (как с чувством крайней степени благоговения к Божеству)». На средней ступени любовь проникает во все дела и обнимает любовь к людям. На высшей ступени она приобретает «характер таинственного внутреннего единения с Богом». Поэтому характер христианской религии надо не столько понимать, сколько переживать.
Несмотря на то, что идею религиозного синтеза, как и объединения христианских церквей, высказывали многие русские философы и мыслители (например, философ Владимир Соловьёв верил в мистическое единство религий), большинство из них выдвигали невыполнимые условия или делали главную ставку на ту или иную религию или конфессию. Славянофил А.С. Хомяков, сравнивая католическую, православную и протестантскую церкви, отмечал, что в католицизме есть единство без свободы, а в протестантстве – свобода без единства. Протестанты рассматривают Святое писание как непогрешимый, но внешний авторитет по отношению к верующим. Протестантам свойственны, по мнению Хомякова, пренебрежение к хорошему устройству церкви и излишний утилитарный рационализм. Но теми и другими владеет страх. Протестанты боятся потерять свою свободу, впасть в интеллектуальное рабство; католики боятся утратить единство церкви, центральную власть, то есть, те и другие думают о небесном по-земному. В православии же создаётся неразрывное единство любви и свободы. Вот как характеризует Хомяков расхождение трёх христианских верований (об этом пишет Н.О. Лосский в «Истории русской философии»):
«Три голоса громче других слышатся в Европе:
«Повинуйтесь и веруйте моим декретам», - это говорит Рим.
«Будьте свободны и постарайтесь создать себе какое-нибудь верование», - это говорит протестантство.
А Церковь взывает к своим: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы Отца и Сына и Святого Духа».
Различия в типах подвижничества и мистического опыта Запада и Востока, в отношении к Христу отмечает и Лодыженский. Мистические вожди западной церкви, например, Игнатий Лойола, поставили своей целью служить Папе – «наместнику Бога не земле». «Подвижники же восточной церкви оставались всегда верными чистому служению Логосу небесному, принимали Христа духовного внутрь себя». Поэтому «истинное смирение было чуждо католическому духовному миру». Франциск Ассизский (ХШ век) пытался своим примером альтруизма и аскетизма оживить угасание христианства Запада, но шёл он путём создания могущественной монашеской корпорации – Францисканского ордена. Для православия же более характерен тип святости Серафима Саровского, общественное служение которого выразилось в более скромной деятельности старчества. Если Франциск Ассизский не был чужд увлечениям внешними эффектами, даже театральности, а его мистицизм содержит элементы крайней экзальтации, то Серафим Саровский, как последователь типа святости Сергия Радонежского, был способен на духовные подвиги без тени показного. Святой Франциск отдавался экстатической молитве, не отрешаясь от тела, так как он стремился к земным и эмоциональным, чувственным ощущениям (в результате, на его теле возникли стигматы), он стремился отождествиться с Христом не только в духовных, но и в телесных ощущениях. То есть, по мнению Лодыженского, ему была свойственна «утрированность в экзальтации». А Серафим Саровский следовал больше по пути, указанному подвижниками «Добротолюбия», развивая сверхсознание не за счёт ума и воображения (как в йоге) и не за счёт чувственных, телесных ощущений (как у некоторых западных святых), а за счёт сердечного единения с Богом. «По учению отцов восточной церкви, все эти ощущения и видения являются у смиренного человека сверх всякого ожидания, ибо подвижник, по смирению своему, не чувствует себя этого достойным», - пишет М.В. Лодыженский в книге «Свет незримый». Таким образом, мистика западных подвижников может быть затемнена их собственным, чувственным воображением и чувствительностью, в то время как мистика восточных подвижников – это духовное зрение, ниспосланное свыше. Но самое главное отличие, убеждён Лодыженский, заключается в отличии характера смирения обоих святых. Если св. Франциск мог уподобляться Богу, а его смирение выражалось в осознании своих слабых сторон по сравнению с Ним, то Серафим даже не помышлял об этом, своё смирение он носил в сердце, даже не сопоставляя себя с Богом. Непрестанной его молитвой была: «Господи, Иисусе Христе, Сын Божий, помилуй меня, грешного».
Несомненно, между мистикой западной и восточной немало и сходства. Лодыженский показывает его путём сравнения св. Франциска и Серафима Саровского. Оба они были горячими христианами, оба стремились к добру и были истинными подвижниками. Оба были очень жизнерадостными: их никогда не видели унывающими и печальными; оба строго относились к исполнению необходимых христианских таинств; ценили целомудрие; очень трогательно и с любовью относились к животным, которые платили им тем же (например, спасённый из сетей Франциском зайчик следовал за ним, как собака, а кузнечик возле его кельи откликался на его зов и сходил к нему на руку). К Серафиму в гости жаловал нередко медведь.
Мистику св. Франциска на Западе развил Игнатий Лойола (родился в 1491 году в Испании в аристократической семье). Главным его средством стал основанный им католический орден иезуитов, который верно служил наместнику Христа на земле – Папе римскому, и занимался проповедничеством и воспитанием юношества. Им были разработаны специальные духовные упражнения, в которых мышление и воображение соединялись с религиозными эмоциями. Главным предметом созерцания являлись картины из жизни Христа. Были упражнения по созерцанию ада, которые начинались с наблюдения картин мучений грешников, сопровождались их стонами и завершались чувствительностью к слезам грешников. Были упражнения в форме беседы отшельника с распятым Христом. В процессе упражнений последователь школы Лойолы овладевал памятью, воображением и волей. Он проверял свою совесть и раскаивался в грехах. (Представитель ордена иезуитов из Бразилии стал в марте 2013 года Папой Франциском 1).
Как отмечает Лодыженский, в католицизме были подвижники, которые шли не путём «мозгового воображения», а стремились к духовному сверхсознанию. Например, воззрения Фомы Кемпийского (умер в 1471 году) были не далеки от аскетики восточной церкви. Хотя для Запада всё же более характерен чувствительный мистицизм, типа мистицизма св. Терезы (ХV1 век), который возбуждал и её физическую природу.
У западного христианского монаха, по сути, не было ни одной свободной минуты, хотя часы наиболее напряжённой работы чередовались с часами отдыха. Тем самым, пишет Лео Мулен в книге о повседневной жизни средневековых монахов Западной Европы, «нестойкому духом просто не оставалось времени на праздные мечтания и уныние». Во всех старых уставах был разрешён дневной отдых. Помимо молитвы, работы, ночного бдения и поста, монах был обязан соблюдать целомудрие. «Согласно сборнику обычаев Эйнсхема монах может избавиться от вожделений плоти, призвав на помощь следующие «духовные блага»: устав, молчание, пост, затворничество в монастыре, скромное поведение, братскую любовь и сострадание, уважение к старшим, прилежное чтение и молитву, памятование о прошлых ошибках, о смерти, страх перед огнём чистилища и адом». Игры и многие развлечения были запрещены в монастырях, но монахи активно занимались хозяйственной, интеллектуальной и даже художественной деятельностью.
В западных христианских монастырях существовало чрезмерное пристрастие к моральному и физическому бичеванию, умерщвлению плоти (лежание на шипах и прутьях, на горячих углях; лежание в гробах и в могильной яме; чистка свинарника голыми руками и т.п.).
Особый интерес в католицизме представляют многочисленные монастырские приёмы, способы организации и соблюдения правил совместной жизни, многие из которых были прописаны в уставе монастыря. Был распространён, например, коллективный способ покаяния каждого монаха в содеянных грехах в присутствии братии («обвинительного капитула»), а также – публичное увещевание провинившегося. Даже «специальный монах «разведчик» занимался тем, что записывал упущения и прегрешения братии, чтобы потом объявить о них на капитуле», - пишет Лео Мулен. Возможно, таким способом достигалось сразу несколько целей: удержание каждого монаха в состоянии предельной собранности; упрочение сплочённости братии и возможность проявить к провинившемуся монаху милосердие и сострадание. (Эта практика напоминает практику разоблачения «врагов народа» и других нарушителей божественных и коллективных законов и заповедей, известную в любом в обществе, напоминая распространённое среди детей ябедничество). Индивидуальное покаяние осуществлялось на исповеди. Если настоятель собирался осудить виновного, то ему предписывалось: «Сначала войди в положение того, кого ты собираешься судить и воспитывать…, а затем поступи с ним так, как ты поступил бы сам с собой, если бы оказался на его месте». Наказание должно было вершиться твёрдо, но без ненависти и без жажды мести. Наказывалось не столько прогрешение, сколько упорство в грехе, злая воля. Отношение между братьями должно быть смиренным и учтивым. Монахи могли гулять и беседовать друг с другом не на мирские темы. Распространены были общие трапезы и праздники.
Молитва для христианина всегда являлась не только средством борьбы с собственными пороками и соблазнами мира, средством утешения, но и позволяла человеку приблизиться к Богу. Евангелие от Матфея, Гл. 6, п. 9-13 приводит текст одной из главных христианских молитв «Отче наш». Наверное, самой излюбленной христианской молитвой является обращение: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий. Помилуй мя!» Меня учили первую фразу повторять на вдохе, а вторую - на выдохе, мысленно спускаясь сверху вниз, в область живота.
Святые отцы Европы оставили множество описаний тех состояний, которые достигались путём молитвы. Жизнь некоторых святых, по сути, была непрерывной молитвой. То есть даже самая обычная работа в монастыре, в поле и т.п. не только сопровождалась молитвой, но и не нарушала ощущения света, радости пребывания вблизи Бога. Картезианским идеалом было правило: «Беги от мира. Погрузись в тишину. Сумей достичь мира в душе».
«Уединение является непременным условием формирования человеческой личности», - отметил в одной из своих проповедей Партиарх Московский и Всея Руси Владыка Кирилл. Он рассказал о подвиге Марии Египетской, которая для очищения души странствовала по пустыне (по выражению Владыки Кирилла, для «оттачивания самосознания»). Но в уединении, по представлению христиан, человек на самом деле не бывает один - он приближается к Богу.
Если попытаться исследовать это состояние с позиций психологии, то можно легко согласиться, что человек даже в уединении не бывает один, ведь его сознание формируется как сложное образование и взаимодействие разнообразных составляющих, связывающих его с миром людей и идей. То есть личность – это всегда соборность, хотя далеко не всегда стройная и согласная. Наверное, главная цель большинства традиционных систем (йоги, буддизма, христианства, мусульманства) - путём уединения и молитвы достичь единства, согласия многочисленных компонентов сознания, организовать их должным образом, сплотить по отношению к одной доминанте, которую верующие люди называют Богом. Это состояние можно также сравнить с откровением. Тем не менее, мне представляется, что подобное состояние может достигаться даже в толпе, среди людей и суеты, но это требует от человека дополнительных усилий. То есть метод уединения для достижения Бога чреват противопоставлением миру, а мы ведь все «состоим из мира». В этом смысле правы те православные и другие святые, которые совмещали уединение со служением людям. Могу также предположить, что в уеднении нередко созревают и далеко не «богоугодные» идеи и даже преступные намерения; склонность к уединению – черта многих психически больных людей, склонных к депрессии (например, у Достоевского, многие герои большую часть времени проводят в уединении и постоянных «самокопаниях», рефлексии).
Г.С. Померанц в исследовании творчества и духовного мира Ф.М. Достоевского («Открытость бездне») отмечает склонность персонажей его книг к полемике, то есть спору и «двойным мыслям». Грех, зло как бы идёт рука об руку с добродетелью и злом. Г.С. Померанц пишет: «Двойные мысли требуют известной беглости мысли вообще, известной интеллегентности, это не народная, а интеллигентская (по преимуществу) болезнь». В отличие от «задней мысли», «двойная мысль» «искренняя в обеих своих половинках». Более того, «истоки концепции двойных мыслей могут быть прослежены вплоть до Посланий апостолов, в противопоставлении внутреннего и внешнего, духовного и плотского». У Достоевского «двойные мысли» олицетворяют, чаще всего, «спор внешнего и внутреннего человека». «Дорога в рай проходит через ад двойных мыслей». Г.С. Померанц отмечает сходство этого явления с «помыслами», проблема которых широко представлена в аскетической литературе. И хотя «большинство старцев решительно отвергали «помыслы», некоторые, напротив разрешали опытному подвижинику «принять помысел, чтобы побороться с ним». То есть, повидимому, «помысел, страсть выводит из неподвижности. Помысел толкает вниз, и человек, ужаснувшись, рвётся вверх». Г.С. Померанц приводит пример Святого Максима «(не Исповедника, а другого, из простых греческих крестьян)». Когда его спросили, кто научил его молиться непрерывно, «он ответил: дьявол. Ночью он был охвачен нестерпимым страхом (зверей, разбойников, тьмы) и молился, чтобы спастись от страха. А потом привык и продолжал непрерывную молитву уже без страха. Таким образом, дьявол может быть учителем не только тантристов, но и православных святых». Г.С. Померанц пишет: «По Кришнамурти надо научиться смотреть на поток собственных мыслей, не пытаясь его приукрасить… Но вот вопрос: где та внутренняя точка отсчёта, которая даст возможность смотреть на течение собственных мыслей как на нечто внешнее…Окончательное решение проблем Достоевского всегда вытягивается в бесконечность». (К проблеме двойственности, многомерности человеческой психики, как и проблеме соотношения бесконечного и конечного, мы ещё вернёмся).
Молитва в христианстве и, особенно, в православии, отличается от медитации не только по форме, но и по содержанию. Содержание молитвы всегда обращено к Богу, содержанием медитации может быть любая фантазия и путешествие в «пространстве и времени». Феофан Затворник выделяет четыре ступени молитвы, соответствующие «составу человеческого естества». Это: 1) телесная или молитвословная молитва; 2) умная молитва; 3) умносердечная, сердечная молитва; 4) духовная или созерцательная молитва. Форма молитвы, как правило, задаётся традицией, а форма медитации – качествами медитирующего. В.В. Артёмов в книге «О молитве» пишет, что «православная молитва в своей основе стремится к истине и потому непроверенных идей в себя не включает. Православная молитва – это встреча с Богом Живым. Христианство даёт человеку непосредственный доступ к Богу, Который слышит человека, помогает ему, любит его. В этом коренное отличие христианства, например, от буддизма, где во время медитации молящийся имеет дело с неким безличным сверхбытием, в которое он погружается и в котором растворяется, но Бога как живую Личность он не чувствует». В.В. Артёмов, цитируя огромное количество духовных и светских литературных источников, анализируя опыт православной молитвенной традиции, пишет: «Молитва не должна зависеть от нашего настроения. Молитва – это труд. Преподобный Силуан Афонский говорил: «Молиться – это кровь проливать». Ведь «Царство Небесное силою берётся, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф,11:12)».
Молитва в православии возносится не только Богу Отцу, Иисусу Христу, Божией Матери (Богородице), но и святым. В православии молитва и спасение связано с образом, земным выражением которого является икона, а также – крест, которые приравниваются к Священному писанию, как форме Откровения. При этом православная икона отличается от католической своим аскетизмом и духовностью, так как она не должна возбуждать чувственность.
В «Православном молитвослове» содержится много различных молитв – коротких и длинных, простых и сложных, утренних и вечерних, покаянных и благодарственных. В нём можно найти акафисты и каноны (это формы православных гимнов). Из творцов многих молитв на первом месте стоит святитель Василий Великий. Творчество молитв продолжается и в настоящее время. «Игумен Илларион, - пишет автор книги «О молитве», - советует молиться по-разному, например, своими словами». При длительном молебне рекомендуется в начале творить молитвы славословия и благодарения, затем – покаяния, и лишь под конец помещать свои прошения. В.В. Артёмов уточняет: «…Когда, произнося молитву «Отче наш» мы говорим «Господи, да будет воля Твоя», - это значит, что мы всегда должны быть готовы к тому, чтобы исполнить волю Божию, даже если эта воля противоречит нашей человеческой воле. Когда мы говорим Богу: «И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим», - мы тем самым берём на себя обязательство прощать людей, оставлять им их долги, потому что, если мы не оставляем долги нашим должникам, то по логике этой молитвы, и Бог не оставит нам наших долгов…». Православные верующие должны молиться за ближних не потому, что Бог не знает, как их спасти, но потому, что Он хочет, чтобы мы участвовали в спасении друг друга. Поэтому надо молиться и за тех, кто нас оскорбляет, поносит и вредит нам. Очень важна молитва за умерших людей.
Более того, В.В. Артёмов, цитируя слова русского поэта В.А.Жуковского «молясь, мы должны не просить у Бога того, что Ему одному принадлежит, а отдавать то, что наше», пишет: «Спаситель Сам ведает все нужды каждого из своей паствы – и каждому воздаёт по мере его».
Молитва – это не только лучший способ общения с Богом, разговор с Ним, путь к непрерывной связи с Ним, так как между человеком и Богом существует множество барьеров, но и «прикосновение души человека к высшей жизни и переход от смерти к бессмертию», так как «философия и наука не делают человека лучше, а молитва изменяет саму природу его, он становится как бы иным существом».
Дело в том, что православие, как и христианство в целом, предполагает, что человек создан для вечности, «его истинная родина, его отчий дом - это небо. Здесь, на земле, он – изгнанник и странник. Когда человек забывает о своём предназначении, когда ему кажется, что его жизнь – это только краткий путь от рождения до смерти, от колыбели до могилы, - тогда он становится самым несчастным существом на земле».
Тем не менее, не всякая вечность может стать идеалом бессмертной жизни. Идея вечного земного перерождения не привлекала даже буддистов, так как это – стезя страданий и череда поеданий одних существ другими существами, что отвергал и русский философ Н.Ф. Фёдоров, хотя лишь в обличье человека буддист мог достичь окончательного освобождения, которое ничто иное, как высочайшая ёмкость и организованность сознания.
Как же надо молиться? Молитва, по утверждению многих святых и Отцов Церкви, не должна быть «добавлением к множеству других вещей…», к нашему комфорту. Она должна быть главным делом жизни. «В молитве нужно быть абсолютно честным», - пишет В.В. Артёмов, так как возможна и лживая молитва, то есть человек притворяется, что молится. «Богу не нужны слова – Ему нужно сердце человека». Ссылаясь на работу Н. Пестова «О молитве» (М., 2005), В.В. Артёмов предлагает различать три ступени (или степени) молитвы. Первая ступень – молитва устная, гласная, при которой христианин ещё не может справиться с рассеянностью мысли. На этом этапе необходимо как можно глубже понять и почувствовать слова молитвы. Вторая ступень – «молитва ума», а третья – «молитва сердечная». Плач умиления при молитве является показателем, что ум соединился с сердцем. Лишь немногие избранники Божии достигают уровня особой, сверхестественной молитвы.
Духовная жизнь никогда не бывает ровной и спокойной. Святые Отцы указывают на три периода в молитве. Первый период – это период благодатной молитвы, когда она идёт легко, непринуждённо. На втором этапе возникают затруднения и желание сократить прежние правила. «Второй период может длиться долго, пока господь не испытает своего раба в труде, терпении и постоянстве». Третий период – период вновь благодатной молитвы. Молиться трудно бывает не только обычным мирянам-православным, но и святым подвижникам, которые проходят как борьбу с прелестью, так и нешуточную «брань со злыми духами», истязания бесами. Преподобный Макарий Великий был убеждён, что «души, скорбями наносимые от злых духов не искушённые, пребывают ещё в отрочестве, и, да тако реку, неспособны к Царству Небесному». То есть борьба с нечистой силой – непременное сопутствие молитвы, а победа над нею – условие Царства Небесного!
Молитвы в православии могут сопровождаться поклонами, которые смиряют гордость и способствуют утруждению тела, которое при молитве не должно быть размягчено, то есть оно должно способствовать собранности, концентрации. В.В. Артёмов пишет: «Из всего многообразия традиционных положений тела во время молитвы в современной практике осталось несколько. Это, прежде всего, молитва стоя и молитва на коленях, сопровождаемые крестным знамением и поклонами». (В прежние времена молились также на полу с распростёртыми руками или стоя с воздетыми руками). При болезни и слабости можно молиться сидя и даже лёжа. «Святые Отцы запрещали нескромные, беспорядочные, суетливые движения». Даже наедине с собой православный верующий должен помнить, что он не один, а находится в присутствии своего Ангела-хранителя.
В православной литературе мы находим многочисленные подтверждения действенности молитвы, которая не сводится только к восстановлению душевного равновесия и отторжению нечестивых мыслей и намерений. «Горячо молившийся переживает прилив бодрости и духовного мужества». Описаны и многочисленные чудесные исцеления, избавления от страданий и бед, изгнания бесов и т.п.
Иоанн Кронштадский (брошюра «Моя жизнь во Христе») так излагает суть молитвенной практики: «Когда молишься Господу, взирай сердечными очами внутрь себя, на душу свою: Господь там, в мыслях твоих и в движениях сердца твоего правых, как и вне тебя и на всяком месте». А также: «Бог есть Истина: и молитва моя должна быть истинна, как и жизнь; Бог есть Свет: и молитва моя должна быть приносима во свете ума и сердца; Бог есть огонь: и молитва моя, как и жизнь, должна быть пламенна. Бог свободен: и молитва моя должна быть свободным излиянием сердца». Типичным примером выражения Восточной мистики является изречение Нила Синайского (V-й век): «Когда молишься, не придавай Божеству какого-либо облика и не попускай, чтобы ум твой преображался в какой-либо образ…, но невещественно приступи к невещественному и сойдёшься с ним…Не думай, что Божество качественно (занимает место, протяжённо, имеет части); тогда как Божество ни количества, ни вида не имеет…не желай видеть чувственно Ангелов или Силы, или Христа, чтобы с ума не сойти, приняв волка за пастыря и поклонившись врагам демонам». Феофан Затворник (умер в 1894 г.), продолжая восточную традицию молитвы, называл восторженные молитвы «мыльными пузырями» и утверждал: «настоящая молитва тиха, мирна и такова она на всех степенях». «Прелестью» считал Симеон Новый Богослов молитву, которая осуществлялась с воздеванием рук и очей к небу и с воображением благ небесных, чинов ангельских, обителей святых. Исаак Сириянин утверждал: «Пока человек употребляет усилие, чтобы духовное снизошло к нему, оно не покоряется». Григорий Палама (подвижник Х1V века) отмечал: «человек восходит…не на фантастических крыльях воображения….., но восходит к истине неизречённою силой Духа и духовным ощущением…, слышит неизреченные глаголы и видит невидимое, и всё есть и бывает чудо».
Сотрудники лаборатории нейро- и психофизиологии Санкт-Петербургского научно-исследовательского психоневрологического института имени В.М.Бехтерева исследовали воздействие молитвы на мозг человека (статья «Молитва – биологическая потребность человека», газета «Новые известия», 13 сентября 2001). У священников во время эксперимента снимали электроэнцефалограмму (ЭЭГ). При чтении ими стихов ритмы биотоков учащались, а при чтении молитв становились всё реже и реже. «Наконец, остались только медленные дельта-ритмы, с частотой в два-три герца», - отмечал в интервью газете профессор Валерий Слёзин. Такое состояние обычного человека бывает лишь во время медленного (без сновидений) сна, либо у младенцев до двух месяцев. У наиболее усердно молящихся людей было отмечено полное отключение коры мозга. После молитвы частота импульсов вернулась к обычным альфа-ритмам (8-12 герц) и бета-ритмам (13-30 герц). Почти все священники утверждали, что во время службы они теряют «чувство времени». Кстати, у медитирующего индийского йога при обследовании наблюдалось учащение биоритмов. Когда его попросили прочесть молитву «Отче наш», ему стало плохо. При исследовании ЭЭГ католического ксендза во время молитвы была замечена тенденция к замедлению ритма, но не настолько выраженная, как при православной молитве. Видимых измерений ЭЭГ не было обнаружено при исследовании сознания обычного мусульманина-мирянина, но мощность альфа-ритма всё же снизилась. Сложнее картина была у дзэн-буддиста: «сначала подъём ритма, а затем его значительное снижение»». Учёные назвали этот феномен «четвёртым функциональным состоянием мозга» (в дополнение к трём основным: бодрствование, «быстрый» сон и «медленный» сон без сновидений). В четвёртом состоянии (при «медленном» или «молитвенном» бодрствовании») кора головного мозга отключена, а восприятие информации происходит напрямую, минуя мыслительные процессы и анализ. Но это состояние столь же необходимо человеку при гармоничном его развитии, как и три прочие. Во время молитвы человек уходит от реальности, земных забот, происходит разрушение патологических связей в мозгу и в организме.
В истории православия необходимо выделить византийский период. Рассмотрим его на основе монографии В.В. Бычкова «Малая история византийской эстетики». Он отмечает: «византийцы гордились своим ромейским происхождением, но поклонялись Богу древних иудеев, почитали еврейский Ветхий Завет, наряду с Новым, пришедшим также из Изриаля, и святейшим местом на земле для них был не отеческий Рим и не мудрейшие Афины, но презираемый их славными предками-воителями Иерусалим». Византия была синтезатором восточно-западных культурных и духовных ценностей.
«Раннехристианская эстетика ставила ценности духовные и нравственные выше чисто и собственно эстетических», - пишет В.В. Бычков. Более того, «знаки духовной стойкости христианина, выразившиеся в увечьях тела, украшают, по мнению апологетов, тело лучше всягих драгоценностей. Непорчность – большее украшение для человека, чем живопись и золото для стен дома…». Поэтому апологеты христианства вводили в эстетику категорию простоты и естественности. Одним из важнейших источников византийской эстетики являлась неоплатоническая эстетика и, прежде всего, «теория красоты Плотина». Он выстроил целостную иерархическую систему красоты: от чувственно воспринимаемой красоты материальных предметов через красоту, постигаемую душой (например, природы, искусства) к «умопостигаемой красоте», выше которой – «источник всяческой красоты – Единое». Византийская эстетика различала образ и подобие. «Бог – исходный пункт образной иерархии, первообраз для последующих отображений. Его первым образом, максимально изоморфным, подобным ему практически во всём, является Логос. Это ещё невидимый и чувственно не воспринимаемый образ. Его образом…выступает разум человека…Сам человек становится только «третьим образом Бога». Это уже материализованный, визуально и тактильно осязаемый образ, достаточно слабо отражающий первообраз. И совсем далеко «отстоит от истины» четвёртая ступень обазов – образы изобразительного искусства». В.В. Бычков пишет, что апологеты, по-видимому, различали, «три основных типа образов» – миметические (подражательные, которым характера высшая степень изоморфизма, они подобны изображению в зеркале); символические или символо-аллегорические (они условны), и знаковые (предельно условные). Многие апологеты П-Ш вв. отрицали возможность изображения духовных предметов. Например, одним из духовных отцов «иконоборчества» и идолопоклонства был Ириней. Он сформулировал различие между «образом» и «подобием».
«Наряду с понятиями красоты и прекрасного ранневизантийская эстетика выдвинула…понятие света». Византийцы устанавливали тесную связь между Богом и светом, а также – между светом и красотой. «Наиболее полную теорию света в его связи с божеством, красотой и прекрасным, мы находим у автора «Ареопагитик» (этот автор вошёл в историю под именем легендарного ученика апостола Павла Дионисия Ареопагита, жившего на рубеже V-V1 вв.). В его картине мира всё подчинено закону высшего порядка, то есть стремлению от множественности к единству. В дальнейшем его теория света оказала влияние и на Древнюю Русь, и на Западную Европу в эпоху Средневековья. «Свет, по его мнению, «происходит от блага и является образом благости». Он подробно описывает процесс фотодосии («светодаяния»), как информационного посредника между трансцендентным и имманетным уровнями бытия. Поэтому «красота сияет». Но если она поддаётся некоторому описанию, то «свет же принципиально не описуем». Цвет воспринимался византийцами как материализованный свет. Симеон Новый Богослов (949-1022) различал два вида света – для видения внешних предметов и для видения «мысленных вещей» - «свет умный», источником которого является Иисус Христос. Высшая ступень познания осмысливается им как слияние световых сущностей объекта и субъекта познания, «душа как бы сама покидает этот мир, прорывается в иные измерения и там объединяется с божественной сущностью». При этом любой праздник – это, прежде всего, «праздник духовный».
В.В. Бычков пишет о византийском монашестве, как о религиозном институте для реализации мистического пути познания Бога в 1V веке, который во многом противостоял как государству, так и имперской церкви. «Ещё античная философия научилась различать духовные (душевные) удовольствия и телесные». «Важным показателем приближения к цели в процессе постижения Бога у христиан служило состояние высшего духовного наслаждения – блаженства, которое резко противопоставлялось ими чувственным наслаждениям обыденной жизни». Поэтому и суровая жизнь инока должна обязательно увенчаться несказанным вечным наслаждением. И хотя христианским подвижникам во многом импонировал образ жизни киников, они не принимали отсутствие у них веры в грядущее вознаграждение за эту жизнь (вот где, наверное, высшая «корысть» религиозных людей, которой, кстати, нет у атеистов!). Иоанн Лествичник (V1-VП вв.) различал три основных вида монашества: полное отшельничество и уединение, «безмолвие» в сообществе одного или двух братьев и пребывание «в общежитии». Душевные силы укрепляются, когда угасаются телесные удовольствия, - считали христианские подвижники. При этом они ещё при жизни достигали не только душевного покоя, равновесия, а в старости их тело даже при постоянных телесных ограничениях сохраняло вид юношеского тела; отмечалась «приятность» лица, светлость лика, сохранялись даже зубы. Христианские подвижники часто, особенно после смерти, источали благоухание, а их мощи – «благовонное миро». Хотя встречались и изуверские крайности аскезы. Так, например, «агиограф Симеона Столпника с умилением сообщает, что подвижник плотно обмотал своё тело верёвкой и ходил так более года; «верёвка въелась в мясо и глубоко ушла в загнившую плоть праведника. И от злосмрадия верёвки никто не мог стоять рядом»…Постель же Симеона кишела червями….». Важной чертой монаха-подвижника выступала нестяжательность. Нил Анкирский, например, считал, что богатство, владение имуществом вызывают споры и распри между людьми, являются причинами грабежей и убийств.
«Молитва есть беседа ума с Богом» - пояснял Нил Анкирский в трактате «О молитве». Во время молитвы надо молиться, во-первых, об очищении от страстей; во-вторых, об избавлении от неведения; в-третьих, о спасении от всякого искушения и оставления. Но высшая цель молитвы – это сверхчувственное и сверхразумное постижение божества в нём самом, полное слияние с ним в акте бесконечной любви и духовного ликования. По утверждению Исаака Сирина (VП в.), высшая стадия молитвы – «пребывание в состоянии духовной молитвы». Важным компонентом истинной молитвы является дар слёз. Они – признак глубокого покаяния.
Подвижники древности различали два типа экстатических состояний – «образные» или «картинные» пророческие видения подвижников, при которых они замирали; и те, которые открывали в сердце сокровенный свет.
Византийский мыслитель 1V в. Афанасий, пишет В.В. Бычков, осуществил, наверное, первую в истории культуры «жанрово-содержательную» классификацию псалмов, содержащихся в Книге псалмов, ориенированной, тем самым, на реальную помощь людям в их конкретной жизни. Он выделяет разряды, которые, наверное, «перекрывают практически все возможные состояния и движения души»: повествовательный, молитвенный, благодарственный, исповеднический, увещательный, пророческий, хвалебный, жалобный. Поэтические образы псалмов должны не только находить в жизни правильные решения, но и исцелять от таких «душевных недугов», как страх, гнев, раздражительность, уныние, скорбь и т.п.
Знаменитый отец греческой церкви 1V в. Григорий Нисский видел в мироздании гармонию, которая является «первичной, изначальной и подлинной музыкой», к которой человек может быть причастен. Созерцая её, он может врачевать самого себя и гармонизировать свой образ жизни.
В истории византийской культуры можно проследить как период иконоборчества (726-843 гг.), так и иконопочитания (ему был посвящён VП Вселенский собор в Никее в 787 г.). «Противники икон, - пишет В.В. Бычков,- опирались в основном на библейские идеи о том, что Бог есть дух и его никто не видел». Иконоборцы отвергали, прежде всего, антропоморфные изображения Бога, они считали, что живописное искусство богохульствует против главного христианского догмата о воплощении Логоса. В рядах защитников изображений – известный богослов Иоанн Дамаскин, который разработал теорию образа, сущностной характерстикой которого является подобие прототипу при наличии некоторых несовпадений с ним: «Всякий образ есть выявление и показание скрытого». Он выделил шесть видов образов: 1) естествененные; 2) божественный замысел; 3) человек как образ Бога; 4) символические; 5) знаковые; 6) дидактические (а применительно к изобразительному искусству – миметические). VП Вселенский собор подтвердил, что невидимого Бога изобразить невозможно, но можно изображать на иконах воплотившегося Христа. Более того, живописныее избражения, в отличие от чтения и слова, которые доступны не каждому, как и книги, способны повествовать и проповедовать об истинных событиях. Как отмечает В.В. Бычков, в силу веры в истинность божественного воплощения, «изображение…играло для иконопочитателей практически роль документальной фотографии». «Не случайно христианская традиция начинает бесчисленный ряд изображений Христа с «нерукотворных образов», сделанных по легенде самим Иисусом путём прикладывания к своему лицу матерчатого плата, на котором и запечатлевалось его точное изображение…Не случайно окончательная победа иконопочитания в Византии празднуется церковью как «триумф православия». Но при изображении религиозных сюжетов поощрялись не экспрессивно-натуралистические и реалистические черты, психологизм, динамика, а, напротив, обобщённость, условность, символизм, статика, самоуглублённость, этикетность и каноничность. Наиболее значимые фигуры композиции (Христос, Богоматерь, святые) изображались обычно во фронтальном положении. В профиль изображались, как правило, отрицательные (Иуда, сатана) и второстепенные персонажи и животные. Художественное пространство было по-своему вневременным и внепространственным. Системами носителей света в византийской живописи были золотые фоны, нимбы; особые приёмы высветления ликов и краски. «Храм с происходящим в нём действием представлялся византийцам сложным сакрально-символическим феноменом, реально объединившим небесный и земной уровни бытия, и приобщающим верующих к горнему миру и к самому Богу».
Художественная культура Византии Х-ХV вв. развивалась по пути поиска компромисса между крайностями аскетического и мирского направлений. Признавалось, в частности, что душа возникла вместе с телом и только благодаря ему может выразить себя и осуществить свои цели. Новый период византийской культуры во многом восстановил в правах нерелигиозную эстетику. Большое внимание искусству и красоте слова уделяют в этот период византийские историки (прежде всего, Михаил Пселл). Историк, по его мнению, должен быть правдив и беспристрастен. В.В. Бычков полагает, что на поздней византийской эстетике отразилась общая тенденция к поляризации духовных движений в культуре палеологовского времени: распределение духовных сил между гуманистами и исихастами. Если первые тяготели к секуляризации культуры, то исихасты проповедовали сугубу индивидуальный путь мистического делания и духовного наслаждения, которые могут быть доступны и мирским людям, ведущим жизнь согласно евангельскому учению. Но те и другие наделяли особой ценностью непреходищее.
С падением Константинополя в 1453 году и окончательной гибелью империи ромеев и даже раньше, с Х века, основным накопителем духовной энергии православного мира стал Афон. В.В. Бычков пишет: «Православные греки, македонцы, сербы, болгары видели в Афоне символ грядущего освобождения от власти иноверцев, получали со Св. Горы всё необходимое для поддержания христианского благочестия…». Афон был и для Древней Руси важным источником духовности, которая имела там свой большой монастырь и ряд скитов.
Почти любая духовная практика, включая молитву, эффективна для поддержания душевного равновесия, она помогает при разрешении самых разнообразных жизненных проблем. Она может помогать и больным людям, прежде всего, психически больным. Методика выживания и врачевания больного духа представлена в книге митрополита (архимандрита) Иерофея Влахоса «Православная психотерапия». Рекомендую читателям встретиться с этой книгой, чтобы лучше заглянуть в глубину собственной души и обрести новые силы для жизни.
Отец Иерофей пришёл к выводу, что душевные расстройства нашего времени «происходят главным образом от помыслов, помрачения ума и нечистого сердца». Для написания книги он, в первую очередь, использовал сочинения отцов-исихастов, «именуемых трезвенниками, не пренебрегая, разумеется, и сочинениями так называемых общественных отцов, посвятивших себя общественному служению» (в частности он использовал творения отцов «Добротолюбия»). Основное отличие христианства от философии, считает Отец Иерофей, заключается в том, что философия – плод человеческой мысли (то есть «догадки»), а христианство – «это откровение Божие» (то есть «пророчество»). Цель христианства - «достичь блаженного состояния обожения». Но чтобы созерцание Бога не оказалось для нас «огнём поядающим», но животворящим светом, от человека требуется очищение. Это-то очищение и исцеление является делом Церкви». Таким образом, православие – это, по сути, врачебная наука. «Под лечением души понимается в первую очередь лечение и освобождение ума», так как в результате отпадения от Бога, ослабления связи с ним произошло умертвление ума, естество человека заболело грехом, стало нечистым. Ссылаясь на преподобного Максима, Отец Иерофей, пишет: «нечистота проявляется в четырёх вещах: «во-первых, в ложном знании; во-вторых, в неведении чего-либо всеобщего…в-третьих, в страстных помыслах; в-четвёртых, в соизволении на грех». Преподобный Максим разделял духовную жизнь на три этапа: «деятельное любомудрие, естественное созерцание и мистическое богословие». Согласно другому подразделению, духовная жизнь состоит из делания (это телесный пост и бдение, псаломопение и молитва, молчание) и созерцания (это «видение ума»). «Когда ум становится храмом Духа Святого, мы говорим, что лечение было успешным». Лишь святые – те, которые уже исцелены и являются богословами, могут лечить других.
Способ и курс лечения включает в себя: веру в правый путь к исцелению и духовному здравию; ощущение наличия болезни путём самопознания и самоуничижения, которое является «мысленным гнётом»; наличие врача-целителя (это священник, духовник). Православное лечение – это путь православного благочестия. Его методом является, прежде всего, подвижничество. Поскольку у человека пять чувств, поэтому и подвигов подвижничества пять: бдение (подчинение зрения), богомыслие (слух), молитва (обоняние), воздержание (вкус) и безмолвие (осязание).
Три степени священства (диакон, пресвитер, епископ) связаны с тремя основными ступенями духовной жизни: очищение, просвещение и обожение. В православии существуют особые требования к священству, которые и излагает Отец Иерофей в «Православной психиатрии».
Развивая методы православной психиатрии, Отец Иерофей рассматривает понятие «душа» и процесс её исцеления, а также - связь образа Божия с душою, умом, сердцем и мыслью (помыслами), способы их исцеления. Душа сотворена вместе с телом, и они не могут существовать отдельно. Она «умна, разумна и духовна». При этом: «в разумной части действуют помыслы; в раздражительной – зверские страсти, в вожделевательной – скотские похоти, в уме – мечтательные воображения, в рассудке – мысли». «Душа мертва, если она не действует по естеству»; мёртвый человек – это плотский и душевный, то есть поступающий по человеческому обычаю, ему недостаёт действия Духа Святого. Исцеление немощной души, оживление мёртвого ума, очищение нечистого сердца, как пишет Отец Иерофей, достигается через аскетические предписания Церкви: воздержание, любовь, молитву и хранение ума от сатанинских прилогов, приходящих через помыслы.
Многие православные (и не только!) авторитеты отмечают особое значение в жизни человека сердца, необходимость связи с ним ума. Как считал Святитель Григорий Палама, «сущность души – это сердце; энергия же её «состоит в помыслах и мыслях». «Немощь и лечение души сводятся главным образом к немощи и лечению ума, сердца и помыслов». При этом: «покидая сердце и отступая от Бога, ум болеет и страдает, при этом мертвеет и вся душа». Болезнь ума (помрачение) заключается в ослеплении тремя страстями: сребролюбием, тщеславием и желанием удовольствий. Другое болезненное состояние ума – «это окаменение, безболезненность и безчувствие. Исцеление немощного ума достигается его хранением, соблюдением («трезвением»). Заметив дурной помысел, следует воспротивиться ему и призвать Христа.
Доктор медицинских наук, Вячеслав Максимович Успенский (статья «Загляни в своё сердце», газета «Русь державная», № 8(240), 2014) разработал теорию информационной функции сердца и практику её использования с целью диагностики заболеваний внутренних органов. Эта теория, по сути, исследует значение сердца в свете духовного и врачебного наследия святителя Луки (он же – профессор, хирург В.Ф. Войно-Ясенецкий) и его труда «Дух, душа и тело». Святитель Лука связал религию и медицинскую науку, он рассматривал «сердце как орган высшего познания, восприятия духовных воздействий, общения человека с Богом», в сердце «престол благодати, ум и все помыслы душевные» (все эти свойства имеют отношение не к плотскому сердцу, то есть оно выполняет и информационные функции). В.М. Успенский своими исследованиями показал, что импульсы, которые рождаются в сердце, - это, прежде всего, сигналы, достигающие каждой клеточки организма, способные передавать информацию. Ему удалось разработать технологию информационного анализа электрокардиосигналов для диагностики различных заболеваний (диагностическая система «Скринфакс»). При этом при диагностике любого заболевания приходится «внедряться в духовный мир человека», так как любая болезнь связана с нарушением духовных законов, прописанных в том же Евангелие. При таком подходе работа врача значительно углубляется, приобретает духовное, психологическое измерение.
Исцеление сердца, по убеждению Отца Иерофея, достигается покаянием, сокрушением о собственной греховности (проявляет себя как боль сердца, которая часто сочетается с рыданием), в результате которого путём молитвы возникает надежда и умиление. Слёзы в православии есть знак жизни, признак возрождения человека, хотя бывают и слёзы прелести.
«Главную роль в болезни души и её лечении играют разум и помыслы». Падший разум, как указывает Отец Иерофей, вторгается в три области: в наши отношения с Богом; в отношения человека с самим собой; в наши отношения с другими людьми. Мы должны ограничить разум и открыть ум. В обуздании разума главную роль играет послушание воле Божией. В разумной части души действуют так называемые помыслы (существуют и благие помыслы), с которых и начинается совершение грехов. Когда грех повторяется многократно, то он превращается в страсть. Помыслы получаются из трёх источников: чувств, памяти и полносочия тела. Сколько страстей, столько и помыслов. В основном, их восемь: чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость. Есть помысел хулы. Святые отцы дают, своего рода, схему развития помыслов, которые берут начало в страстях, лежащих в душе, затем они борются с умом, понуждая его к греху. Этот этап называется искушением. Затем может совершаться грех. При его повторении возникает навык. Лечение помыслов осществляется трезвением, безмолвием, отсечением дурных помыслов. Существует и способ лечения через труд и подвижническую жизнь. Избавиться от помыслов можно и «возделывая различные добродетели», «возвращая добрые помыслы». Страсти, по учениям Отцов Церкви, «представлют собой извращение душевных сил», то есть жизнь по страстям противоестественна. Отец Иерофей в своей книге приводит несколько классификаций страстей, он убеждён, что «страсти – это ад». За подвиги в добродетели человек получает бесстрастие и ведение. Лечение страстей – это возвращение их в первоначальное состояние. Прежде всего, от человека требуется самопознание, то есть понимание истинного своего духовного состояния. Оно тесно связано с покаянием и исповедью. Очень важно для психического здоровья не затворяться в себе, а открываться (то есть не каждое уединение благотворно само по себе). Разумная часть души очищается чтением и молитвою, а страстная – любовью и воздержанием. Каждая страсть лечится по-своему. Например, чревоугодие лечится воздержанием; блуд исцеляется сокрушением сердца; сребролюбие – нестяжанием; гнев – незлобием; печаль – путём обращения в печаль покаянную; уныние лечится только молитвою; тщеславие – отказом от дел, которые могут заслужить похвалу; гордость лечится смирением. Святые Отцы описывают последовательность, в которой следует бороться со страстями. Бесстрастие по учению Отцов Церкви «есть неподвижность души на худое». Оно связано с любовью и является жизнью, движением. «Стремление к переживанию любви отгоняет все страсти», то есть надо стремиться полюбить одинаково всякого человека.
Одним из основных методов лечения души в православии является безмолвие. Телесное безмолвие – это обуздание тела; духовное безмолвие состоит в свособности не воспринимать никакой искушающей прелести. «Безмолвие – это самая активная деятельность, протекающая в неизвестности и молчании», - пишет Отец Иерофей. «Исихазм – это жизнь в безмолвии». Это движение существовало с первых веков жизни Церкви. Термин «исихазм» означает также способ сосредоточения ума в сердце. Провославная гносеология – это, прежде всего, ведение, которое хоть и отличается от веры (она утончённее ведения, которое ничего не может сделать без исследования), но зато по учению Преподобного Исаака Сирина «ведение утончённее вещей чувственных». Он говорит о трёх ведениях. Телесное ведение - это знания о мирских делах без попечения о божественном. Душевное ведение – это путь через безмолвие. Духовное ведение – это ведение Святых Отцов, при котором душа созерцает нетварный свет, оно проистекает из божественных откровений.
На мой взгляд, выживанию человечества в сложных условиях, помимо традиционных духовных методов, способствовала и христианская экономическая этика. Применительно к монастырскому хозяйству и отношению к собственности, богатству мы её неоднократно представляли. В сборнике материалов международной интернет-конференции «Христианские начала экономической этики» (М., 2001) представлены материалы как духовных лиц, учёных-экономистов, так и представителей бизнеса, предпринимателей, по проблемам: соотношение нравственности и экономической выгоды; соотношение общественного служения, помощи «ближнему» и личных интересов. Протоиерей Всеволод Чаплин отмечает, что официальная церковная позиция по экономическим вопросам была выражена в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви», принятых Юбилейным Архиерейским Собором. Поскольку «Церковь не может уклониться от начертания собственного идеала, в испорченном грехом мире полностью нереализуемого», необходимо признать относительность права собственности и полезность отказа от неё, поскольку «первейшей целью труда является не приобретение материальных благ, а служение ближнему и самовоспитание». Однако и «принципиальное отвержение возможности экономической деятельности Церкви» может поставить её в финансовую зависимость от властьимущих или «небескорыстных «спонсоров».
Тем не менее, в истории христианства отношение к собственности, как и к создающему богатства труду, неоднократно менялось. «Мужи апостольские» (ученики апостолов Христа и их ученики) и апологеты христианства во П-Ш вв. во многом были ориентированы на ожидание второго пришествия Христа, то есть, были сосредоточены «на жизни небесной и вечной, а не земной и временной» (материал Татьяны Коваль в сборнике). Они отметали мирские, земные интересы, которые «рассматривались как лишённое смысла бремя». Эсхатология отсекала не только «чувство истории», но и миссию христиан по отношению к обществу и культуре. Высшими ценностями были этические ценности и праведность жизни христиан, «их готовность умереть за веру». Внутренний мир человека, а не проблемы социального неравенства занимали мужей апостольских и апологетов. Но главенствовало представление о мире как благом, хотя и грешном, Божьем творении, поэтому Бог является единственным полноценным собственником всего и подателем всех благ. Кроме того, требовалось делиться с ближним своей собственностью, «раннехристианские общины практиковали обобществление имущества», хотя и запрещалось покушение на чужую собственность (пожертвования должны быть добровольными). Высшим и истинным богатством являлся Бог и особое, «христианское мироотрицание», должное соотношение духа и плоти. Но богатство и собственность представлялось тяжёлым искушением и бременем не для всех авторитетов христианства. Некоторые (например, Климент Александрийский) утверждал «нравственную нейтральность собственности и богатства», так как для достижения вечной жизни «необходимо достойное прохождение земной жизни», что требует не только духовной, но и вещественной пищи. Ведь «бесчисленные заботы порождает не только богатство, но и бедность, если кто не умеет переносить её», - уточняет Климент Александрийский.
Вопросом совместимости капитализма с православной точкой зрения задаётся в сборнике «Христианские начала экономической этики» Николай Гвоздёв из США. Он рассматривает собственность с позиций ответственности, то есть она «может быть оправдана только её использованием: накормите голодных, помогите бедным и дайте всё нуждающемуся», поэтому богатство не осуждается автоматически, а «производительный труд является необходимой частью человеческого опыта». Безделье осуждается, а самодостаточность – идеал христианского мира. Заработная плата и цены на товары должны быть справедливыми, их «социалистическая», то есть общественная регуляция, осуществлялась православными обществами издавна (например, в Византийской империи). Но жадность при этом может проявляться как у капаталиста, так и у социалиста, призывающего отнять имущество у соседа.
«Системное понимание экономики на основе христианских ценностей», то есть «высокоорганизованной системы библейского комплекса» рассмотрено экономистом Виталием Кандалинцевым. Управление экономикой Бог осуществляет посредством: законов (правил хозяйственного поведения людей); благословения (в виде дарования Богом человеку особых способностей или возможностей); помощи (посредством вразумления, наставления); императивного воздействия и сдерживания. В. Кандалинцев рассматривает «трехуровневую реальность» библейского комплекса: область отношений человека с Богом; экономическое пространство отношений людей между собой; технологическое пространство отношений людей с природой. В соответствии с тремя уровнями реальности существуют и три цели: обретение людьми спасения через веру в Иисуса Христа; достижение гармоничных отношений между людьми; достижение гармонии людей с природой. Историческое развитие «библейского духовно-экономического комплекса» прошло этапы: апостольская эпоха и дезинтеграция рабовлодельческой системы (внедрялся принцип запрета рабства и экономическая норма наёмного труда – П-Ш век), феодальная частная собственность и товарообмен (Х1-ХV века); период первоначального накопления капитала и предпринимательная деятельность на основе протестантсткой этики, как служение Богу в соответствии с личным призванием. В этот период бурное развитие технологической сферы сопровождалось «отставанием в социально-экономической сфере, где не были должным образом реализованы имманентные библейскому комплексу принципы социального регулирования» (конец ХVI – начало ХХ века). В. Кандалинцев делает вывод, что обострение социальных противоречий в этот период вовсе не говорит о том, что капитализм – аномальный строй. Тем более, что «практическое решение проблемы социального регулирования и учёта циклического характера развития экономики в странах Запада произошло позднее, после Второй мировой войны». Этот автор делает попытку примирить общество с рыночным хозяйством, частной собственностью и накоплением капитала, так как идеальное народное хозяйство не может отождествляться с монастырским общинным хозяйством, а «сущностной основой капитала является благодать Божия». Тремя силами, осуществляющими развитие библейского духовно-экономического комплекса, являются: Церковь, предприниматель и государство.
Менеджер и экономист Андрей Глаголев рассматривает христианскую экономику как парадигму экономики третьего тысячелетия, призванную преодолеть острейший структурный кризис в нынешней России. Такая экономика предопределена для России, «богоизбранностью народов России», которая связана с её географическим положением на стыке Европы и Азии, обширной территорией, богатыми природными ресурсами и тяжёлыми природными условиями. Для реализации христианской экономики в России основными задачами станут: «поиск талантов Божиих»; развитие частного препринимательства и церковной экономики. Для этого необходимо создать сильный государственный сектор путём национализации естественных монополий, социально направленным бюджетом и за счёт возврата рублю его былой мощи.
Доктор экономических наук, Почётный машинстроитель Российской Федераций Иванов Анатолий Васильевич из Москвы в брошюре «Экономика Великих Божественных Заповедей» даёт, во-первых, их «экономическое толкование». Во-вторых, он обосновал необходимость их соблюдения не только с целью повышения нравственности общества, но и для экономической выгоды. Например, нарушение Первой Заповеди, которая запрещает человеку поклоняться кому-либо другому, кроме Бога, формирует «гипертрофированное прагматично-финансовое сознание», а следование Второй Заповеди (о создании кумира) не позволяет делать деньги или какие-либо другие потребности целью жизни. Запрет неуместного произнесения имени Господа (Третья Заповедь) не позволяет освещать его именем любые земные дела, включая войны. Почитание дня субботнего (Четвёртая Заповедь) опирается на наобходимость соблюдения ритма жизни и смены занятий, «светлого наполнения свободного времени». Выполнение Пятой Заповеди о почитании отца и матери предписывает не только экономическую и моральную заботу о предках, но и уважение к их традициям. Шестая Заповедь «Не убий», как полагает А.В. Иванов, не разрешает и «тихие» убийства, среди которых и «экономическое убийство» (оно может осуществляться за счёт несправедливых законов, непосильного труда и эксплуатации, несправедливого распределения вознаграждения за труд). Седьмая Заповедь «Не прелюбодействуй», по сути, предписывает соблюдать меру во всём, не превышать свою норму траты энергии и сил («норма – важная экономическая и моральная категория»). Восьма Заповедь «Не кради» направлена как против материальных, экономических краж, так и моральных, энергетических. Девятая Заповедь о запрете на ложные свидетельства, которые наносят вред не только экономике, позволяет «мечтать об открытом мире». Десятая Заповедь пресекает стремление к зависти, что, по сути, позволяет каждому идти по жизни своим путём и формирует общение, основанное на сотрудничестве между людьми.
Необходимо сказать о путях самосовершенствования в исламе. Прежде всего, это непрерывное обращение к Корану как к Священному писанию, и молитве, строгое исполнение предписаний шариата, что уже отмечалось в разделе 1.4. Востоковед А.А. Хисматулин в книге «Суфизм» пишет: «Коран представляет не только текст как таковой, но и – с помощью паузальных значков – тесно связанную с ним регуляцию дыхания, которая реализуется только в чтении конкретным верующим человеком… мусульманская традиция величает Коран «говорящим наставником», а в православной традиции есть такое выражение, как «творить молитву». С одной стороны, человек творит текст, вдыхая в него свою душу, с другой – текст организует человека по своим божественным законам, выводя его, при соблюдении определённых условий, на уровень над-языкового духовного общения».
Сейчас, когда принадлежность к исламу иногда вызывает подозрение в экстремизме, надо уметь отличать его экстремистские формы от традиционных; но даже в традиционном исламе могут быть выделены как чисто религиозные, так и политические аспекты. Г.Д. Джемаль в работе «Давид против Голиафа» пишет: «политический Ислам отрицает спекулятивную экономику, социальную несправедливость, узурпацию знаний в руках класса избранных правителей, то есть всё то, что составляет главные механизмы западной Системы. Система в ответ разрабатывает план нейтрализации политического Ислама».
В журнале для педагогов (№ 1, 2014 г.) «Исламская культура» в тексте выступлении Президента РФ В.В. Путина в г. Уфе 22 октября 2013 года отмечается «верность российских мусульман своим историческим традициям, партнёрским отношениям с представителями других религий, прежде всего с Русской православной церковью». В журнале рассматривается культурно-образовательный аспект мусульманства, в котором умственная подготовка человека никогда не отрывалась от духовно-нравственной. Исламские школы Корана (медресе) обучали религиозным наукам, таким, как шариат (свод Божественных законов), аль-усуль (основы исламской религии), фикх (исламская юриспруденция) и т.п. Изучение Божественных законов основывалось на тщательном изучении Корана и комментариев к нему (тафсир и тавил), преданий Пророка (хадисы) и священной истории ислама, связанной как с Кораном, так и с хадисами. Исламская научная традиция стала наследницей многих античных наук и философии, включая греческую, сирийскую, санскритскую и другие. Ислам унаследовал также многие элементы вавилонских и эллинских эзотерических знаний (статья «Исламское образование…» Сейида Хосейна Насра). Арабский язык на протяжении многих средних веков являлся самым важным языком в мире, «основным «хранителем» античных наук вплоть до нынешнего дня». Шейх аль-Ишрак Шихаб ад-Дин Сухраварди основал школу «Озарение» (аль-Ишрак). Он считал, что «источником познания является свет (нур), а субстанция мира представляет собой градацию света и теней». Школа Сухраварди процветала и имела много последователей в VП-ХШ вв. Сейид Хосейн Наср отмечает, что сейчас, когда «мир пребывает на грани учничтожения» и науки почти не используют знаний высшего порядка, «они чужды идеям Божественного и природного единства», «исламская наука всё же обладает посланием, обладающим существенной исторической важностью». «Хадисы сообщают, что со времён Адама до времён Мухаммада Бог послал народам 124 тысячи пророков (в некоторых источниках говорится о 224 тысячах)» (Сатико Мурата, Уильям К. Читтик «Мировоззрение ислама»). За это же время на землю Бог отправил 313 (или 315) посланников. Понятие «пророк» (наби) уже понятия «посланник» (расул). Посланники являются основателями религий, а пророки их только реформируют или изменяют, растолковывают значения их писаний. В данной статье отмечается, что первым Пророком и Посланником был Адам, последним – Мухаммад. Пять посланников, основавших главные мировые религии («с точки зрения иудео-христианско-исламского универсума») – это: Нух (Ной), Ибрахим (Авраам), Муса (Моисей), Иса (Иисус) и Мухаммад. Всё, что получают в Залог от Бога люди (это всё, что они имеют), они будут должны ему вернуть, как это должны сделать и другие творения. Врождённой природой человека является ислам, который предписывает служить лишь Богу, но не приобщать к Нему другие реальности. Ибис (Сатана) не властен над праведными мусульманами. Молитва, как обращение человека к Богу, - выполняет множество функций и может совершаться везде, а не только в мечети. «В исламе под словом «молитва» - пишет Захра Керимова в журнальной статье «Молитва в исламе», - «обычно подразумевают как ежедневную пятикратную молитву (по-арабски салят, по-персидски намаз), так и произвольную молитву (дуа), которую ещё называют мольбой». Большое значение в исламе придаётся закяту. Это – обязательные пожертвования в пользу нуждающихся (существуют также добровольные пожертвования «садака»). Закят способствует очищению не только души, но и имущества. «С точки зрения ислама богатство есть благо, однако оно же (как и наличие зла) является и средством испытания…», - сообщается в статье Марата Хайретдинова в журнале «Исламская культура». Закят необходимо раздавать искренне, а не на показ, но он выплачивается лишь с излишков; сборщикам закята запрещается брать в его качестве лучшее и то, что дорого людям. Пожертвования не принимаются с имущества, добытого посредством обмана. Поскольку мусульманские банки запрещают процентные ставки, средства, набежавшие по процентам в обычных банках, подлежат полной раздаче.
Особый, экстремальный путь духовного подвижничества в исламе представлен в суфизме (исламской мистике). Реальная эволюция исламского мистика отражается в сочетании активного и пассивного переживания духовного знания: стоянка - состояние (макам-хал); приобретённое - дарованное свыше (макасиб-мавахиб); внутренняя борьба - наблюдение божественных проявлений в себе (муджахада - мушахада) и т.п.
Активный путь достижения божественного избрания сулук в суфизме подразделяется на стоянки (макам, манзил), которые надо проходить строго последовательно путём личных усилий (макасиб) в борьбе с мирскими путами своей души (это внутренний, духовный джихад). Суфии разных эпох указывают 7, 17 и даже 100 стоянок. При этом «бинарные экстатические состояния словно повторяют друг друга на каждой новой стоянке, расширяя свой диапазон, подобно расходящимся волнам от брошенного в воду камня или возрастающей амплитуды синусоиды. Каждая последующая стоянка вызывает к жизни те же самые эмоции, но на более высоком уровне…меняется и время ощущений…».
А.А. Хисматулин отмечает: «Экстатические эмоционально окрашенные состояния выступают в теоретических разработках суфиев парами с разными полюсами, например, страх перед Богом (хауф) и надежда на Него (раджа), внутреннее сжатие (кабд) и расширение (баст) и т.п. Взаимодополняя друг друга, они как бы расшатывают духовное равновесие мистика, заставляя наполняться ими, прочувствовать до конца и, пережив, отбросить, освобождая место для следующей пары. В конечном счёте, обретя состояние Фана (исчезновение, гибель), освободившийся от всех чувственных переживаний мистик превращается в пустую чашу, которая наполняется божественной любовью и преисполняется божественным знанием».
«Бинарность» присуща также организационной форме мистицизма в исламе (учитель-ученик; отец-сын; дух умершего-дух живущего).
Стадии путешествия к Абсолюту, как отмечает Лале Бахтияр в книге «Суфий: Образы мистического поиска», это: 1. Ворота. П. Двери. Ш. Поведение. 1V. Нрав. V. Принципы. V1. Долина. VП. Мистические состояния. VШ. Святость. 1Х. Реальность. Х. Высшая цель. Суфии говорят: «Начало любви – искания, а конец – покой». Достигая каждой новой «стоянки», мистик сохраняет знание всех предыдущих стадий.
Во всех суфийских братствах подчёркивается различие между теми, кто находится на «стоянке» опьянённости (сукр), и теми, кто находится на стадии трезвости (сахв). Первое состояние характеризуется утратой здравомыслия и самоконтроля, «душа опьянена вином постижения божественности – и распростёрта, восхищена созерцанием Бога». Большинство суфиев полагают, что опьянённость – лишь начало единения. Совершенное единение достигается в трезвости, «когда «Я», вернув себе самосознание, постигает себя как зеркало, в котором божественная сущность отражает саму себя».
В суфийских представлениях о Боге главным, наверное, является идея единства бытия (вахдат ал-вуджуд). Пророки олицетворяли различные грани Божественного знания. Единство Бытия проявляется на трёх уровнях – Абсолюта, Имен (архетипы), феноменального мира.
Абсолютное Бытие не имеет источника, кроме самого себя. Мир не имеет истинного бытия, сам по себе он ничто. В человеке соединено Божье и тварное. Мир – макрокосм, человек – микрокосм. На вопрос: «Можно ли постичь суть абсолютного бытия. Истину?» - суфии отвечают: «И да, и нет». Бог – Истина не постижимы разумом (знаменитая притча о слоне), хотя суфии не отрицают ценности рационального знания. Но «рациональное знание несовершенно в сравнении с «прямым» видением Истины».
Поводырём суфия в постижении истины является любовь, эмоции, будоражащее воображение. Сердце является вместилищем Божественного и органом мистического познания.
Если для правоверного мусульманина пятикратная ежедневная молитва – «ключи от рая», то суфий иногда предпочитает молчаливое обращение к Богу, то есть упоминание имени Бога (зикр) может производиться вслух или про себя. Выпрашивание благ является проявлением торгашества. Музыка и танцы запретны для большинства, так как вызывают «страсть к бренному миру», но они желательны для избранных. Внешнему паломничеству в Мекку предпочтительнее паломничество в глубины собственного сознания. Пост, как и культ голода, бедность, жизнь на подаяние, воспринимался суфиями как составляющие пути к Богу. Предопределение при этом не противоречит ответственности человека за своё поведение. Свобода воли – милость Божья. Бог всеблаг, зло относится лишь к субъективной категории. Сатана провоцирует людей на плохие поступки, он – часть вечной силы, желавшей зла, но творящей благо. Право на свободное суждение обреталось лишь после прохождения пути самосовершенствования. Приближение к Богу возможно лишь на пути самоотрицания, «бессамость» - цель Пути, «ибо она есть не что иное, как достижение Самости». «Умри прежде, чем умереть», - говорит Пророк. На самом деле существует только Бог, хотя он выше существования и несуществования. «Несуществование есть Божья мастерская, где он производит вещи и придаёт им существование».
Любовь существует для того, чтобы её реализовывали, объект любви суфия трансцендентен этому миру и миру потустороннему. Любовь есть атрибут Бога, но не тождественна Ему. Индивидуальные проявления любви являются источниками движения к Богу. Влюблённый руководствуется не трезвым разумом, а замешательством, безумием. На пути Любви переживается как единение, так и разлучённость, которая является источником страдания. Тоски, страдания, боли не следует избегать. Образ Возлюбленного ниже Самого Возлюбленного.
Французский исламовед Анри Корбен в монографии «Световой человек в иранском суфизме» описывает достижение состояния «светового человека» как процесс возврата частного к целому. «Световой человек» в его понимании – наш небесный или духовный двойник, «свидетель в небе» и «сокрытый наставник», то есть пребывающая в каждом из нас частица света, которая стремится соединиться со своим целым, с Целокупным или Всеобщим Светом. Разные авторы этот процесс описывают по-разному. Чаще всего идёт описание освобождения из плена тёмной материи и странствия к свету через слои мрака, либо говорится о зачатии, росте и рождении «духовного младенца».
Как пишет в предисловии к переводу книги А. Корбена Янис Эшоте, правильно определить стадии духовного восхождения и развития можно на основании созерцаемых мистиком цвето-световых феноменов, наблюдаемых им внутренними (сверхчувственными) очами. Каждый этап духовного роста соотносится также с духовной сущностью одного из семи великих пророков, от Адама до Мухаммада. «Измерение сверхсознания символически возвещается «чёрным светом», соответствующим у Наджма Рази и Мухаммада Лахиджи высшему этапу духовного становления; у Симнани он знаменует самый опасный отрезок инициатического пути, непосредственно предшествующий последней теофании, возвещаемой зелёным цветом», - пишет А. Корбен. Автор предисловия к его книге (Я. Эшоте) считает такое утверждение упрощением, так как сверхчувственные восприятия не тождественны тем или иным чувственным (в данном случае цветовым образам и восприятиям), хотя, конечно, духовные этапы часто сопровождаются теми или иными чувственными феноменами (невольно приходит на ум параллель с отличием православия от католицизма).
А.А.Хисматулин в книге «Суфизм» выделяет следующие школы исламского мистицизма:
1) Метод мурабака. Предполагает наблюдение и контроль за движениями души, намерениями и поступками, отказ от лицемерия и показной набожности, презрение к мирским благам и упование на Бога. Существовали специальные психотехнические упражнения по концентрации внимания и мысленной связи с духовным партнёром.
2) Метод муджахада (внутренних усилий, борьбы). В отличие от созерцательного метода мурабака предполагал активные действия, подвижничество.
3) Метод маламати. Сочетание созерцательных практик и активных действий. Последователи культивировали в себе предельную искренность в поступках, отказ от лицемерия, отказ от признания и почёта. Некоторые умышленно становились изгоями, нарушали религиозные заповеди.
Путь постижения божественного возможен четырьмя путями: 1) после смерти для тех, кто вёл праведную жизнь; 2) во сне, что доступно каждому; 3) путём, который доступен святым, пророкам, то есть лицам, приближенным к Богу; 4) путём исламского мистицизма (суфизма), требующим больших личных усилий.
«Высшая степень чистоты сердца определяется отсутствием осознания отношения между «я» и «не-я», то есть когда мистик начинает воспринимать весь мир в себе, а себя – разлитым во всём окружающем мире. Это состояние именуется в суфизме фана, то есть исчезновение, растворение, гибель», - отмечает в книге «Суфизм» А.А. Хисматулин. Фана равнозначна второму, духовному рождению мистика; возможны пограничные, маргинальные состояния. Сопутствующим состоянием фаны является духовное видение (ал-басира). Исчезновение может происходить двумя путями: со смертью животного духа (например, в момент физической смерти), либо путём его разбухания (он при этом теряет плотность и перестаёт быть оболочкой), на человека обрушивается неведомый поток информации, наиболее тренированные могут покидать физическое тело и перемещаться в пространстве и времени. Различают также три подвида телесности: плотной телесности, тонкой и наитончайшей (светоформы) телесности. Выделяются также: ангелы, на которых возложены земные дела; небесные ангелы и ангелы, приближенные к Всевышнему.
Первым шагом мистического пути является инициация или посвящение, когда между шейхом (или духом) и неофитом возникает духовная связь (нисбат). Она устанавливается через область сердца благодаря активному духовному захвату или охвату божественным (тасарруф) со стороны шейха. Ученик испытывает при этом экстатическое опьянение. «Основными компонентами любого конкретного пути обучения являются такие основные духовно-религиозные упражнения, как богопоминание (зикр), рецитация канонических текстов (хатм), концентрация внимания на духовном партнёре (таваджжух), удержание духовной связи от вмешательства посторонних мыслей (муракаба) и некоторые другие». Закр включает в себя и культовые действия, может происходить тихо, про себя или громко. Различается также три степени включённости сердца: проговаривание ради проговаривания; временная вовлечённость сердца; полный охват сердца зикром. Существует также практика рецитации канонических текстов (хатм) для достижения изменённых состояний сознания (ваджд), а также прослушивания сложившихся локальных текстов (стихов, прозы и т.п.) (сама).
Кстати, проблема душевного здоровья, с позиций совершенствования сознания, рассматривается не только в православии или в индийских традиционных системах. Суфизм также уделяет этому большое внимание. Своего рода, правила «здорового образа жизни» на основе одной из традиций исламского мистицизма (суфия линии Накшбандийя) даются в книге суфийского духовного наставника Усмана Музаффара Хаджи «Уроки чтения сердцем. Суфийские секреты здоровья». Он выделяет четыре стоянки, то есть этапа духовного развития. Это нафс (соответствует эгоизму, животным потребностям); калб (сердце, эмоциональность); руух (дух) и курб (близость к Всевышнему). Иногда к ним добавляется стоянка сирр (божественных тайн). «Человек, достигший стоянки сирр, не стремится ни к чему: ни к славе, ни к успеху. Человек, оказавшийся на уровне сирр, весь пропитан грустью, ибо он находится на границе материального и божественного миров. Это неизбывная тоска путника, которому до желанного дома осталось полдня пути, но он вздыхает и возвращается назад, в Путь» (как это состояние напоминает стремление к освобождению от страданий в буддизме!).
Чтобы преодолеть первую стоянку, надо научиться управлять своими потребностями и стремлением к удовольствиям; преодоление второй стоянки достигается путём контроля над эмоциями и переживаниями; на третьей стоянке человек становится милосердным, сострадательным.
А.А.Хисматулин в монографии «Суфизм» отмечает, что «здоровые души – святые души пророков – места сияния божественного откровения (вахи) и божественного внушения (илхам), способные к проявлению чудес и обладающие силой в духовном овладении физическим миром. Эти чистые души пребывали в том же изначально здоровом состоянии, а причины и последствия болезней на них не сказывались. Поэтому пророки являлись духовными лекарями человечества, призывающими людей к их основному устроению и первоначальному духовному общению (сухбат).
Что же касается больных в этом мире душ, то они обладают различными степенями. Некоторые из них захворали ненадолго: их сияющий внутренний мир покрывается пылью забывчивости и забытья». Лечение этой категории возможно путём получения знаний и обретения «мистического ведения». Другим не может помочь даже то, если вся их жизнь пройдёт в получении и знаний, и в обретении «мистического ведения». Они всё равно не смогут ничего воспринять. И, наконец, есть такие, которые могут отыскать лишь немного света на пути внутренней борьбы со страстями. Подобные различия в степени душевного здоровья обусловлены степенью привязанности к дольнему миру.
Мохаммад Шафии, профессор психиатрии, в книге «Свобода от себя», исследуя исламский мистицизм, суфизм, как целостную концепцию развития человека, сравнивает её с психоанализом. В основе мистицизма, считает он, лежит представление об общности человека, природы и Бога, представление о единстве сущего в условиях многообразия его форм. Переживание божественного Света, Духовного Света или Света Реальности – высшая цель большинства мистиков. «Суфии считают, что эволюция человека проходит следующие этапы: неорганическое состояние, органическое, растительное, животное, человек, духовное, не-сущее небытие, и, наконец, универсальное сущее». Животные и люди обладают способностью к сознательному движению и чувственному восприятию. Люди отличаются от животных способностью к интеллектуальной деятельности. Интеллектуальное познание – лишь ступень, так как познание сердца освобождает от двойственности и разума, «реальное знание можно обрести лишь посредством личного психического и мистического опыта, превосходящего границы слов и книг».
«Последователь суфизма опытным путём приходит к осознанию всех своих прошлых состояний, ранних жизненных переживаний, уровней развития личности и связи с вселенной. Способность заглянуть в глубины собственной души и в то же время осознание собственного «я» как части вселенной позволяет освободиться от ощущения внутренней раздробленности, отчуждения от окружающих и разрыва с природой». Суфии считают, что восприятие человека в качестве отдельной от природы и вселенной единицы является иллюзией. К иллюзорному восприятию они относят также накопление, обладание, разделение, разрушение и фрагментацию. Бессознательное они считают силой, объединяющей человека с минералами, растениями и животными.
Для понимания базовых структур личности в суфизме, убеждён Мохаммад Шафии, надо понять концепцию нафса (от арабского слова, означающего дыхание, животную жизнь, душу, дух). Всё живое обладает несколькими нафсами, в зависимости от уровня развития. Они распознаются по энергии и функциям. Растительный нафс проявляется процессом питания, роста и воспроизведения. Животный нафс включает в себя движущие силы (чувственную силу – сексуальный импульс, силу желаний и силу гнева, агрессии); Человеческий нафс включает силы восприятия (понимание, осознание и запоминание). Силы восприятия могут быть, как сознательные (чувственное восприятие: осязательное, вкусовое, обонятельное, слуховое, зрительное), так и бессознательные (ассоциации, воображение, иллюзии и вдохновение, воспоминания). «По мнению суфиев, люди изолированы от своих природных истоков, а также от Реальности, Истины и Бога (хак). Суфии верят, что эмоциональные страдания, или «заболевания», порождены этой изоляцией (фирак)». Забывчивость своих истоков и невежество стоят на пути избавления от изоляции. Единство достигается путём, прежде всего, интенсивного эмоционального общения с пиром, то есть духовным учителем, целителем души, которому ищущий отдаёт полностью своё «я». Объединяющей энергией является любовь (ишк). «Растворение собственной личности в Возлюбленном посредством глубокой любви (ишк) является сутью суфизма». Плодородная почва глубокой любви – это сердце и бессознательное. Пир обладает основными качествами: зрелость, терпение, вера в Господа, свобода от иллюзий, свобода от себя, а также – принадлежность миру и одновременная свобода от него. Суфий достигает стадии терпения, пройдя стадии: покаяния, воздержания, самоотречения и бедности.
Мохаммед Шафии отмечает, что посвящение на Путь суфия происходит посредством символических и чрезвычайно эмоциональных церемоний. Среди них – зикр (повторение нараспев, что аналогично практике мантры в йоге); молчаливая медитация; участие в общих собраниях; групповая медитация; откровенные беседы с пиром; использование поэзии, музыки и танца; уединение (до 40 дней) – чилла. В период чилла ищущий переживает интенсивные страхи, тревоги, боль, одиночество, депрессию, печаль, надежду, радость, галлюцинации, заблуждения, иллюзии, духовные видения, ступор, онемение, голод и многие другие состояния и эмоции. «Если ищущий выдерживает встречу с собственной обнажённой личностью, со всеми её сильными и слабыми сторонами, то он (или она) преображается или, по крайней мере, обретает новую перспективу». (С точки зрения психологии чилла – глубокая сенсорная изоляция, то есть резкое снижение потока импульсов в центральную нервную систему, которая, как и сон, является временной регрессией). Для искателя очень важны качества: гибкость, восприимчивость и жажда знания. Суфии не стремятся избежать печали, депрессии, временной иррациональности и сильных переживаний чувств.
М. Шафии замечает, что психолог Э. Фромм считал, что человек может преодолевать отчуждённость и испытать единство несколькими способами: 1. Через «разнузданные состояния». 2. За счёт «конформизма». 3. Путём «творческой активности» за счёт объединения «я» с творческим объектом. 4. Через «любовь». Но, если цель психотерапии и психоанализа – помочь пациенту обрести независимость и свободу выбора, а также более эффективно адаптироваться к внешней среде, то цель суфиев – освобождение личности от «я». «Акцент делается не на независимость, а на взаимозависимость. Стать единым со всем сущим, ощутить экзистенциальную общность. При экзистенциальном единстве человек отказывается от индивидуальности, а взамен обретает суть и дух всех созиданий». Важным инструментом обретения нужного состояния в суфизме является медитация. Она может быть пассивной и активной, включать в себя произнесение звуков; заключаться в концентрации на объектах или осознании тех или иных импульсов и мыслей, фактов. Медитативные практики в разных религиях отмечают изменение частоты электрической активности головного мозга. Было отмечено также, что в процессе медитации не наблюдается привыкания к воздействию тех или иных стимулов (то есть они воспринимаются непосредственно и по-новому). Таким способом можно преодолевать склонность к стереотипам, повторяющемуся поведению. Медитации повышают слаженность работы полушарий мозга, влияют на сопротивление кожи, понижают частоту дыхания (до четырёх вдохов в минуту). Отмечена стабилизация сердечного ритма и снижение восприимчивости к стрессам, тревожности. (Во всём этом, конечно, есть и отрицательные стороны: временная регрессия, продолжительный катарсис эмоций, расщепление личности и уход в себя, замкнутость, отравление, опьянение практикой медитации). У суфиев эмоциональное чувство опьянения является признаком незрелости. Препятствием на Пути может стать и привыкание к медитации, поэтому суфии рекомендуют включать медитацию в каждый момент жизни.
Если в психоанализе молчание некоторые специалисты рассматривают как признак регрессии на довербальный уровень развития, то в суфизме оно открывает новые возможности и способствует более глубокой интеграции личности.
Суфии рассматривают смерть как трансформацию, но они видят более полную жизнь в выходе человека за свои возможности путём отказа от себя.
Мы уже отмечали, что на пути развития и интеграции суфии проходят степени или стоянки. Мохаммад Шафии выделяет семь ступеней или стоянок («макамат») и характеризует их так: 1. Раскаянье (Тауба). 2. Воздержание (Вара). 3. Самоотречение (Зухд). 4. Бедность (Факр). 5. Терпение (Сабр). 6. Доверие к Богу (Таваккул). 7. Удовлетворённость (Рида).
Он так определяет основные психологические черты интегрированного человека: 1) свобода от страхов, жадности, сексуальных и агрессивных импульсов; 2) свобода от дуальности; 3) свобода от временного «я»; 4) полная интеграция всех внутренних нафсов – растительного, животного, человеческого, обвиняющего, вдохновенного, уверенного, удовлетворённого, удовлетворяющего и завершённого; 5) переживание всех семи стадий человеческого развития: раскаянья, воздержания, самоотречения, бедности, терпения, доверия к Богу и удовлетворения; 6) переживание аффективных и психомистических состояний (халат): надежды, страха, отчаянья, видений, экстаза, радости, сомнения, доверия, безопасности и уверенности; 7) полная вовлечённость в жизнь и единство с настоящим; 8) свобода от прошлого и будущего; 9) понимание своей связи с экологическим устройством природы и невидимым ритмом жизни; 10) опыт переживания трансцендентной и вневременной реальности; 11) экзистенциальное единство (фана и бака).
В этом разделе, к сожалению, я даже не упомянула о духовном опыте одной из древнейших систем представления о мире и человеке, еврейской Каббале, которой, возможно, несколько тысяч лет. Современное изложение этой системы знаний о человеке и мире можно найти в книгах Михаила Лайтмана и в диалоге «Человек в структуре мироздания» в моей книге «Диалоги на вечные темы. Книга не для всех». Не стану повторяться.
Не рассматриваю я здесь и многие (древние «языческие» и «ведические») духовные традиции выживания, например, шаманскую технику северных народов России. Остановлюсь лишь на шаманской технике Древней Мексики, которую мы знаем благодаря бестселлерам антрополога и писателя Карлоса Кастанеды. Вряд ли мы сможем достоверно установить, придумал он или, действительно, был учеником мага дона Хуана, представителя древнейшего индейского народа уичиоли (Мексика), мифологической родиной которого является пустыня Вирикута (Н.Н. Непомнящий. Карлос Кастанеде. М.: Вече, 2013). Мне представляется, что духовная практика индейцев строилась на многовековой мудрости, знании о способах достижения равновесия сил природы. Она во многом явилась инструментом культурного сопротивления коренного населения Латинской Америки влиянию Запада, так как была проверенным средством преодоления запрограммированности сознания человека (вернее, способом сохранить свою прежнюю программу). В её арсенале, прежде всего, использование растительного наркотического средства, священного кактуса пейота (пейотля; латинское название Phophora Williamsy, одного из представителей растений-энтеогенов), который вызывает огромный рост внутренней энергии человека, активизирует резервы организма и способствует появлению принципиально новых переживаний и видений. Есть точка зрения, что «в отличие от наркотиков, пейотль не вызывает привыкания, не разрушает личность, не приводит к деградации или потери социального статуса». Потребление пейотля требует тщательного исполнения ритуала, который начинается с длительного путешествия в горы (этому предшествует многодневный пост, «ритуальное антиповедение», а во время путешествия соблюдаются строжайшие нравственные правила). Ритуал завершается праздником у костра, с плясками, танцами, поеданием оленины со специальным питьём. После возвращения домой путешественники снова неделю постятся.
Католическая церковь связывала магическую силу пейотля с дьяволом, но уже в 1911 году в Оклахоме была создана Церковь коренных американцев; на территории США и Канады, как сообщает в своей книге Н.Н. Непомнящий, сейчас существует «Туземная американская церковь», проповедующая «пейотизм», следование которому предполагает отказ от обычного алкоголя. «Тональ» и «нагваль» - центральные понятия учения дона Хуана (первый – это привычный и разумный мир; второй – мир магических превращений, подлинной свободы и воли). Между ними существует «трещина», поэтому «путь воина», «сталкера» (слово «сталкер» означает «выслеживающий») предполагает умение существовать в обоих мирах. Первым врагом «человека знания», то есть западного человека, является «страх перед неизвестным», вторым – «ясность разума», последним врагом на пути достижения силы является «старость», с ним справиться до конца невозможно. В этом учении любые негативные ситуации рассматриваются как средства обучения («мелкие тираны»); дон Хуан учил Кастанеду контролируемым сновидениям (именно они открывают наиболее доступный вход для разума в мир нагваля); «внутреннему безмолвию», как способу «остановить мир»; «визуализации своих рук» для втягивания и направления посредством их тонких энергий Вселенной. По убеждению шаманов Древнего Мира, «наша жизнь зарождается в Бесконечности и заканчивается там», поэтому подлинная битва человека заключается не в борьбе с себе подобными, а с Бесконечностью. В космосе «именно масса намерений отвечает за всё многообразие Вселенной». Обычный человек не властен над своим восприятием реальности, то есть осознанием энергетических полей Вселенной, так как он «истолковывает» реальность в соответствии с «точкой сборки» этих полей, которая у обычного человека находится в одном и том же месте. Тем не менее, человек способен перемещать «точку сборки» не только с помощью психотропных растений, но и волевым способом, что позволяет путешествовать в различные миры Вселенной, которая таким способом пытается «прийти к осознанию самой себя». «Следовательно, - отмечает Н.Н. Непомнящий в книге о Кастанеде, - окончательным вопросом в системе познания шаманов является вопрос осознанности».
Окончательной целью шаманской практики Древней Мексики является выход «на уровень текущей во Вселенной энергии». «Шаманы, подобные дону Хуану Матусу, определяли свою задачу как стремление превратиться в неорганическое существо, то есть в самоосознающую энергию, проявляющуюся как целостная единица, но лишённую организма. Они называли этот аспект своей системы познания полной свободой – в этом состоянии осознанность оказывается освобождённой от органичений общественной жизни».
На первый взгляд представляется, что с точки зрения христианской традиции данное учение является отказом от бессмертия души и личного воскрешения. Тем не менее, знатоки шаманской тольтекской системы, которой, возможно, около 10 тысяч лет, утверждают, что, согласно ей, «человек должен выбрать, хочет ли он бороться за бессмертие, или хочет тихо и спокойно дожить свою жизнь, чтобы умереть как все». «Если же кто-то осмелится ступить на путь воина-шамана, то он должен отделиться от остальных людей и пойти с шаманами, вбирая в себя все тяготы и преимущества этого пути». То есть шаманы считают обычного человека лишь зародышем, «коконом», яйцом или куколкой более совершенной формы жизни, которая и является «законченным продуктом природы, вершиной совершенства для нашего биологического вида». На этом пути встреча со смертью представляется тольтекам лишь рубежом, переступив который «можно остаться в живых, поменяв свою форму». Есть убеждение, что «шаманы-тольтеки уходят после смерти полностью, вместе с физическим телом…Физическое тело трансформируется в энергию и исчезает бесследно» (мне представляется, что данное представление о жизни, смерти и бессмертии совпадает не только с основными представлениями йогов, буддистов, но и христиан).
Для приближения к более совершенному состоянию существует техника «Правила сталкинга». Первое предписание правил: «всё окружающее для нас является тайной», но, во-вторых, «мы должны попытаться раскрыть эту тайну, даже не надеясь добиться этого». Мы, как часть мира, также представляем собою непостижимую тайну. Сталкер нуждается, прежде всего, в двух вещах: в знаниях о мире и методах для «успешной охоты». Он исследует самого себя, развивает метод для контроля над собственным поведением и исполнения правил на основании «семи основных принципов искусства сталкинга». Прежде всего, он «сам выбирает место для битвы», так как никогда не вступает в битву, не зная обстановки. Второй принцип – «надо отбросить всё, не являющееся существенно необходимым». Третий принцип называется «последняя битва на земле» - он говорит сам за себя, так как каждое действие может оказаться последним. (Данное правило хорошо совпадает с утверждением самурая Ямамото Цунэтомо в классическом трактате «Хагакурэ. Книга самурая»: «Говорят, что следовать путём искренности, значит, каждый день проживать так, словно ты уже умер»). В-четвёртых: «расслабься, будь лёгким, ничего не бойся», так как воин всегда готов к наихудшему. Пятый принцип – способность к контролируемому отступлению при столкновении с неизвестным. Воин экономит каждую секунду, но седьмой принцип заключается в том, что он никогда не выдвигает себя на передний план, так как «каждый равен всем остальным и всему остальному» (тольтеки называют это «кротостью воина»). Активная импровизация воина в любой жизненной ситуации возможна лишь при условии отсутствия приверженности аскетизму, хотя тольтеки считают, например, секс напрасной тратой энергии, необходимой для других целей (это совпадает с учением даосов, йогов и даже христиан). Тольтеки отмечают также «четыре настроения сталкера»: «безжалостность, искусность, терпение и мягкость». Первое качество имеет отношение, прежде всего, к себе, а мягкость не означает слабость. Таким образом, «человек, решивший претендовать на бессмертие, должен сначала стать…. «охотником» за знаниями, идущим «тропой сердца», - т.е. бережливым, любящим и Землю, и тварей, населяющих её. Пройдя стадию «охотника» он мог затем стать «воином» - т.е. тем, кто «выслеживает» Силу (Бога), стремясь прокрасться к Ней и познать Её», - так комментирует учение тольтеков Владимир Антонов в книге Н.Н. Непомнящего «Карлос Кастанеда».
Не рассматриваем мы здесь и многочисленные оккультные системы и тех, кто на фундаменте религиозных традиций создал собственные учения: последователей Агни-йоги, концепцию мироздания и человека Елены Блаватской, учение Георгия Гурджиева, практику и теорию Алисы Бейли и многих других. Мне кажется, что основные положения их представлений о мире и человеке не противоречат сложившимся традициям, хотя и вносят в них ряд психологических и технических приёмов, осваивать которые надо с большой осторожностью. Тем не менее, я не разделяю исключительно негативные оценки их духовного опыта традиционным духовенством. Не стоит окончательно отвергать и достижения представителей многочисленных социальных структур в России и на Западе (например, учения Национального центра изучения спиритизма, в основе которого лежит определение Бога как безличной творческой энергии вселенной; философского течения Новый Век с его попытками синтеза многих традиционных движений). Список многих новых течений можно найти, например, в «Энциклопедии представлений о жизни после смерти» Джеймса Р. Льюиса (Ростов-на-Дону, Изд-во «Феникс», 1996). Там же приводится и системный (с разных сторон) анализ основных методов и приёмов выхода за пределы привычного существования – от древности до наших дней, проводятся многочисленные аналогии между традиционными, религиозными представлениями и современными научными. Например, дана следующая классификация сноведений о смерти (по книге Эдгара Херцога «Душа и смерть»): подавление сна спящим; отказ спящего стать перед лицом смерти; сны об убийстве смерти; «архаические сны о демонах смерти, состоящие из мифологических компонетов»; сны о стране мёртвых; сны о смерти, как о выражении процесса развития. По другой классификации подобные сны разделяются на типы: телепатические, когда умирающий человек является во сне друзьям и родным; предупреждающие, когда умерший человек снится, чтобы предупредить о скорой смерти; напоминающие – с целью напомнить важную, забытую информацию; пророческие; архетипические, когда смерть является в символической форме; просветляющие, когда умерший во сне передаёт важную философскую информацию.
Многим сейчас известно, какое большое значение придавали фактору мысли, например, Н.К. Рерих и Е.И. Рерих, создатели и интерпретаторы Агни-Йоги: «Наши мысли оказывают самое непосредственное воздействие на наши тела», мысли уныния, страха, тревоги и зависти, ревности разрушают здоровье. «Мы таковы, каковы наши мысли…», «И каждое мговение наша мысль – на чашах весов добра и зла и увеличивает вес одной из них», «…осознание влияния мысли на судьбу планеты и овладение силой организованной мысли поднимет человечество на следующую ступень развития» (Т. Демьяненко «Экология мышления», журнал «Восход»№ 3, 2015, Издание Сибирского Рериховского Общества).
Кандидат философских наук из г. Тулы Наталья Башкова в статье «О начальных принципах совершенствования: противоположение и совмещение нравственных качества» (журнал «Восход», №№ 2-3, 2017 г.) на основании Учения Живой Этики Рерихов даёт простую методику восхождения человека к Свету, то есть к гармонии и совершенству. «Сознание современного человека представляет собой поле самых разрозненных противоречивых желаний, побуждений, мыслей и чувств», и признание своего несовершенства и слабостей – первый шаг к Свету, хотя «тактика отемнённых личностей и злых сущностей направлена на усиление и акцентирование именно слабых, порочных сторон людей, чтобы обессилить их и сбить с Пути Света». Правильный взгляд на противоречивую природу человека в свете Агни-Йоги заключается в умении видеть в наших недостатках ступени восхождения к Свету: «Очисти мышление и после познай три наихудших свойства твои и предай их сожжению в огненном устремлении». Как отмечает Н. Башкова, прежде всего, мы выбираем недостатки, так как их всегда множество. Процесс совершенствования в Живой Этике идёт по линии родственных противоположностей. Но недостаток (например, трусость или жадность) побеждается не противоположной крайностью – безрассудной смелостью или расточительностью, а формированием середины, вершинной добродетели (то есть в нашем примере - мужества и щедрости). Если психическая жизнь низшей природы человека осуществляется по типу маятника – из крайности в крайность, то на более высоком уровне при сознательной регуляции психических процессов возможно прямое движение к синтезу противоположностей, то есть к позитивной духовной вершине. Поэтому нирвана буддизма не есть бесчувствие или безразличие, а есть путь к духовной вершине. При этом, «поскольку каждое качество сознания многогранно, любое из них создаёт многие пары позитивеных противоположностей». «Синтез есть высшая гармония». На наш взгляд, данный «алгоритм» восхождения весьма продуктивен, но он должен дополняться знанием о «цене» восхождения – ведь при этом мы утрачиваем часть наших возможностей, что неизбежно. Надо отметить также, что механизм восхождения путём синтеза, давно изученный философами и подвижниками всех времён и народов, действует не только на сознательном уровне, но и на основании логики жизни, то есть бессознательно. В процессе развития одна крайность изживает себя посредством другой (борьба противоположностей) или путём устремления к гармонии, то есть к середине.
Мне представляется, что каждая из внеконфессиональных и нетрадиционных духовных школ имеет право иметь своих последователей в соответствии с совпадением их моделей мира, что, конечно, не отменяет их критику и неприятие с позиций традиционных систем и религий. Можно, как мне кажется, при анализе тех или иных состояний сознания (особенно при стрессе) и причин экстремальных событий и ситуаций использовать знания астрологии. Среди астрологов всегда было немало истинно знающих людей. Выше, в качестве примера был рассмотрен духовный опыт последователя буддизма, канадца Джампа Шенмана, описанный им в книге «Буддистская астрология». Современную, системную интерпретацию этой древнейшей системы знаний приводит математик Ирина Владимировна Ульрих (книга «Нетрадиционная астрология. Зона влияния качеств»). На её системе хочу остановиться подробнее, так как она созвучна «спектральному подходу». Суть подхода И.В. Ульрих – в высокой разрешающей способности анализа энергоинформационного обмена между человеком и планетой Земля, другими планетами Солнечной системы, а также – созвездиями и иными космическими объектами. Её подход опирается на эзотерическую традицию рассмотрения состава человеческого существа как многопланового, многослойного. Он включает в себя: физическое тело; эфирное тело (оно служит проводником и регулятором жизненной силы); астральное тело (обнаруживает себя через эмоции); тоническое тело (в эзотерики его часто называют ментальным; оно отражает набор интеллектуальных способностей человека); мутабельное, стихийно-статическое и стабильно-трансцендентное тела (представляют собой высшее Я человека; эзотерическими аналогами являются каузальное, буддхиальное и атманическое тела). Для человека «любой физический контакт обязательно сопровождается тонкоэнергетическим, хотя последний чаще всего человеком не фиксируется и он его вообще не замечает». Тем не менее, как астрология, так и эзотерика в целом, всегда занимались именно этим, энергетическим обменом, который многослойный и достаточно сложный. Вслед за эзотериками И.В. Ульрих отмечает, что сложность человеческого существа соответствует сложности космоса и, прежде всего, составу нашей планеты Земля. «Это Целостное Космическое Существо, которое проходит определённый путь развития, подчиняясь Всеобщему Закону Бытия». В составе планеты Земля она выделяет шесть «тонкоматериальных», «духовных» слоёв и шесть плотноматериальных, которые населены многочисленными и многообразными живыми существами, обитающими как в физическом теле, так и в «иноматериальных пространствах». И хотя человек и человечество занимает среди них особое место, они «по реальному состоянию на сегодняшний день недостаточно соответствуют своему высокому предназначению и не вполне способны к решению стоящих перед ними эволюционных задач». Сложная иерархическая система строения Земли, как и строение человека, связаны с космическими объектами не случайным образом; эти связи отражаются на проявлении тех или иных качеств человеческой психики. И.В. Ульрих подробно рассматривает проявления основных 12-ти планетарных (и человеческих) качеств или Зон. Среди них: Материнство, Содружество, Творчество, Самовыражение, Осветление Духом, Мудрость, Рабство, Беззаконие и другие, а также - отклонения этих качеств от нормы в противоположные стороны и способы восстановления их гармонии.
Для чего мы совершили весьма неполный и во многом «дилетантский» и поверхностный экскурс по наиболее разработанным традиционным системам организации жизнедеятельности? Для того чтобы показать, что формы выживания и жизнедеятельности народов мира в древности были весьма сложными и в их основе лежали совершенные и эффективные теории и практики духовного подвижничества, которые заслуживают уважения, пристального внимания и освоения современным обществом.
Но необходимо отметить, что параллельно с безусловным принятием и освоением теории и практики выживания на основании выполнения заповедей, ритуалов и сложнейшего духовного наследия различных религий, в любом обществе не прекращался поиск «иных смыслов», что, чаще всего, воспринималось как «ересь», подвергалось гонению. А носители свободомыслия изолировались, осуждались, попадали в тюрьмы, либо вообще уничтожались (история инквизиции – наиболее красноречивый и жестокий тому пример).
В сборнике «Свободомыслие и атеизм в древности, средние века и в эпоху Возрождения», подготовленном Институтом философии АН СССР в 1986 году отмечается: «История духовной культуры свидетельствует о том, что религия никогда безраздельно не владела умами и сердцами людей», хотя, «используя диалектическое понятие посредствующих звеньев, можно сказать, что «пространство» между религией и атеизмом заключает различные формы критического отношения к религии, явного и скрытого, обоснованного и робко сомневающегося, безрелигиозного и не свободного от религиозных понятий». К подобным исканиям, как к промежуточным состояниям между религией и атеизмом, можно применять различные термины: от «богоборчества», «религиозного нигилизма», «антиклерикализма» до «скептицизма», «критики религии», «инакомыслия» и «свободомыслия». При этом как любая критика религии, так и согласие с ней, конечно, может содержать лишь определённую долю истины. Иногда посредством критики «чужой» религии пытаются защитить и распространить «свою», хотя почти всегда можно найти точки соприкосновения и согласия между, казалось бы, самыми непримиримыми идеологиями и представлениями.
Авторы вышеназванного сборника отмечают большое разнообразие форм свободомыслия. Оно может проявляться как на уровне суждений, так и поведения; причины свободомыслия могут быть как социальные (осознание социальной несправедливости), так и индивидуальные (отчаяние, вызванное внезапным горем; робкий упрёк сверхестественным силам в неустроенности жизни и т.п.). Даже в Библии, в «Книге Иова», страдания, выпавшие на долю Иова, рождают у него сомнения в справедливости Бога. «Богоборчество связано и с отказом от некоторых черт религиозного этического идеала: безропотности, смирения, убеждённости в том, что страдание – благо для человека». Кроме того: «сомнение как методологический принцип познания – важное орудие постижения истины» (оно возможно и для религиозного человека, как путь к более полному постижению истины и полноценной вере).
Столь распространённые в любом обществе антиавторитаризм и антидогматизм – также признаки антирелигиозного скептицизма. А наивный реализм, практика повседневной жизни почти всегда сочетались с религиозной верой, если даже и не совсем соответствовали её заповедям. Среди простых людей всегда было распространено убеждение в тщетности человеческих усилий. Религиозный индефферентизм, как равнодушное отношение к религии, также существовал у всех народов всегда.
Антиклерикализм, как форма свободомыслия, критики религии, возникает при условии чрезмерных претензий церкви (как общественного религиозного института) на руководство всей общественной жизнью, на управление государством. Нередко он сливался с антифеодальными выступлениями, выражался в осуждении пороков служителей церкви, монашества, церковных обрядов. Нигилизм, как крайнее проявление скептицизма, нередко связан не только с отрицанием религиозной веры, но и с отрицанием общечеловеческих ценностей, отбрасыванием любых моральных норм.
В древних восточных обществах (Египте, Вавилоне, Палестине) противодействие религиозным традициям проявлялось, например, в виде сомнений в существовании загробного мира или действенности религиозных обрядов. Врачи долины Нила, отмечается в вышеуказанном сборнике, наверное, «были первыми, кто пытался преодолеть магическое мировоззрение» (мне же представляется, что даже смелое врачевание могло согласовываться с магией). Исторические документы подтверждают факты проявления в древнем обществе (в Месопотамии, Египте, Вавилоне и других) свободомыслия как в форме пессимистических, трагических и скептических высказываний, так и в виде кощунственных ограблений могил, кражи культовых предметов, статуй из храмов; во все времена были известны и магические ритуалы, которые не вписывались в существующие традиции.
В Индии в V1 – Ш вв. до н.э., вне рамок ведической традиции, существовали группы духовных учителей («шраманы» - «совершающие усилие»), были распространены различные формы неканонического аскетизма (в брахманизме аскетизм являлся одной из стадий жизни, а женщинам запрещалось покидать свою семью). Шраманы, как оппозиция идеологии жречества, ставили под сомнение необходимость исполнения сложных ритуальных церемоний, освещённых ведами, они пытались рационально осмыслить тексты вед и другие священные тексты, хотя и сами они выдвинули ряд твёрдых этических заповедей. «Наиболее серьёзную альтернативу теизму, - отмечается в сборнике о свободомыслии, - составляет свабхававада – учение о собственной природе» (её главные идеи сохранились, например, в интерпретации локояты и санкхьи). Будда, как и некоторые аскетические школы Индии (некоторые из них считали знания бесполезными, а вопрос о происхождении мира – бессмысленным), отказывался обсуждать метафизические проблемы и вопрос о причине мира, так как критерием достоверности знаний представлялся собственный опыт человека.
В Древнем Китае, для религии которого был характерен культ Неба, авторы сборника отмечают двух крупных атеистов – Ян Чжу (V-1V вв. до н.э.) и Ван Чуна (1-й в. н.э.). И здесь зафиксированы многочисленные акты протеста против земной несправедливости и небесной предопределённости человеческой судьбы, случаи отказа от жертвоприношений (официально человеческие жертвоприношения были запрещены в Древнем Китае во 2 г. до н.э.). Если конфуциантство требовало неукоснительного соблюдения ритуалов, а Конфуций не осмеливался даже рассуждать о Небе, как высшей силе, оправдывал общественное неравенство, то даосизм находился в оппозиции к конфуцианству, провозглашал свободу личности. Существовали и разнообразные «ереси».
В мусульманском мире свободомыслие развивалось во многом в рамках многоликого суфизма. А «свободомыслие античности является прологом атеизма нового времени». Средневековое христианство, хотя и яростно боролось со свободомыслием (прежде всего, посредством инквизиции), проявлялось порой в крайних формах аскетизма, граничащих с гордыней и ересью. Начиная с эпохи Возрождения в Западном обществе, человеческое Я всё чаще уравнивается с божественным, происходит утверждение земных ценностей, признаётся право человека на земное счастье. Но гипертрафированное представление о роли субъекта, преклонение перед сильной, властной личностью, освобождение человека от традиций нередко приводило не только к индивидуальным, но и общенародным катастрофам («завоеватели мира» - от Тамерлана, Александра Македонского до Наполеона и Гитлера – тому пример).
В рамках философии и науки в целом также можно найти множество примеров свободомыслия и отрицания или критики религии. Перечислять даже основные вехи научных или философских опровержений религиозных теорий и практики бессмысленно, как и излагать историю атеизма и борьбы с религией в стране Советов. Упомяну лишь цензурную историю труда Канта «Религия в пределах только разума». (Были и другие его работы на ту же тему). (Информацию об этом можно найти в книге: Николас Дж. Каролидес, Маргарет Балд, Дон Б. Соува, Алексей Евстратов «100 запрещённых книг. Цензурная история мировой литературы», Екатеринбург: Ультра. Культура, 2008). В 1794 году король Пруссии Фридрих Вильгельм П написал Канту обвинительное письмо, в котором указал, что тот «в течение долгого времени использовал свою философию «в неверных целях» и «разрушал и расшатывал устои, проповедуемые в Священном Писании христианском». Вслед за этим и лютеранская церковь в Пруссии запретила его труд. Кант отчасти «покаялся» в вольнодумстве в ответном письме королю и впредь воздерживался от всяких публичных обсуждений религиозных тем. Лишь после смерти короля в 1798 году он издал трактат «Конфликт способностей» с рассуждениями о связи между теологией и критическим разумом, а также свою переписку с королём. После того, как «Критика чистого разума» Канта была опубликована в итальянском переводе в 1827 году, с подачи католической церкви она была помещена в «Индекс запрещённых книг», где находилась до 1966 года. «Религия в пределах только разума» запрещалась и в СССР в 1928 году вместе с другими его работами, возможно, потому, что метафизика Канта противоречила идеям марксизма-ленинизма.
Но в этом разделе мы твёрдо стоим на защите религии как средстве выживания человека в непростых жизненных условиях. Рассмотрим аргументы такой защиты на примере христианской апологетики. Ей посвящена работа А.И. Осипова «Путь разума в поисках истины» (издание Сретенского монастыря, М., 2002). Слово апологетика происходит от греческого слова защита, оправдание, заступничество, то есть речь идёт о защите христианства от обвинений и критики со стороны её противников. А.И. Осипов выделяет в апологетической науке три раздела: богословский, исторически-философский и естественно-научный. К области богословской апологетики относится рассмотрение вопросов: догматических (понимание Бога, единотроичность Бога, Боговоплощения, Спасения, Воскрешения, таинств и т.п.), их сопоставление с другими учениями; теодицея (согласование Божественной любви и существования вечных мучений, происхождение зла, свобода личности и промысла Бога и другие); духовно-нравственных и других. Исторический аспект рассматривает вопросы происхождения религии и её видов, возникновения христианства, разных форм мистицизма и т.п. Философский аспект рассматривает онтологические (вопросы бытия), гносеологические (вопросы познания), антропологические (место человека, его происхождение), эсхатологические (вечная жизнь и конечная судьба мира) и другие проблемы с позиций христианства. Естественнонаучная апологетика обращает человека к размышлению о первопричине, соотношения науки и религии, науки и атеизма.
А.И. Осипов отмечает основные этапы истории апологетики: 1) раннее христианство и Эпоха Вселенских Соборов (П-VП вв.); 2) Средневековье и эпоха Возрождения (VШ-ХV вв.); 3) Новое время (ХV1-Х1Х вв.); 4) ХХ век. На первом этапе христианству противостояло язычество (в вопросах единства Божества и уникальности Христа) и иудейство (в вопросах мессианских достоинств Христа, Его Божественности). В Средние века и в Возрождение шла полемика с исламом и борьба с реанимируемым язычеством, антропоцентризмом и схоластикой с её «десокрализацией содержания веры» и рациональностью. В эту эпоху «мистика и богословие стали двумя различными сферами». В Новое время с его пантеизмом, материализмом и деизмом «понятие личного Бога начинает всё чаще подменяться то бесконечной субстанцией (пантеизм Спинозы), то отрешённым от мира Божественным часовщиком (деизм), то вообще мёртвой материей (Гоббс, Гольбах, Молешотт)». Французскими просветителями ХVШ века особенно отстро ставилась проблема соотношения религиозной веры и знания. Гегель вопрос веры подменил диалектикой, а Фейрбах рассматривал религию и Бога как проекцию свойств человека в бесконечность. ХХ век принёс сенсационные открытия в физике, генетике, психологии, археологии и других науках, которые, с одной стороны, явились доказательством «премудрости устройства тварного мира», а, с другой стороны, создавали представление о безграничных возможностях разума и человека. На этом фоне особенно остро стоят проблемы отчуждения человека и его духовных кризисов.
Тем не менее, поскольку наука и атеизм не могут доказать небытие Бога и признают бесконечность познаваемого мира, и сегодня можно сказать, что «если бы даже Бога не было, это осталось бы вечной тайной для человечества, в которую можно только верить, но нельзя знать». Тем более что ни натуралистическая (в результате страха), ни анимистическая (вера в одушевлённость природы), ни антропоцентрическая (религия как фантастическое отражение самого сознания) или социальная (религия как отражение чувства бессилия перед социальным гнётом) гипотезы происхождения религии не выдерживают критики. Современные научные исследования свидетелствуют, что «религиозное сознание человека значительно древнее появления у него развитого абстрактного мышления», - пишет А.И. Осипов. Человек, по-видимому, наделён способностью воспринимать Бога и искать истину, стремиться к совершенству и верить в бессмертие. И никакие материальные блага не способны отменить или заменить эти стремления. А.И. Осипов ссылается на ситуацию на материально богатом Западе, которую финский лютеранский епископ К. Тойвиайнен охарактеризовал так: «Согласно некоторым исследованиям более половины населения на Западе потеряло цель жизни. Мы уже убедились в том, что предметом работы психиатров будет чувство уныния, тоски в гораздо большей степени, чем само страдание. Поводом к самоубийству часто бывает экзистенциальная опустошённость человека».
Зададимся вопросом, почему почти все традиционные и религиозные системы бытию предпочитали небытие или инобытие и призывали служить Богу или Абсолюту?
Во-первых, в целях профилактики или уменьшения страданий, которые неизбежно возникают в жизни каждого человека в результате утраты объектов любви (отсюда рекомендация «непривязанности»). Во-вторых, любое бытие ограничено и доминантно, а единое пространство жизни неоднородно и изменчиво. Поэтому организация бытия основана на проявлениях воли, выбора, ориентиров, цели, объектов притязания и т.п., которые в силу общей их природы всегда конечны. Поэтому большинство традиционных систем предписывало «восхождение» к равновесному, «недоминантному» состоянию сознания. Кроме того, необходим был совершенный идеал, перспектива, вера в существование которого придавала смысл любой жизни. Но стремление к этому идеалу, уподобление ему, также становилось доминантой.
Среди способов снятия доминанты (и борьбы с ней) можно отметить:
- расширение её на всё мироздание (постепенное, поэтапное или внезапное – «озарение», «просветление» и т.п.), стремление полностью принять мир как Божье творение;
- медленное растворение в пространстве жизнедеятельности;
- решительный отказ от привязки к ней, обрубание связи;
- «переплюсовка» доминанты: «негативизация» положительной доминанты, то есть стремление её опорочить; поиск «положительных» моментов в отрицательной доминанте (это активно используют и психоаналитики);
- замена на противоположную доминанту и последующий синтез противоположностей.
Надо отметить, что безоговорочное принятие мира, предельное смирение перед всеми жизненными обстоятельстаами, отказ от их оценки и деления на «положительные» и «отрицательные», на первый взгляд, кажется противоположным стремлению к инобытию или небытию, пустоте. Оно, кстати, характерно не только для атеистов, которые в экстремальных обстоятельствах повторяют: «Такова жизнь!», но и для библейских пророков (несчастья они воспринимали как дар Божий или испытания). Рациональные психотерапевты во главу угла часто ставят «положительное» переосмысление «негатива» в качестве, например, «школы жизни», инструмента самосовершенствования, то есть они используют перекодировку доминанты восприятия и оценки события. Но очень важно при этом не «зациклиться» на новом восприятии прежней доминанты, а стараться восходить к полноте жизни. Новатор здорового образа жизни Порфирий Корнеевич Иванов говорил: «Принимай!», имея в виду не только физиологически деструктивные факторы жизни (голод, холод, физическую нагрузку), но и психические стрессы. Аскеза и смирение в основных религиях также всегда являлись средствами и условиями для достижения просветления и благодати. В деле «перекодировки» тех или иных оценок и состояний атеисты мало отличаются от верующих, хотя они находят утешение в мире конкретного бытия, а верующие предпочитают отвергать иллюзорный мир, предпочитая ему мир воображеамый или Божественный.
Но для тех и других стоит вопрос о назначении страдания, боли и т.п. Если для верующих они в очередной раз свидетельствуют о невозможности вечного благополучия, счастья на Земле, подтверждают ограниченность возможностей человека и необходимость восхождения к Богу, Абсолюту, то есть движения по пути трансценденции сознания, то атеисты воспринимают страдания по-разному. Часть атеистов принимает страдания и боль, как показатели ограниченности человеческих возможностей и извлекает из этого уроки (снимают лишние нагрузки, меняют образ жизни, отношение к реальности). Во всём надо знать меру. Но как её найти? Страдание и боль как раз и подсказывают это, как и Священные Писания всех времён и народов. То есть выход за пределы своих возможностей и природы, нарушение основных законов и заповедей чревато болезнью и смертью, разрушением организма, либо является преступлением и святотатством. Но часть людей всё же идёт напролом и открывает иногда новый путь для других, хотя, чаще всего, на этом пути погибает. А цена, как и «плата» за любой прогресс всегда есть…Есть и такие, кто находит средство от страданий в наркотизации, медицинских препаратах и т.п. лишь с целью - любой ценой освободиться от боли. В конечном счёте, наверное, жизнь всегда эгоистична и ограничена; безмерна только смерть и жертва. Выбор и баланс между ними не всегда возможен.
3.2. Средства выживания, выработанные самой жизнью при повседневных стрессах и в экстремальных условиях
«Правда горька, но, к счастью, многослойна»
Автор
«Есть два вида несчастий – плохое здоровье и плохие дети. Всё остальное – неприятности»
104-летний Андрей Ворон
«Люди, сумевшие выжить в катастрофах, дают нам самую большую надежду на реконструкцию событий, не только их последовательности, но также запахов, звуков и спонтанных актов милосердия. Их воспоминания о банальном и ужасном становятся для нас дверью в непознанное».
Арманда Рипли
Несмотря на богатство традиционных методов и уникальный практический опыт духовных подвижников и «вынужденных сидельцев», который мы рассмотрели выше и в первой части нашей работы, далеко не все хотят и могут ими овладевать. Большая часть людей живёт обычной жизнью, что вовсе не спасает их от экстремальных и сложных, напряжённых жизненных обстоятельств, которые неизбежно порождают стресс и даже депрессию, а также – сложнейшие переживания.
Описаниями жизненных трудностей, стрессов наполнена отечественная и зарубежная художественная литература. Состояние глубокого пессимизма, как состояния утраты смысла жизни, передано известным стихотворением А.С. Пушкина, датированным 26 мая 1828 года:
«Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?...
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум».
Читателей прошу обратить особое внимание на выражения: «враждебной властью» и «сердце пусто», которые с поразительной точностью характеризуют пессимистическое душевное состояние А.С. Пушкина в момент написания данного стихотворения. Эти стихи послужили причиной категоричного стихотворного ответа Пушкину Митрополита московского Филарета:
«Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.
Сам я своенравной властью
Зло из тёмных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью.
Ум сомненьем взволновал.
Вспомнись мне, забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум, -
И созиждется тобою
Сердце чисто, светел ум».
Врач и исследователь литературного творчества и жизни не только Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского (о чём мы упомянули в разделе 3.1), но и А.С. Пушкина, В. Вересаев, в главе о Митрополите московском Филарете (1783-1867) во втором томе исследования «Спутники Пушкина» анализирует противоположность оценок жизни Пушкиным и Филаретом. В. Вересаев цитирует письмо Вяземского к А.И. Тургеневу по этому поводу (в нём сообщается, что Филарет ознакомился со стихотворением Пушкина через их общую приятельницу, Елизавету Хитрово, которая пылала «к одному христианской, а к другому – языческой любовью»). В. Вересаев пишет, что Пушкин неоднозначно и с неодобрением относился к Филарету, который по «отношению к низшим был властен и горд». Атеист В. Вересаев отмечает, что некоторые современники замечали эгоизм, честолюбие, сухой аскетизм и другие непривлекательные черты Филарета. Тем не менее, Пушкин послал в ответ Филарету свои «Стансы», где покаялся в своих «ранах совести» такими словами:
«Твоим огнём душа палима,
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе серафима
В священном ужасе поэт».
Я не имею морального права анализировать правоту того или другого величайшего полемиста с позиций абсолютной истины. Но, если сравнить их представления о реальности (их «модели реальности»), то противоречивая, приемлющая как веру, так и сомнение, модель мира Пушкина вступил в противоречие с однозначной (тоталитарной) моделью реальности Филарета, а особая жизненная миссия заставляла его быть особенно суровым и непреклонным в своей вере. Но, опираясь на модель мироздания, основанную на абсолютной вере в Бога, Филарет оставался противоречивым человеком, поэтому имел собственные взгляды на того или иного современника, явление жизни, осуждая их и собственное несовершенство. Это подтверждает случай, рассмотренный в очерке о Филарете В. Вересаевым. Филарет не терпел раскольников и арестантов. «Однажды на заседании комитета он с раздражением сказал д-ру Ф.П. Гаазу (знаменитому человеколюбцу, «святому доктору», очень много сделавшему по улучшению обращения с арестантами): «Да что вы, Фёдор Петрович, ходатайствуете об этих негодяях! Если человек попал в темницу, то проку в нём быть не может». – «Ваше высокопреосвещенство! – возразил д-р Гааз. - Вы изволили забыть о Христе: он тоже был в темнице». Филарет смутился, помолчал и сказал: «Не я забыл о Христе, но Христос забыл меня в эту минуту. Простите, Христа ради!» Закрыл собрание и вышел».
В качестве ещё одной литературной иллюстрации к теме экстремальности, стессогенности самой жизни приведу отрывок из «Записок из подполья» Достоевского, герой которых убеждён: «не только очень много сознания, но даже и всякое сознание болезнь». (Это убеждение противоречит последовательному опыту йоги и буддизма, а также философа Гегеля, который считал, что разум хоть и наносит человеку раны, но он же и исцеляет; правда, сознание и мышление – не синонимы). Но герой Достоевского (в отличие от многих обнадёживающих традиционных представлений и веры современных психоаналитиков в возможность определить единственную или надёжную причину собственного стресса, депрессии) рассуждает: «Ну а как я, например, себя успокою? Где у меня первоначальные причины, на которые я упрусь, где основания? Откуда я их возьму? Я упрожняюсь в мышлении, а, следовательно, у меня всякая первоначальная причина тотчас же тащит за собою другую, ещё первоначальнее, и так далее в бесконечность» (вот у кого есть явная склонность к «спектральной» модели мира!).
Когда-то в юности «Живая жизнь» В. Вересаева (книга пришла ко мне через подругу мамы Анну Ивановну Павлову) вывела меня из меланхолии, внушила оптимизм. Ведь Вересаев пытается через Толстого опровергнуть своевольную и беспросветную философию героя Достоевского, Кириллова из «Бесов», что «жизнь есть боль, жизнь есть страх, и человек несчастен», а также найти альтернативу душевному состоянию большинства героев Достоевского: «В душе человека – угрюмый, непроглядный хаос». (Я бы отметила, что хаос у героев Достоевского не только в душе, но и в окружающей обстановке, в отношениях). О противоположности двух великих русских писателей, сравнительной оценке их богоискательства и оптимизма с позиции В.Вересаева я уже писала в разделе 1.4, но, в любом случае, русская, да и советская художественная литература оптимизмом не отличается! Впрочем, как и литература западная. Кстати, спор между позициями Достоевского и Толстого (что важнее и «первичнее»: вера в Бога или наличие жизненной силы, жажды жизни) можно разрешить, если понять, что у них всего лишь разные «модели мира», в соответствии с разными структурами личности, задающими разное отношение к реальности, её трактовки и понимание. Личность с большим адаптационным резервом и жизненной силой, принадлежащая к тому же к высшей аристократии (Лев Толстой), не нуждается в умственных доказательствах божественности мира. Изломанный жизнью Достоевский ищет особых доказательств Бога не в недрах своего тяжёлого, спутанного бытия, а в особом просветлении ума и души, пробившемся через груз страданий.
Переживания людьми разных эпох и представлений экстремальных ситуаций, стресса передают многочисленные известные полотна художников («Гибель Помпеи» К. Брюллова, например; «Иван Грозный убивает сына» И.Е. Репина, «Герника» П. Пикассо, «Крик» Э. Мунка), их выражают и даже воссоздают музыкальные произведения Бетховена, Малера, Чайковского, Шестаковича. Искусство не только отражает жизнь, в которой трагизма с ростом научно-технического прогресса не убавляется, но и само художественное творчество, создание прозведений искусства служит «катарсисом», очищением, зачастую не снижает уровень стресса, как у самих творцов, так и у зрителей (впрочем, иногда творцы лишь воссоздают свой внутренний стресс, провоцируя его у зрителей).
Философы и психологи, как и религиозные традиции, деятели искусства, постоянно анализировали состояния сознания человека, связанные, прежде всего, с тяжёлыми жизненными испытаниями и переживаниями. Английский психолог и философ Джеймс Сёлли (1843-1923) в работе «Пессимизм. История и критика» (из-за написания этого титанического труда он лишился должности заведующего кафедрой философии университетского колледжа в Ливерпуле, так как в силу пессимистического настроя его посчитали недостойным преподавать философию юношеству) изложил многочисленные пессимистические взгляды на природу мироздания и человеческого существования, а также – на причины их появления. Подвергнув сомнению ценность любой жизни с разных позиций, как и вопрос о наличии в мире какого-либо порядка, развивая мысли Шопенгауэра, что «мир так скверен, как только может быть», «несчастье нераздельно с жизнью», поэтому тщетны все усилия человека к обретению счастья и достижению нравственного и общественного прогресса (самое лучшее – не существовать и «совсем не видеть света»), Д. Сёлли отмечает, что даже в религиозных воззрениях мы, по сути, имеем лишь замаскированные формы стремления к небытию.
Все рассудочные формы доказательства предпочтения оптимизма или пессимизма можно условно разделить на эмпирические, научные и транцендентальные. Зло, как нечто преходящее и неизбежно исчезающее по мере эволюции или прогресса, или даже вовсе несуществующее (то есть существующее лишь в воображении), либо приобретённое в силу греха и отступления от замысла творца; добро, как первобытное блаженное состояние человека или завещанное ему в будущем, как привилегия высших существ, общение с которыми доступно как отдельному человеку, отдельному народу, так и всему человечеству, - все эти и многие другие основания для оптимизма отдельный человек может открывать и закрывать для себя снова и снова. Все они подробно и честно изложены в книге Д. Сёлли. На фоне прагматического утверждения Адама Смита, что счастье человека можно вычислить в цифрах, а суть его состоит в сочетании здоровья, спокойной совести и отсутствии долгов, самым оптимистичным и убедительным выводом мне представляется лишь несомненная вера в безграничность человеческой фантазии и умственных наслаждений, которые потенциально могут быть доступны почти каждому. Даже, несмотря на то, что истина, возможно, «совершенно недостижима для разума».
Кстати, Ницше, в письме к сестре, задаваясь вопросом: «К чему мы стремимся? К покою? К счастью? Нет, мы стремимся только к истине, как бы ужасна и отвратительна она ни была. Вот как расходятся пути человеческие: если ты хочешь спокойствия души и счастья – верь, если ты поклоняешься истине – ищи…» (Даниэль Галеви «Жизнь Фридриха Ницше», Рига: «Спридитис», 1991). На мой взгляд, в этом высказывании отразилась «линейная логика» философа. Разве нельзя стремиться и к одному, и к другому, и к третьему? А в реальной жизни все три цели (или потребности: в счастье, покое и истине), как правило, сочетаются самым причудливым образом. Хотя, конечно, в той или иной личности одно из этих стремлений может доминировать.
В своей работе «Диалоги» я уже отмечала, что не совсем согласна с мнением автора концепции о доминанте Ухтомским, что основной тенденцией в развитии мотивов является экспансия, в смысле овладения всё более полным пространством, а не редукция, как стремление к защите. Психолог П.В. Симонов утверждает, что «ни сознание, ни воля сами по себе не могут перестроить иерархию мотивов, ибо любой потребности…может противостоять только другая потребность». Многое, как мне кажется, в проблеме экспансии зависит от типа личности, от состояния «энергетики» человека. К тому же, имеет смысл различать физическую, психическую и интеллектуальную экспансию и даже – духовную. Более того, существует многовековая практика «воздержания» от любого вида экспансии (это имеет отношение и к «возвышению потребностей» по Симонову). Но не есть ли это отказа от самой жизни в любых её проявлениях? – Невольно задаю себе вопрос. Воля, которую некоторые (Ницше, Шопенгауэр) ставят выше других составляющих сознания и потребностей, «работает» всегда в целостной структуре личности. Негатив, агрессия, напряжённая борьба с соблазнами, избыточное волеизъявление почти всегда свидетельствуют о «перекрытых» мотивах и желаниях, потребностях, что может объясняться даже влиянием «нечистой силой», оставаясь частью природы конкретного человека.
Современное православие в лице нынешнего Патриарха Всея Руси Владыки Кирилла отмечало не раз, что в рамках материальной жизни и потребностей достичь счастья и избавиться от страданий невозможно. Это возможно только в перспективе Вечности. Поэтому «если мы отрицаем Бога и Вечность жизни, то смысла жизни нет». Тем самым подчёркивается и вечный характер конкуренции мотивов и потребностей в природе человека, хотя, конечно, их структура для конкретного человека в тот или иной момент жизни всегда индивидуальна. То есть могут преобладать, как «материальные», так и «духовные» мотивы и потребности. Безоговорочное внушение «положительного» настроя не только не соответствует действительности, но и создаёт предпосылки для последующего «бунта» тех или иных мотивов и потребностей. Методы «борьбы» всегда должны быть комплексными и не исключать, так называемую «регрессию». (Например, даже некоторые священники, психика, души которых перегружены «негативом» их прихожан, невольно прибегают к алкоголю, как средству снятия стресса; они могут использовать также гнев и острое словцо). В основе программы «Альтернативы насилию», разработанной квакерами в городе Гринхейвене и опробованной в 1975 году в нью-йоркской тюремной системе, лежала идея трансформации деструктивной и насильственной жизненной энергии индивида в конструктивные переживания и сотрудничество. Ненасилие по этой программе – это не пассивность, не подчинение и даже не мученичество, а процесс преобразования энергий.
Д. Сёлли всё же отдаёт должное «инстинктивному оптимизму», заложенному в природе человека и всего живого, понуждающему выживать в любых условиях. То есть «бессознательные или практические оптимисты» «действуют, как бы веруя в благость жизни» (позиция Л.Н. Толстого и В. Вересаева). Шопенгауэр, как мне кажется, по сути, пытался продолжить традицию «инстинктивного оптимизма», отделив волю от интеллекта и связав её, в начале, с присущим нашей природе вечным стремлением к чему-то или куда-то (на определённом этапе это стремление отражает, как и любое желание, лишь недостаток чего-то, несовершенство). Несмотря на то, что Шопенгауэр, глядя на существующий мир, «полный горя, вражды с самим собою, ошибок, глупости, злобы», существующий «благодаря тому,чего не должно быть», поэтому «гораздо справедливее было бы сказать, что не бог, а дьявол создал мир» (цитата из биографии философа: Б.Э. Быховский. Шопенгауэр. М.: Мысль, 1975), всё же признавал, что «жизнь всегда обеспечивается волей к жизни» (если даже она лишь бессознательна). Но затем Шопенгауэр доказывает неизбежность отречения, отрицания воли, как полного «отречения от желания жить». На практике же это отречение от жизни и воли не только является наивысшим проявлением воли («самоотрицание воли есть само по себе акт воли», который, как и нежелание жить, Шопенгауэр усматривает в поведении всех аскетов, мистиков и пустынников), но и ведёт к наивысшему проявлению жизни. «Тот, кто пришёл к отречению от жажды жизни, как бы ни казалось его положение с виду несчастным, безрадостным, отрягащённым нуждою, в действительности преисполнен внутренней радости и истинного небесного покоя», - утверждает Шопенгауэр. Согласно его концепции, самоубийство «далеко не есть отречение от жажды жизни; напротив, оно служит сильным подтверждением воли». Но достижение нейтрального положения воли, совершенного покоя, возможно лишь «ценою продолжительной и тяжёлой борьбы», то есть в процессе жизнедеятельности (так сходятся противоположности и так, наверное, достигается максимальное, всё более полное, неразделяющее зло и добро, хорошее и плохое, принятие жизни!).
На мой взгляд, проблема всё более полного принятия жизни, а это не возможно без её понимания, то есть познания реальности (этим занимались лучшие подвижники всех религий мира, эзотерики, философы и разные умельцы, о которых мы сказали в разделе 3.1 и скажем в разделах 3.3 и 3. 4) во многом аналогична любви к жизни, а также преодолению отчуждения, идея которого выражена в работах Карла Маркса. Э. Фромм рассматривает стремление к преодолению отчуждения как «глубочайшую потребность человека» и во многом связывает её с искусством любить (работа «Искусство любить»). Но овобождение из плена одиночества связано не только с другими людьми и окружением, социально-экономической формацией, определяющей характер разделения труда и уровень эксплутации, что подробно исследовал К. Маркс и Ф.Энгельс. Оно связано и с личной позицией, уровнем сознания конкретного человека, структурой его потребностей. Более того, мне представляется, что преодолеть отчуждение в полной мере невозможно, как и принять жизнь, и даже не нужно, так как сложная структура внутреннего и внешнего Единого Пространства Жизни (ЕПЖ) имеет непрерывно-дискретный характер (квантово-волновой), что предполагает временное и пространственное обособление любых живых и неживых объектов этого мира от целого ЕПЖ. Речь может идти лишь о необходимом и достаточном преодолении отчуждения от полноты жизни, что является во многом не стольке целью, сколько процессом.
Поклонник Шопенгауэра и другой философ, писавший «для всех и для никого», Фридрих Ницше, для которого так часто не было ни Бога, ни друзей, ни веры, и который, как пишет его биограф Даниэль Галеви, «намеренно лишил себя всякой поддержки, но всё-таки не согнулся под тяжестью жизни», на самом деле был весьма противоречив. Лишая себя привычной поддержки и веры, он на самом деле их повсеместно и мучительно искал; призывая к внутренней силе, видел человеческую и собственную слабость; осуждая религию, её иллюзорность, считая её слабостью и трусостью воли, понимал, что она соответствует требованиям жизни. Как отмечал Д. Галеви, «Ф. Ницше с 1875 до 1881 г. в продолжение шести лет исследовал все учения о нравственности и указал на их иллюзорное основание; он высказал своё понимание мира: это слепой механизм, непрерывно и бесцельно вертящееся колесо; но, между тем, он хочет быть и пророком, хочет учить о добродотелях и о целях жизни». Но «есть ли у него право избирать и строить здание красоты и добродетели, если в природе царит механический порядок»? Это, по сути, право творить иллюзии, происходящие из слепого желания власти, желания жить, стремления расти и распространяться! Ницше знал «об ужасных последствиях своих мыслей и боялся, что его читатели будут так же страдать, как и он», то есть его книги причиняли зло добрым и чувствительным душам. Ведь скептицизм выбранного им экстремального пути к истине, который он пытался навязать и своим близким друзьям, порождал пессимизм, ослаблял душу и, в итоге, предрасполагал, возвращал к мистическим утешениям и религии, что случилось с его другом Ромундтом, решившим принять пострижение. Как отмечает биограф Ницше Д. Галеви, «он упрекал себя в том, что внушил Ромундту слишком суровое для него учение и тем самым вызвал его отступничество». Так выбранная на пути к истине модель мира, которую он сам же считал иллюзией, стала непосильной ношей для его создателя. Да и модель эта – ничто иное, как представление о мире самого философа, отражение его душевного состояния, то есть «мишень наблюдателя»!
После столь парадоксального философского вывода хочу рассмотреть вопрос о стремлении к смерти и её предчувствие, как психоэмоциональный феномен. Из истории мы знаем массу примеров, когда те или иные предсказания гадалок или духовных особ, сны или предчувствия сбывались. Достаточно вспомнить предсказание старца Маргарите Тучковой и её последующие сны о Бородине; предсказания Бухарину и его жене; пророчество убийства Пушкина. Тяжёлые душевные страдания и мысли о скорой смерти не покидали таких деятелей искусства, как Леонид Быков, Олег Даль, Игорь Тальков, Лариса Шепитько…Список можно продолжить. Но ещё больше людей, как мне кажется, довольно часто страдают депрессиями, годами испытывают чувство безисходности и даже думают о смерти, но не умирают. Многие из них просто не говорят об этом, даже скрывают мрачные мысли от окружающих. Такова наша современная культура поведения. Это связано, во-первых, со страхом осуждения и даже изоляции (в том числе, в психиатрической лечебнице). Во-вторых, западная культура помешана на успехе. В-третьих, многие психологи настойчиво внедряют в общество практику внушения исключительно положительного, «позитивного» настроя. «Непозитивные» люди не в моде, их избегают, как и неуспешных людей, что способствует всеобщей психической мимикрии, обману и самообману. Насколько позитивная практика успешна – свидетельствуют тоскливые глаза российских граждан в транспорте, массовое поведение людей (включая алкоголизм, наркоманию, переедание и использование антидепрессантов). Тем не менее, предполагаю, что в состоянии стресса, переходящего в депрессию с потерей смысла жизни, человек может жить очень долго. То есть предчувствие смерти, чувство безисходности, свойственные депрессии, не обязательно ведут к гибели кратчайшим путём. Да, подобное состояние усиливает нагрузку на организм, иногда способствует самым серьёзным соматическим заболеваниям. Но и болеть при этом можно долго (и то не обязательно: ведь пессимист может вести здоровый образ жизни), как и не хотеть жить. А можно очень хотеть жить, но смертельно заболеть и умереть внезапно. Я бы сказала, что даже при устойчивом нежелании жить для реализации самого мрачного исхода (смерти) нужно стечение обстоятельств и «санкция высшей инстанции» (типа «Сверх-Я»). Тем более что в природе и обществе «выбраковываются» не только неуспешные особи, но и наиболее успешные.
Но спустимся с вершин философии на землю! Любую деятельность, как и жизнь отдельного человека, можно рассматривать, с одной стороны, как стрессор, а с другой, – как способ преодоления стресса (с позиций философии таким способом и достигается всё более полная реализация принципа воли и принятие жизни). В этом ряду есть особенные экстремалы. Например, список профессий, представители которых чаще всего страдают депрессией в повседневной жизни таков: 1) няни и сиделки, 2) бармены и официанты; 3) медицинские и социальные работники.
По статистике Еврокомиссии ежегодно кончает жизнь самоубийством порядка 60 тысяч европейцев, что намного превышает жертвы в ДТП. Наверное, в каждом из этих случаев, имела место утрата смысла жизни. Иногда она начинается с утраты любого интереса: сексуального, социального, познавательного и т.п. Е.Хлевная и Л. Южанинова в книге «Где твоя волшебная кнопка?» предлагают следующие способы активизации интереса: 1. Перемены. 2. Одушевлённость любого дела. 3. Новизну в привычном занятии. Интересу всегда сопутствует радость; если интерес, порождаемый новизной, соединяется со страхом перед неизвестным, то возникает тревога. При увеличении силы эмоционального возбуждения эффективность и качество выполняемых действий может расти, но (по И.П. Павлову) при очень сильных раздражителях возбуждение переходит в запредельное торможение. Поэтому для каждого дела и каждого человека существует оптимальный уровень возбуждения. Данные авторы выделяют три группы эмоций, которые по-разному влияют на любые решения и действия. Стенические эмоции: радость, удивление, интерес, восхищение и т.п. повышают жизнедеятельность организма. Астенические эмоции: грусть, горе, стыд, скука и т.п. понижают активность организма. Есть и неоднозначные эмоции (например, гнев), которые могут оказывать то или иное действие.
Для устранения нежелательных эмоциональных состояний эти авторы предлагают: 1) использовать другую, противоположную эмоцию; 2) переключать сознание на интересное (когнитивная регуляция); 3) моторную регуляцию, то есть использование физической активности; 4) отвлечение, сосредоточение внимания на посторонних объектах и ситуациях; 5) переключение, смену деятельности; 6) снижение значимости, то есть переоценку ситуации; 7) слушание музыки; 8) ведение записей, в том числе дневниковых.
Мы уже упоминали феномен психического выгорания, рассмотренный в работе Л.А. Китаева-Смыка «Антропология стресса». Доктор психологических наук из Ярославского государственного университета, Орёл Валерий Емельянович (1953-2011 гг.) в своей монографии «Синдром психического выгорания. Мифы и реальность» подробно анализирует психический феномен выгорания. «Феномен психического выгорания – это устойчивое, прогрессирующее, негативно окрашенное психологическое явление, которое характеризуется психоэмоциональным истощением, развитием дисфункциональных установок и поведения на работе, потерей профессиональной мотивации». Как отмечает психолог, «состояние полного опустошения души» было известно с древнейших времён…В частности, древние источники свидетельствуют, что римский император Диоклетиан после 20 лет успешного расширения империи, подавления восстаний и окультуривания варваров плюнул на всё и уехал в деревню – выращивать капусту, как утверждают злые языки», то есть «император сгорел на работе». Подобных примеров множество как в художественной литературе (некоторые герои А.А. Чехова – например, в рассказах «Ионыч» и «Палата № 6»), так и в жизни, когда симптомы «психического выгорания» можно обнаружить невооружённым взглядом.
Один из героев А.П. Чехова, врач Андрей Ефимович Рагин, стремящийся к умной и честной жизни, постепенно утрачивает физическую и эмоциональную энергию, становится усталым и циничным по отношению к пациентам и жизни в целом. Из-за обилия пациентов к тому же оказать помощь почти невозможно, поэтому «поневоле выходит один обман…». «Да и к чему мешать людям умирать, если смерть есть нормальный и законный конец каждого?...», - рассуждает герой А.П. Чехова. Все чувства при этом притупляются, появляется резко негативное отношение к окружающим. Человек становится всё более одиноким, жить ему делается скучно, он уже ни во что и ни в кого не верит.
Как отмечает В.Е. Орёл, впервые выгорание как психический феномен был обозначен в 1969 году Н.В. Bradley для противодействия «профессиональному выгоранию» у надзирателей заключенных, но первая работа на эту тему («Выгорание персонала» Герберта Фреденбергера) появилась в 1974 году. Он работал волонтёром-психиатром в клинике и себя также отнёс к жертвам выгорания. Социальный психолог Кристина Маслак исследовала способы, «с помощью которых люди, работающие в стрессогенных профессиях, справляются с эмоциональным возбуждением». Она отметила когнитивные стратегии (такие, как отчуждённость и дегуманизация), эмоциональное истощение и опустошение души, а также – кризис своей профессиональной компетенции.
Рост индивидуализма и повышение уровня ожиданий при самореализации в 1970-е годы усилил внимание исследователей к феномену психического выгорания. Постепенно эта проблема вышла за рамки психологии и стала рассматриваться как междисциплинарная (с привлечением медицины, педагогики, управления). В.Е. Орёл предлагает трёхкомпонентную структуру синдрома выгорания, включающую: эмоциональное истощение, деперсонализацию (цинизм) и редукцию профессиональных достижений. В отличие от «сгорания личности», при которой происходит полный распад личности и наблюдается летальный исход, выгоревшая личность может справляться со своими профессиональными обязанностями, но будет чувствовать себя полностью опустошённой. Можно выделить три основные стадии выгорания: первая стадия характеризуется дисбалансом между ресурсами личности и требованиями внешней среды, что порождает стрессовое состояние; вторая отмечена эмоциональным напряжением, утомлением и истощением; третья стадия ведёт к изменениям мотивационной сферы, где ведущим симптомом является бездушное (негуманное) отношение к клиентам и даже окружающим людям. Некоторые исследователи выделяют в процессе выгорания больше фаз. «Шестифазная концепция» (M. Burish) выделяет фазы: 1) чрезмерная включённость в деятельность; 2) снижение участия в работе; 3) разочарование, агрессивность; 4) деструктивное поведение; 5) психосоматические расстройства; 6) появление отрицательных жизненных установок вплоть до мыслей о суициде. D.Etzion определяет выгорание как «процесс «вымывания» психической энергии». В.В. Бойко описывает его с позиций трёх фаз стресса по Г. Селье: предупреждающая фаза, фаза резистенции (сопротивления) и фаза истощения.
Среди профессий, наиболее подверженных выгоранию, традиционно отмечают профессии «субъект-субъектного» типа или «помогающих профессий», связанных с медициной, обучением, воспитанием, обслуживанием и правовой защитой (работники пенитенциарной системы, сотрудники полиции и другие), МЧС. Выгоранию подвержены и библиотекари, священнослужители (особенно приходские священники). Управленческая деятельность также создаёт многочисленные предпосылки выгорания. Национальные, этнические и даже расовые особенности личности также влияют на характер выгорания, как и принадлежность к определённой культуре. О «священническом» выгорании рассказывает Отец Константин, который общался в Бутырском следственном изоляторе с заключёнными (журнал «Фома», ноябрь 2017). Он считает «тюремное служение» очень сильным средством «против священнического выгорания». Он честно описал, в каком плохом настроении он как-то отправился на службу в Бутырку. Хотел уклониться от исповеди заключённых, помолившись лишь в алтаре, но старший священник попросил его исповедовать заключённых. «И вот ко мне подходит узник, осуждённый по 105-й статье – убийство. И начинает рассказывать свою историю…Потом следующий: та же статья… И все такие же тяжёлые. Но вот служба закончена, можно домой. Иду к проходной и вдруг – нахлынула волна радости, можно даже сказать, ликования. Я опешил – настолько сильное чувство. Начинаю размышлять, что же стало причиной этого контраста: каким я шёл сюда и каким возвращаюсь? Получается, всё оттого, что я увидел: разговоры с этими людьми не прошли зря. Они пришли потухшими, а ушли светящимися….Этот свет передался и мне».
Разные авторы, пишет В.Е. Орёл, выделяют различное количество симптомов феномена психического выгорания. Например, это: физические симптомы, эмоциональные, поведенческие, межличностные и установочные (ценностные). Или: 1) аффективные, 2) когнитивные, 3) физические, 4) поведенческие, 5) мотивационные. В.Е. Орёл предлагает для их классификации три уровня: индивидуально-психологический, межличностный и организационный.
Коснёмся лишь некоторых симптомов, проявлений феномена психического выгорания. Среди аффективных – чувство тревоги, страхи, нервозность, чувство вины; к когнитивным симптомам можно отнести нарушение мышления, памяти и внимания, утрату контроля над эмоциями, стремление уйти от реальности, ощущение одиночества или формирование ореола «мученика»; излишне критичное отношение к людям. Физические симптомы: головные боли, нервные тики, мышечные и суставные боли, сексуальные расстройства. Поведенческие симптомы связаны с повышенной или пониженной возбудимостью, излишней прямолинейностью или нерешительностью, склонностью к риску; с изменением аппетита, с применением стимуляторов и т.п. Иногда ярко выражена тенденция к социальной изоляции или, наоборот, наблюдается социальная гиперактивность и агрессия. Мотивационные симптомы могут выражаться в потере интереса к работе и даже к жизни, в утрате их смысла.
Выгорание связано не только со структурой личности (в целом и с отдельными чертами характера), но и с окружающей средой, условиями работы и жизни (например, с продолжительность рабочего дня, показателями физического комфорта, количеством людей, клиентов и их психическим состоянием, глубиной контакта с ними; со степенью самостоятельности и наличием социальной поддержки, понимания со стороны коллег и руководства, системой стимулирования деятельности и наличием ролевых и других конфликтов). При этом было отмечено «двустороннее взаимодействие выгорания и подструктур личности», то есть их взаимное влияние.
В.Е. Орёл анализирует разнообразные концепции рассмотрения причин феномена психического выгорания. В индивидуально-психологическом плане это: неудачные попытки поиска смысла жизни; невозможность сохранить определённое (идеалистическое или положительное) представление о себе; прогрессирующее разочарование (переход от энтузиазма к стагнации, фрустрации и апатии); комплекс неверных ожиданий (награды, результата, эффективности); потеря ресурсов жизни (например, физической силы, жизненной энергии, здоровья и т.п.); нарцисстические личностные расстройства, то есть чрезмерное стремление к идеалу; дисбаланс между сознательными и бессознательными функциями. На уровне межличностном В.Е. Орёл связывает выгорание с отсутствием социальной компетентности (т.е. с неспособностью влиять на социальную среду); с эмоциональными перегрузками в связи с напряжёнными отношениями между клиентами и работником или между работником и другими сотрудниками; с отсутствием взаимности между ними; с возможностью «заразиться» выгоранием от других; с несоответствием эмоциональных усилий требованиям среды. Организационные подходы к выгоранию основаны, прежде всего, на несоответствии ожиданий и требований реальной среды. Среди них в трудовой сфере отмечается: игнорирование мотиваций новичка; большой объём работы; сужение области контактов с клиентами и сотрудниками; отсутствие самостоятельности в работе; несовпадение целей, ценностей организации с ценностями работника. А также - рассогласование между личностью и работой, между внешним обликом организации и её подлинными целями и функциями; отсутствие поддержки руководства и коллег; социальная изоляция. «Работа часто для человека теряет личностный смысл, когда превращается в рыночный товар», - отмечает психолог.
Профессиональное выгорание – это лишь одна составляющая процесса изменения личности в процессе жизнедеятельности. И она имеет как восходящую (прогрессивную), так и нисходящую (регрессивную) составляющую. Выгорание – это одно из проявлений деформации личности, которая может выражаться через следующие критерии деформации: 1) характер влияния на личность; 2) глубина воздействия; 3) широта сферы распространения; 4) степень осознания; 5) последствия воздействия; 6) время возникновения.
Психическое выгорание – это и состояние, которое может классифицироваться по следующим параметрам: направленность реакций (положительная или отрицательная); длительность и устойчивость (неравновесность по отношению к оптимуму); степень влияния на здоровье и показатели деятельности человека (адаптационные и дезадаптационные явления; стрессогенность); ведущий компонент при общей интегративности процесса; степень напряжённости и т.п.
В.Е.Орёл отмечает следующий ряд функциональных закономерностей, характерных для выгорания: 1) чем стабильнее структура личности, её психологических характеристик, тем слабее эффект выгорания; 2) при повышении уровня выгорания уменьшается интегрированность личности; 3) под воздействием выгорания происходит упрощение личности; 4) меняется и содержание организационной структуры личности при снижении роли духовных ценностей и ценностей, связанных с личностным развитием и творчеством; 5) межличностные отношения становятся более формальными; 6) в индивидуальной сфере начинает преобладать внешняя мотивация над внутренней; 7) наблюдается корреляция роста выгорания с величиной «вклада» и «антивклада» в организацию. Выгорание связано также с «образом мира» (раздел 5).
Исследования стресса в США, связанного с усталостью и снижением продуктивности труда на работе, выявили значительные потери экономической эффективности. Отмечено также, что работники, страдающие выгоранием, вынуждены тратить на нужды своего здоровья дополнительно 10 тысяч долларов в год. На степень обратимости выгорания влияют как личностные факторы, так и характер коррекционных мероприятий.
Мне представляется, что выгорание души может происходить или не происходить почти в любых условиях и у любого человека. Основными условиями сохранения душевного здоровья являются: 1) понимание своей истинной природы (знание структуры личности, структуры её потребностей); 2) верность внутренней правде, то есть следование своей индивидуальной природе; 3) поиск или создание условий для реализации этой правды. Если структура личности не соответствует требованиям внешней среды, то надо менять или то, или другое. Иначе жизнь покажется хуже тюрьмы даже в царских хоромах.
Вот как, например, характеризовала жизнь в Кремле жена третьего сына (Алексея) политического и государственного деятеля СССР Анастаса Ивановича Микояна, Нами Артемьевна Микоян: «Мы жили, как на острове, но остров не был экзотически роскошным, а скорее походил на комфортабельную молчаливую тюрьму, отгороженную крепостной стеной из красного кирпича…». Семья Микояна занимала квартиру из восьми комнат в Кремле; здесь вместе с А.И. Микояном и его женой Ашхен жили три его сына с жёнами и племянник (статья «Моя жизнь», газета «Аргументы недели», 18 декабря 2014). Семья Микояна жила очень скромно, а его жена «была в 50-е годы уже много пережившей и больной женщиной», она потеряла сына Владимира, погибшего на фронте, страдала гипертонией, почти утратила слух, вела замкнутый и регламентированный образ жизни. Нани вспоминает: «Атмосфера семьи, общая напряжённость постепенно повлияли на мой характер. С тех пор как я начала жить в Кремле, я перестала играть на рояле. Зажатость чувств, постоянное напряжение, стеснение незаметно оформились в робость, которая меня сопровождала все дальнейшие годы и стала перерастать в депрессию, состояние, из которого позже я с трудом выбралась». В подобных условиях отсутствуeт подлинная искренность, люди перестают испытывать даже потребность в ней. Казалось, они делают всё правильно с точки зрения высшей морали: не крадут, не прелюбодействуют, не страдают страстью к накопительству и т.п. Но, как в плохом монастыре или в тюрьме, они теряют самих себя, спонтанность поведения, а порядок и регламент становится на место душевного тепла и любви, взаимного понимания и прощения… «Богатые и властьпредержащие тоже плачут!» А если не плачут, то от этого им только хуже – они утрачивают подлинную человечность, перестают слышать не только других, но и самих себя!
«Я везде ощущала себя узницей», - свидетельствовала дочь Сталина Светлана Аллилуева, на долю которой выпала роль быть «кремлёвской принцессой». Вся жизнь её была похожа на бегство от чего-то или кого-то: в начале путём малоудачных своих браков она пыталась выйти из-под опеки отца; потом в Америке пряталась от его дурной славы. Личного счастья она так и не обрела. Я выскажу свою, нестандартную гипотезу о её судьбе. Быть дочерью Сталина почти так же трудно, как быть пророком. Это путь гигантских испытаний, то есть, необходима недюженная сила принятия жизненных обстоятельств, их внутренняя переработка путём духовной работы. И наиболее естественные реакции на отмеченную Богом или судьбой жизнь – закрыться или убежать от неё. Это Светлана и пыталась сделать. Ей было невыносимо трудно (ещё труднее, наверное, было Сталину), ей не хватило жизненной силы, смирения, понимания, наставничества и даже любви к отцу, пусть тирану, но её отцу, посланному ей Богом или провидением. Впрочем, она, как и её мать, Надежда Аллилуева, действовала в соответствии с имеющимся запасом жизненных сил и понимания. Наверное, они были честны перед собой и Сталином как в своей вере, так и в сомнении достижения коммунизма путём используемых им средств.
Уникальные дневники первого председателя КГБ Ивана Александровича Серова (1905-1990), найденные через 25 лет после его смерти, «Записки из чемодана», подготовленные и изданные с комментариями журналистом Александром Хинштейном в 2016 году, наверное, помогут нам лучше понять нашу историю и самих себя. Ведь стремление к идеалу и торжеству самой справедливой идеологии у многих людей и героев, вождей, политических лидеров бывает искренним стремлением, как и беспощадная борьба с их противниками. Почему же даже дорога к всенародному счастью, как и нелепое стремление к мировому господству, сопряжена с большими жертвами и тотальными чистками, с непомерными самоограничениями? На этот вопрос я пыталась ответить своей брошюрой «Вечный «старо-новый» мировой порядок» путём анализа разнообразных моделей мира. Наверное, итогом испытаний и страданий миллионов жертв политических репрессий и Второй мировой войны для нас всех должно стать более точное представление о структуре мироздания, которая не строится по жёсткой бинарной схеме «свои-чужие» и линейной логике однозначного восхождения от простого к сложному. Станет ли это знание, оплаченное слишком дорогой ценой, достоянием большинства человечества и его вождей? А если станет, то сможет ли оно существенно повлиять на нашу судьбу?
Стресс создают и возрастные изменения, не говоря уж о кризисах рождения и развития! (Более подробную информацию о возрастных особенностях человека можно найти в разделе 3.3 и в работе: В.И. Слободчиков, Е.И. Исаев «Психология развития человека. Развитие субъективной реальности в онтогенезе»).
Прежде всего, человек тяжело переносит кризис рождения. В современном обществе перинатальная культура (культура беременности и родов) довольно низкая. Беременная женщина и младенец, в лучшем случае, рассматриваются как пациенты медицинского учреждения и в отрыве от социально-психологического фактора. Хочу отметить неоценимый вклад в практику деторождения и воспитания семьи Никитиных, опыт которых, как и исследования физиолога И.А. Аршавского, позволили увидеть слабость многих медицинских практик и их социальные последствия. Большую роль в формировании современной перинатальной культуры сыграли идеи и исследования И.Б. Чарковского (рождение детей в водную среду, обучение их раннему плаванию). Поэтому последователи И.Б. Чарковского создают центры родительной культуры, помогают будущим родителям формировать экологическое мышление. Они критикуют «механистический и редукционистский» подход к рождению ребёнка и младенчеству. Здоровье при этом рассматривается системно, как взаимодействие конкретного (всегда уникального) человека с окружающей средой, а болезнь – как субъективная реакция на условия жизни и следствие нарушения законов природы. Хочу отметить, что отказ от механического подхода к деторождению, как и к любому лечебному процессу, требует больших эмоциональных и духовных затрат, ресурсом которых современные медики обладать не могут как из-за отсутствия должных знаний и веры, так и в силу предельной загруженности. Более того, необходима определённая культура, «модель мира» самих рожениц.
В раннем детстве особенно значимым фактором является нормальная психоэмоциональная связь ребёнка с матерью. Брошенные дети развиваются не так как дети, познавшие материнскую любовь и заботу (это отмечалось уже в разделе 1.6). Подростки нередко переживают отрицательные состояния, не имея возможности с кем-то поделиться своими ощущениями с теми, кто способен понять их.
О старости также можно говорить до бесконечности. Она неизбежно настигает и людей успешных. Кинозвезда Марлен Дитрих, например, последние 15 лет своей жизни (она умерла в возрасте 90 лет) прожила почти в полной изоляции в своей квартире в Париже. С постели она почти не вставала, так как опасалась последствий падения. Она считала, что старость уродлива, и её не надо показывать. В памяти людей должен был остаться её более совершенный образ, к которому все привыкли. Марлен Дитрих с трудом переносила общество других людей, была тираном. В значительной степени, она, конечно, была заложницей своего образа и привычной жизненной роли.
В старости, как правило, происходит рекое снижение адаптационного резерва, а человек при этом иногда стремится поддерживать прежний образ жизни, предпочитает отдавать дань прежним занятия и привычкам (вплоть до пищевых пристрастий), но делать это он уже не может и не должен. Как следствие конфликта «желаемого» (потребностей) и «возможного», возникает раздражение и даже агрессия. Старому человеку хочется давать советы молодым, его часто травмирует избыток сил и энергии в других людях, либо он загружает их бесконечными просьбами. Определённые стадии психологи выделяют и в процессе умирания.
Но любой человек хотя бы теоретически или в малом имеет возможность изменить «мерность» своей жизни, нарушить сложившееся ролевое взаимодействие с окружающей средой. Многие стареющие актрисы, звёзды киноэкрана, не стеснялись ни своей старости, ни болезней, находили новые занятия и жизненные интересы, преданных партнёров и единомышленников. Например, Одри Хепбёрн вела благотворительную деятельность по спасению и лечению африканских детей. Режиссёр Лени Рифеншталь увлеклась подводными съёмками и изучением, освещением жизни африканских племён. Да и не всегда старость уродлива! Режиссёр и актриса Рената Литвинова как-то заметила, что правильно состариться – это вопрос головы. На некоторых стареющих мужчин и женщин смотреть бывает приятно – от них веет благодатью, светом и теплом. Но есть старики, искажённые болезнью и страданием, агрессивные и злобные. Способность к самоотречению и трансценденции в процессе старения (например, за счёт веры в Бога и в вечность жизни, её превращений), как и возможность передачи жизненного опыта другим, позволяют и в старости сохранить душевное здоровье, принять смерть со смирением и пониманием.
Известный американский предсказатель Эдгар Кейси (1877-1945) называет следующие факторы, отодвигающие старение, которые, по сути, представляют собой набор необходимых факторов поддержания «нормальной» жизни, то есть выживания. Это: 1) поддержание здоровья; 2) приведение в равновесие умственной и физической деятельности; 3) дисциплина эмоций; 4) стремление выразить своё эго через напряжение сил; 5) побуждение к полезной жизни; 6) умение давать и получать любовь и дружбу; 7) разумная приспособляемость, например, к финансовым проблемам (газета «Золотая пчела», № 11, ноябрь 2011). Вопрос лишь в том, по каким методикам и как обеспечивать весь этот «необходимый» и, возможно, «достаточный» спектр факторов жизнедеятельности.
Источником сильнейшего стресса является любовь, прежде всего, между мужчиной и женщиной. Особенно, если случается невосполнимая потеря любимого человека в результате смерти. (О потере объекта любви в результате смерти одного из супругов, детей, родителей или других любимых существ, о способах выживания в этом случае говорилось в разделе 1.7). Амерканский психиатр, известный многим по книге «Жизнь после смерти», Рэймонд Моуди совместно с Дайяной Аркэнджел в книге «Жизнь после утраты» утверждает, что «смерть любимого существа вновь пробуждает чувство, которое возникло у нас, когда мы впервые переживали разлуку и утрату». Они выделяют при этом пять факторов, «которые продолжают оказывать влияние на нас, уже взрослых: мир ощущений перед рождением, опыт рождения, привязанности и утраты, знакомство с понятием смерти и, наконец, представления о смерти, которые формируются в детстве». Привязанность, расставание всегда вызывают боль не только у людей, но и у животных. При этом, как отмечается этими специалистами, «сдерживаемые страдания никому не идут на пользу», «слёзы выводят из организма токсины», а «дети, столнувшись со смертью, переживают экзистенциальный кризис, они ошеломлены мыслью о том, что тоже когда-нибудь умрут». Но Р. Моуди и Д. Аркэнджел убеждены, что «детские проблемы, связанные с расставанием, утратой и горем, можно разрешить. Первый шаг на пути к этому - осознание ранних переживаний. Постарайтесь понять, что служит вам на пользу, а что нет». При этом нельзя подавлять горе, тем более что, «когда детям позволяют выражать свои эмоции, чувства их улетичиваются быстро и незаметно». Осознав свои чувства (покинутость, тревогу и панику, гнев, депрессию, досаду, страх, фрустрацию, горе, вину, стыд, изоляцию, зависть, любовь, утешение, смирение и способность принять происшедшее) и их источник, человек способен справиться с ними прежде, чем они достигнут патологической стадии.
Р. Моуди и Д. Аркэнджел предлагают рассматривать утраты и стресс как «катализатор собственного роста и самопознания. Нет более мощного трансформирующего фактора, чем пережитое горе». Тем не менее, утраты и стресс могут накапливаться. Успех преодоления утрат и стресса зависит от многих причин: возраста, сопутствующих жизненных обстоятельств; душевного и физического здоровья человека; принадлежности к культуре; пола; социальной поддержки (в том числе, профессиональной), взаимоотношений с другими людьми, прежде всего, в семье (происходит смена ролей и кому-то приходится взять на себя функции ушедшего члена семьи – кстати, у представителей мусульманской и некоторых других традиций вдову принимает в свою семью брат умершего). Интенсивность переживаний утраты зависит также от обстоятельств кончины (она может быть как ожидаемой, естественной, так и внезапной, трагической и насильственной). «Поиск ответа на вопрос «почему?» играет важную роль для многих переживших утрату», - отмечают Р. Моуди и Д. Аркэнджел. То есть смысл утраты и личное отношение к ней (эти качества во многом формируются культурой, мировззрением, уровнем религиозности и духовности) также сильно влияют на остроту переживаний. Выражения сочувствия при этом должны учитывать конкретные обстоятельства, личностные особенности, быть своевременными, то есть формироваться на основании глубокого понимания происшедшего, сопереживания. «Выражение сочувствия требует выйти из свого мирка и войти в чужой» без оценок, суждений и советов. Необходимо быть проще при этом и оказывать практическую помощь. Ведь реакция, как на искреннее сочувствие, так и на неуместные высказывания, иногда может быть «неадекватной», не зависеть от истинных намерений сочувствующих. Горе бывает как благотворным, так и разрушительным, включая разрушение сложившихся отношений с другими людьми. Утративший близкое существо человек может иногда слишком фиксироваться на горестных отношениях, иметь пристрастие к рассказу о своих несчастьях. Бессознательное отрицание психической травмы, сознательное искажение истины, чаще всего, носит неблаготворный характер. При потере важны воспоминания, связь с вещами покойного (некоторые предметы хранятся всю жизнь, другие носят временный характер либо выбрасываются), вера в обратимость утраты (например, через религию). Часто наблюдается присвоение качеств покойного, воспроизведение медицинских симптомов; некоторые вдовы или матери, утратившие детей, готовы встретить их на улице, ищут и видят ушедших везде. Иногда люди бессознательно используют смерть близких, чтобы скрыть истинные свои чувства (например, вину за небрежное отношение к ним и т.п.). Повторная утрата может переживаться ещё более тяжело, если предыдущая не была оплакана должным образом, – утверждают Р. Моуди и Д. Аркэнджел.
Эти авторы приводят способы адптации к горю, утрате. Одни люди привыкают и учатся сосуществовать со своим горем; другие – постепенно предают его забвению. Существует теория психиатра Элизабет Кюблер-Росс, которая выделяет пять естественных реакций, связанных с утратой (она назвала их стадиями): отрицание и изоляция, гнев, торговля и соглашение, депрессия, смирение. Тем не менее, далеко не всегда выполняется «линейный» принцип прохождения этих стадий, поэтому Р. Моуди и Д. Аркэнджел предлагают называть их состояниями. Этими специалистами разработана также «методика активного подхода к проблеме преодоления последствий утрат». Одной из составляющих этой методики является модель задач Уильяма Уордена, который предложил более сознательный и активный подход для каждой стадии. На первом этапе необходимо принять реальность утраты. На втором – преодолеть эмоциональную боль, на третьем – отрегулировать отношения с окружающими. Последний этап связан с движением вперёд. Надо отметить, что данная методика предполагает наличие желания справиться с горем, она требует установки на его преодоление типа: «Я перенесу эту утрату», «Я придам жизни смысл» и т.п.
Р. Моуди и Д. Аркэнджел отмечают, что при правильной адаптации «жизненный баланс сохраняется при удовлетворении наших физических, эмоциональных, интеллектуальных, социальных и духовных потребностей. Телу требуется питание, отдых и нагрузка. Чувства следует обнаруживать и давать им выход. Нашему мозгу необходима интеллектуальная стимуляция. Сами мы нуждаемся в социальных связях и взаимодействии с другими людьми. Духовный рост приходит вместе с творческой активностью, игрой, расслаблением, музыкой, исполнением ритуалов, молитвами, медитцией и т.п. Утраты воздействуют на все пять аспектов нашего бытия; однако большинство людей один-два из них выпускают из вида». Освободиться от стресса, вызванного горем, можно, например, путём «экзорцизма» - физического воздействия при помощи звуков и слов, чтобы выпустить заблокированную энергию (при этом надо постоянно проверять намерение подобных действий и их эффективность). Благотворно может сказаться также тай-аут (перерыв в ходе стресса и переживании горя, например, путём ухода в себя). Необходима и подпитка души (особенно благотворна в этом деле роль искусства, как и потакание своим детским прихотям). Один из способов справиться с утратой – преодолеть свой самый большой страх. Поскольку при утрате жизненное пространство индивида прерывается, личность человека подвергается изменениям, важно, чтобы то и другое не разрушилось полностью, сердце бы не ожесточилось от понесённых потерь. Некоторые личности из-за недостатка веры, смысла жизни, способности к адаптации впадают в пропасть отчаянья, гнева, горечи и печали, а надо, чтобы произошла трансценденция или духовное возрождение. «При этом то, что нас оставила скорбь по ушедшим близким, ещё не значит, что сожаление по поводу этих людей когда-нибудь не возникнет вновь». И всё же: «испытанное горе высвечивает в нас общечеловеческие качества», очищает нас, учит смирению. Оно заставляет нас особенно ценить утраченное, каждый миг бытия; снижает привязанность к материальному и способствует духовному росту; часто после перенесённого горя возникает желание помогать другим с более развитым тактом и пониманием (к сожалению, из-за выгорания души бывает и наоборот). Часто люди после перенесённого горя начинают острее понимать вечность жизни и то, что она продолжается.
Мне представляется, что человек, с большим трудом перенесший потерю очень близкого человека, часто боится заводить новую связь не только из-за сильной энергетики привязанности и отсутствия веры в новое сильное чувство, но и из-за страха испытать повторную потерю, которую душа, кажется не в силах вынести. Если всё же новая связь возникает, то человек часто отгораживается от сильной привязанности, стремится контролировать, ограничивать её, избегая прежней глубины чувств и отношений. Отстранённость может достигаться разными способами: критикой нового партнёра, юмором, деловой активностью, уходом в религию или психологическими техниками. Кажется, Хемингуэй писал, что пустота после пережитого «плохого» заполняется как бы сама собой, но пустота после утраты «хорошего» может заполниться лишь чем-то лучшим по сравнению с утраченным «хорошим». Это, к сожалению, лишает перспективы многих вдовцов вновь обрести большую любовь и привязанность.
Почти любому стрессу сопутствует тот или иной страх. К видам страха можно отнести: страх страдания, страх исчезновения, страх неизвестности, страх беспомощности (обузы), страх зависимости, страх покинутости, одиночества («богооставленности»). Психолог Ю.М. Орлов в книге «Восхождение к индивидуальности» выделяет следующие источники страха: 1) предвидение страдания, 2) осознание неэффективности привычных средств защиты, 3) заражение страхом эмпатическим путём, 4) предвидение потери радости и наслаждения. Страх смерти является наиболее сильным страхом. Его подробно исследовал З.Фрейд, о нём мы писали в разделе 1.5. Ю.М. Орлов выделяет три основных источника страха смерти: 1) «смерть связывается с тотальной фрустрацией всех витальных и социальных потребностей человека и страдания лишения приписываются смерти»; 2) она связывается с действием всех отрицательных эмоций; 3) проекция своих переживаний вовне.
В глубокой и системной работе Александра Лаврина «Хроника Харона. Энциклопедия смерти» приведится «калейдоскоп» цифр и фактов ХХ века о смертях. А.П. Лаврин пишет: «Каждый год в мире, по разным оценкам, умирает от 50 до 55 миллионов человек» (его книга издана в 1993 году). Он анализирует смертность с разных сторон: с точки зрения наиболее опасных для жизни профессий и городов; в зависимости от отношения к ней и переживаний, с ней связанных; описывает смерти многих известных и неизвестных людей. Он приводит статистику и описание смертей от самых различных причин: убийств, отравлений и казни; болезней и самоубийств; голода и людоедства; жажды и по вине животных; от молнии, стихийных бедствий и химических отравлений; от наркотиков и смога. Представлена статистика смертей на войне и в армии в мирное время, смертей на транспорте: на море, в авиакатастрофах, на железных дорогах. Есть даже разделы: «Смерть на сцене и за сценой», «Смерть и спорт», не говоря уж о смерти от репрессий и «невидимой» смерти от радиации….
«Новая философская энциклопедия в четырёх томах» (том третий) излагает нам систему взглядов на смерть с позиций разных моделей мира и представлений о смерти в различных философских и религиозных системах. «Отношение к смерти во многом определяет формы религиозных культов». Например, древние египтяне рассматривали земную жизнь, как приготовление к загробному бытию. Иное, трагическое, отношение к смерти характерно для буддизма в Индии, зароастризма в Иране, иудаизма (особенно эпохи пророков), даосизма в Китае, «религиозно-философского движения в Греции 7-4 вв. до н.э. (в частности у орфиков и пифагорейцев)», - сообщается в философской энциклопедии. Предполагатся, что негативное отношение к смерти свидетельствует «об обострившемся чувстве личного бытия». «В античности, - отмечается в энциклопедии, - одной из попыток преодолеть страх смерти было учение Сократа, который согласно Платону, считал, что «те, кто подлинно предан философии, заняты, по сути вещей, только одним – умиранием и смертью». В этот период смерть стала рассматриваться как процесс отделения души от тела - они изначально принадлежат как бы разным мирам. Подобное представление получило дальнейшее развитие в христианстве и на «многие века становится определяющей традицией в европейской жизни». Несколько иное отношение к смерти можно найти в стоицизме и эпикурействе, которые находят опору перед страхом смерти в идее вечности круговорота бытия, его неизбежности и в стремлении разумного принятия конца жизни. В греческой философии распространяется также идея метапсихоза, то есть переселения душ. При этом, несмотря на то, что в иудаизме смерть – это завершение пути конечного существа, она считается уже временным явлением, как кара, «постигшая человека вследствие грехопадения». Тем самым человек признаётся уже не природным, а сверхприродным существом, способным на диалог с Богом. И хотя он не может самостоятельно преодолеть смерть, это под силу уже Богочеловеку Христу. Таким образом, «чудо воскрешения Христа, неприемлемое для иудаизма, соединило в себе ветхозаветный супранатурализм с напряжённым переживанием конечного человеческого существовавания на рубеже старой и новой эры». Философские учения, начиная с эпохи Возрождения, Просвещения, вплоть до наших дней, на мой взгляд, не добавили ничего существенного и нового к вышеизложенным представлениям о смерти. Сейчас мы имеем широкий спектр представлений о смерти и смысле жизни человека: от веры в сугубо материалистический распад тела и психики человека после смерти и круговорот бездушных атомов или в предельно отчуждённого, одинокого, заброшенного в мироздание человека у Хайдеггера – до идей Шелера, «укореняющего человеческую личность в над-мирном Боге», и современных теорий транцендентного бытия как при жизни, так и после смерти, в форме или вечных космических «голограмм», сохраняющих информацию о любом индивидуальном бытие, или индивидуальных душ, монад, готовых к перевоплощению или вечному блаженству. То есть в современном мире можно выбрать, как платье, идею посмертного существования на любой вкус, и даже сконструировать собственную теорию путём любого причудливого соединения уже известных представлений о жизни и смерти. Но остаётся вопрос – насколько она будет соответствовать реальности?
Несмотря на возможность принятия обнадёживающих теорий, принятие собственной смерти человеком требует иногда огромного мужества. Голландка Фредерика де Граф, работая в Первом московском хосписе с теми, кто умирает, отмечала в своём интервью: «Я видела старых людей, которые прошли через две мировый войны, революцию…У них было спокойствие. Они принимали смерть как часть жизни. Когда человек кричит, это может быть потому, что он никогда раньше не думал, что тоже умрёт, что смерть – это часть его жизни. Пока люди об этом не думают, пока не приняли факт собственной смерти, они неизбежно будут жить робко, неглубоко, будут «жертвами судьбы», будут кричать: «За что? Я ведь был хорошим человеком, почему я умираю?», вместо того чтобы принять смерть как факт и научиться жить глубинной жизнью, жить в настоящем, со всей опорой, стопроцентно. В этом случае каждый поступок и событие имеет другой смысл, и ты можешь жить с радостью. К сожалению, мало кто так может…» (журнал «Фома», март 2015 года).
Здесь мне невольно приходят в голову стихи одного немецкого поэта (процитирую их перевод по памяти): «И покуда не поймёшь – смерть для жизни новой, хмурым гостем ты живёшь на земле суровой!» Лично я пришла к парадоксальному выводу: «жизнь – эгоистична, смерть – жертвенна!» Жизнь любого живого существа требует внешнего источника энергии, пищи; сильное желание жить свидетельствует о готовности поиска ресурсов на её поддержание. А ресурсы – это чьи-то жертвы: временем, энергией, даже жизнью. Чтобы жить, надо поддерживать благоприятный для данного организма баланс между эгоизмом и жертвенностью, и мера, соотношение между ними, у каждого своя. Зависит она и от условий, среды обитания; наверное, если человек превышает положенную ему меру, то он заболевает или даже умирает, как говорится, раньше назначенного ему срока.
Типичная рекомендация по управлению страхом приведена в книге Е. Хлевной, Л. Южаниновой «Где твоя волшебная кнопка? Как развивать эмоциональный интеллект?». Авторы отмечают, что страх может быть как оправданным, рациональным, когда существует реальная угроза, так и иррациональным, невротическим. Развитие чувства страха (эмоции) происходит по двум нейронным путям. Первый путь, вырабатывающий эмоциональный отклик, подкорковый и короткий; второй, - корковый, длинный, призван оценить опасность как реальную или нереальную, он может блокировать первый путь. Эти авторы приводят шкалу развития тревоги по Ф.Б. Березину: беспокойство, тревога, страх, ощущение неотвратимости, ужас. Развитый интеллект позволяет во многом совладать со страхом. Например, от него можно избавиться, совершив то действие, которого боишься. Можно также посмеяться над своим страхом, представив его смешным и забавным. Рекомендуется также всё тщательно обдумать, то есть разобраться в своём страхе. Ещё важнее – правильно действовать в опасной ситуации. Страх уходит часто, если вспомнить аналогичный позитивный опыт. Можно использовать фразы, которые прогоняют страх (например, «Ура!», «Иду на вы!», «Я сделаю это!» и т.п.). Можно «заболтать» свой страх, то есть мысленно раскрутить его, или начать «фантазировать» на его тему.
В повседеневной жизни даже счастливая любовь зачастую генерирует сильные, нестерпимые эмоции и страдания. Любовь – очень сильная энергия, в огне которой можно сгореть. Не каждый может выдержать испытание любовью достойно, так как регулировать энергию сильной любви (особенно при жизненных осложнениях, не позволяющих партнёрам насытиться своими чувствами) не просто. Примером трагического финала любви является история Анны Карениной и Вронского, так красноречиво представленная Львом Толстым и не менее поучительно - фильмом режиссёра Соловьёва. Ведь, если возникают осложнения между любящими друг друга людьми или кому-то из них становится плохо, эмоции застилают разум, смысл жизни. Душу охватывает хаос. Если на помощь человеку в этом состоянии никто не приходит, он может пойти в разнос, наделать глупостей, решиться на самоубийство или на преступление…
Известный психолог из Ростова-на-Дону М.Е. Литвак в книге «Принцип сперматозоида» подробно комментирует поэму Овидия «Лекарство от любви» и отмечает: «Все принципы лечения от любовной лихорадки здесь изложены довольно чётко: сельскохозяйственный труд, спортивные состязания и вообще любое стоящее дело, времяпрепровождение с друзьями, поиски недостатков у объекта любви, полное молчание, уничтожение писем и фотографий, налаживание отношений с соперником. Не со всеми рекомендациями можно согласиться, но с одной точно: «Делом займись – и тотчас делу уступит любовь»…В нашей системе лечения от наркоманической любви центральное место занимают: экзистенциальный анализ Франкла, приёмы гуманистической психологии, трансактивного анализа и когнитивной терапии, принцип сперматазоида, а также психологическое айкидо с его техникой амортизации. Суть лечения – личностный рост с резким повышением социального статуса». «Принцип сперматозоида», по его мнению, заключается в том, что «человек всегда старается попасть в рай, т.е. стать первым. И идёт против препятствий, обходя их. И лишь на финише пытается протаранить их». Кстати, средством от тоски М.Е. Литвак считает физическую боль, которую можно создать, например, за счёт физических упражнений на растяжку. А «при вынужденном общении с нежелательным для тебя партнёром, считай его автоматом, конструкцию которого тебе следует изучить».
Наверное, нельзя сводить суть стресса, в том числе и от любви, к конфликту между сознанием и бессознательным, искать конкретные внутренние или внешние причины трагедии. Причина – в их совокупности. Поэтому ситуацию сильного стресса надо пытаться не только осмыслить, но и прожить, то есть, по возможности, принять, как принимают любую боль, страдание. И отдаться «логике жизни», которая обязательно куда-нибудь выведет! И, конечно, не замыкаться в себе, так как сильное страдание, депрессия, - это состояние зацикленности, «схлопывание» пространства жизни до точки.
В повседневной жизни каждому человеку приходится сталкиваться и с болезнями, крайними проявлениями которых являются эпидемии. Кажется, человечество научилось бороться с эпидемиями чумы, холеры, тифа и т.п., но появились СПИД, лихорадка «эбола», есть опасность возникновения и новых инфекций, так как возбудители болезней мутируют и приспосабливаются к любым условиям, включая вакцины и лекарства против них. Более того, нельзя исключить, что природа выбраковывает людей по неизвестным доселе признакам вовсе не случайно, да и сами эпидемии имеют свойство возникать снова и снова, так как «ничто не исчезает бесследно», но и «ничто не вечно». Словно в подтверждение этому Ю.Л. Богородский предложил универсальный Закон развития и даже вычислил математическую формулу для описания той или иной «абстракции, обладающей способностью к развитию» (РА). Поэтому любой возбудитель эпидемии, например, чумы, можно считать материальным абстрактным объектом, находящимся в стадии саморазвития, то есть имеющим относительное начало и конец. В реальности любой объект, считает Богородский, развивается по принципу дерева. Дерево, как известно, имеет ствол, мощные ветки первого порядка, выходящие из ствола, служащие основанием для скелетных ветвей второго порядка. Третья, четвёртая и другие ответвления кроны дерева, как и повторные появления эпидемии чумы, могут быть описаны математической формулой. В результате, Ю.Л. Богородский, изучив статистику той или иной эпидемии, способен предсказать возможность появления следующей, что он и делает в своей книге «Истоки мироздания. Часть У. Мир мужчин. Хищники и жертвы».
В состоянии обострения стресса люди прибегают к алгоголю, наркотикам, что, конечно, является регрессивной формой регуляции стресса. Стресс во время чумы компенсировали занимательными историями герои «Декамерона» Боккаччо, уединившиеся в замке. Я придерживаюсь мнения, что регрессивные формы борьбы со стрессом в некоторых случая весьма эффективны и даже необходимы. Прежде всего, тогда, когда прогресс, эволюция сознания требуют огромных усилий или почему-либо невозможны, затруднены. К тому же регресс позволяет иногда собраться с мыслями, выиграть время для дальнейшего броска. Нельзя сбросить со счёта и привычность некоторых регрессивных форм (еда, незатейливое общение, игра в карты, «шопинг» и т.п.), нельзя отрицать их значение в качестве энергетической подпитки, разрядки, так как полученную энергию затем можно употребить и в «высших» (прогрессивных) целях. (Кстати хирургию, как метод врачевания, я также отношу к регрессивным методам лечения, который, тем не менее, спасает жизнь человеку, не устраняя всё же причину кризиса развития, который, возможно, и стал причиной болезни).
Гнев и агрессия, как и игра или юмор, смех, также могут служить средством преодоления, снижения уровня стресса. Подобно этому, любая нечаянная радость может, если не исцелить душу совсем, то дать ей передышку и привнести запас дополнительной энергии. Анализируя природу смеха, В.И. Зазыкин, продолжая мысль Кэрролла Э. Изарда, что «радость заставляет человека с особой остротой ощутить своё единство с миром», пишет: «Радостный экстаз тоже часто сопровождается смехом…Ведь тогда «под ногами не чувствуешь земли», «тело становится лёгким», а «за спиной словно вырастают крылья», то есть о себе даёт знать вторая сторона природы человека – нематериальная, родственная стихиям огня и света».
Но при стрессе нельзя проявлять сильную агрессию против себя или партнёра, позволить ей увлечь себя к каким-то разрушительным действиям. В этом случае нужно наколоть дров, разорвать старую рубаху, нашинковать капусту, подмести двор, прополоть огород...Можно вызвать на кулачный бой тренажёр, пойти в спортивный зал, заняться спортивной борьбой или пробежать два километра...Тем самым можно перевести энергию в другое русло, отстраниться немного от ситуации, встать вне неё или над нею (отстранение само по себе не всегда является выходом, оно лишь даёт передышку для более спокойного осмысления своего состояния и разумного принятия решения).
Прогрессивной формой регуляции эмоций в состоянии стресса является более полное осознание происходящего в контексте собственной жизни, своего предназначения и значения данной ситуации для развития каждого участника процесса. Но, как мне кажется, не является истиной в последней инстанции понимание стрессовой ситуации лишь как предлога, повода для духовного развития («испытания»), как полагают некоторые психологи и духовные учителя, хотя, несомненно, повод для развития через конструктивное преодоление стресса всегда есть и найдётся. Кстати, конструктивным может быть не только благостное, «положительное» состояние, но и состояние «борьбы», даже ответной агрессии на неблагоприятное воздействие среды, если оно сменяет состояние зажатости, трусливой пассивности и вынужденной изоляции. Переход от пассивного состояния скованности в активное состояние поиска и даже борьбы может означать прогрессивное развитие. В любом случае: стресс, как и выход из него, всегда многомерен и альтернативен.
Помогает пережить стресс во многих случаях сон. Тем не менее, именно во сне иногда возвращаются эмоциональные воспоминания, например, о наиболее тревожных событиях жизни (боевых действиях, смерти близких и т.п.). Но, чаще всего, сны бывают связаны с реальными объектами самым причудливым образом. З.Фрейд отмечает во «Введение в психанализ. Лекции»: «Наше отношение к миру, в который мы так неохотно пришли, кажется, несёт с собой то, что мы не можем его выносить непрерывно», поэтому, «биологической целью сна, по-видимому, является отдых, его психологическим признаком – потеря интереса к миру»…». «Сновидения – это способ реагирования души на действующие во сне раздражители», но сновидение не просто «передаёт раздражение, оно перерабатывает его,намекает на него, ставит его в определённую связь, заменяет чем-то другим». По З. Фрейду, сон – «психический феномен», при этом «видивший сон всё-таки знает, что означает его сновидение, он только не знает о своём знании и полагает поэтому, что не знает этого», поэтому надо дать возможность человеку обнаружить это знание, например путём «свободных ассоциаций» и извлечением из бессознательного подавленных мыслей и желаний, которые во сне могут иногда исполняться. Мысль в сновидении превращается в переживание. Но и во сне существует цензура, которая действует путём пропуска, модификации, перегруппировки материала, искажения, а в бодрствующем состоянии возникает «сопротивление толкованию» сновидения, особенно сильное, если оно открывает в человеке что-то тёмное и нежелательное (полному толкованию доступно не каждое сновидение). Фрейд выделил 4 основных вида отношений между содержанием сновидения и его элементами: представительство части от целого; намёк; образное представление и символическое. При этом работа сновидения может заключаться как в «переводе желания в реальность», так и в «переводе мыслей в визуальные образы». В сновидениях могут проявляться детские воспоминания, сексуальные извращения, всевозможные запретные намерения и т.п. При «работе сновидения» «первым достижением… является сгущение», вторым – смещение, третьим – «превращение мыслей в зрительные образы»; «бессмыслица и абсурдность сновидений также имеют своё значение», как и его многозначность и неопределённость. Фрейд считал, что работа сновидений носит архаичный характер, присущий древним системам выражения, то есть она во многом регрессивна, поэтому ей нельзя слишком доверять.
Здесь я хочу сказать об эмоциональном сопровождении воспоминаний. Даже самые сильные эмоциональные воспоминания «стираются» временем (хотя можно предположить некий «патологический» вариант их усиления под воздействием резонансных этим воспоминаниям факторов среды). Наверное, важна «методика» проработки таких эмоциональных состояний. Например, многократное проговаривание, рассказ о своих несчастьях и эмоциональных переживаниях часто притупляет эмоции (но иногда, наоборот, усиливает). Особенно помогает снизить эмоциональность рассказ о стрессовом событии, если он сопровождается «разбором», рефлексией, комментарием самого рассказчика или слушателей. Взгляд на проблему с другой стороны, юмор и смех, как и изменение жизненных обстоятельств, меняют эмоциональную окраску воспоминаний иногда кардинально. Эмоциональный резонанс, наоборот, может усиливать переживания. На этом основана, наверное, религиозная традиция ежегодно переживать распятие Христа и его воскрешение; традиция ежегодно праздновать День Победы, смотреть военную хронику по ТВ, посещать могилы близких людей. Всё это - примеры извлечения из недр бессознательного эмоциональных воспоминаний. На этом построена и любая пропаганда – на резонансе с определёнными, значимыми и памятными, эмоционально окрашенными образами и убеждениями. Таково воздействие на психику человека и постоянное повторение молитв, мантр. В этих случаях наше прошлое как бы взаимодействует с настоящим; в некотором смысле происходит переформатирование того и другого. Очень важно, чтобы «негатив» прошлого при этом перерабатывался в «позитив» нового смысла, а не усиливался.
«Страсть отмщения», как и «болезнь жажды любви», «болезнь жажды войны» - психофизические реакции человека на ранее состоявшиеся воздействия. Возникает своего рода «вихрь» от взаимодействия с внешним миром, то есть сила действия порождает силу противодействия .
Склонность менять риск военный на интеллектуальную деятельность или снимать интеллектуальную нагрузку физическим риском, возможно, связана, прежде всего, с многослойной природой человека. Отсюда возникает необходимость в перемене труда. Если взять за основу только три основных плана жизнедеятельности человека (физический план – эмоциональный – интеллектуальный), то можно предположить, что оптимальное состояние организма предполагает их гармонию (при этом надо учитывать индивидуальную структуру личности). Гороскоп человека, его характер, возраст и т.п. поможет определить индивидуальные особенности личности, то есть соотношение воли, интеллекта и эмоций в человеке, что и программирует его стремление к той или иной деятельности. Тем не менее, физическую работу в любом случае хорошо дополнять эмоциональным общением, а также – интеллектуальным занятием. Зацикливание на том или ином плане личности отрицательно сказывается на всём организме и психике, на любой форме деятельности. И чем интенсивнее нагрузка на отдельный аспект, план личности, тем интенсивнее должно быть освобождение от неё за счёт активизации другого плана. Надо учитывать также необходимость смены ритма, сочетать напряжение с расслаблением. Для каждого плана личности этот ритм свой.
Здесь необходимо сказать о психологии зависимости (рассмотрена, например, в хрестоматии «Психология зависимости»: Минск: Харвест, 2004). В этом сборнике рассматриваются разнообразные формы и способы зависимости, как от алкоголя, табака и наркотиков, телевизора, так и от работы, компьютера и Интернета. В предисловии сборника отмечается, что современное общество потребления, основанное на капиталистической, рыночной необходимости поддерживать и расширять продажу всего и вся, эксплуатирует ту или иную зависимость человека посредством рекламы. Сложные жизненные условия порождают необходимость приспособления к ним иногда путём бегства от реальности или путём других, несовершенных способов приспособления (через аддитивное поведение). Составитель сборника К.В. Сельченок задаётся проблемой освобождения от зависимости и аддитивного поведения путём выхода на единственно правильную стратегию достижения полноценной жизни, достижения реализации самых заветных желаний и «полноты интегральной самореализации». Власть над собственным телом и психикой может достигаться, прежде всего, путём осознания своих несовершенных привязок, зависимостей или привычек, благодаря выработке навыков управления своим настроением и переживаниями, в том числе, путём аутогенных тренировок и «системного глубинного анализа собственных желаний». Через «очищение авгиевых конюшен иллюзий, заблуждений и самообманов» при последующей «реструктуризации всего комплекса привычек, ожиданий и отношений», изменения системы ожиданий, перестройки комплекса личностно значимых целей и «стратегий реализации собственных желаний».
К.В. Сельченок видит причину зависимостей не только в программирующем воздействии внешней среды, но и в «вездесущности геомеостаза – стремления к поддержанию биохимического и нейродинамического статус кво, присущего любой живой системе…». Мне же представляется, что идея абсолютного освобождения от всех зависимостей, как и идея полной свободы, – нереализуема. Ведь любое живое существо, в том числе, и человек, - зависимо от множества природных и культурных факторов жизни. Существует как генетическая, так и природная, культурная программа жизни, оптимальная реализация которой может считаться свободой и представляться наиболее комфортной стратегией жизнедеятельности. И надо отметить, что эта программа не линейна и не однозначна, поэтому можно подвергнуть сомнению тезис что «путь наименьшего сопротивления рано или поздно приводит человека на край бездны». Да, это так, если идти этим путём постоянно, но далеко не всегда, если это свойство использовать умело. Кроме того, нельзя идти путём наибольшего или только сопротивления постоянно – такая привычка также может превратиться в утончённую форму зависимости. Эзотерик Г. Гурджиев, например, считал, что человек не может избавиться от зависимости; он может только её выбирать.
Хочу отметить также, что иллюзии, заблуждения и самообманы не всегда ведут к беде; в условиях, когда человек не может, не имеет сил изменить свою жизнь, системно проанализировать свои проблемы, уход от проблем в иллюзорный и виртуальный мир помогает выжить до лучших времён…Да и вопрос об истинном постижении своих подлинных желаний, как и смысла жизни человека на земле, его предназначении, не может быть постигнут с помощью разума и в полную меру…
Стресс, как известно, всегда сопровождается потерей жизненной энергии (сокращением адаптационного резерва организма), что часто ведёт к продолжительной депрессии без особых психологических причин.
Где-то я прочитала, что скандинавские медики считают, что средство от стресса – объятия. Несомненно, это – простое и эффективное средство поддержки в трудный момент жизни.
В монографии Майкла Аргайла «Психология счастья» перечисляются и анализируются всем хорошо известные социальные средства преодоления дистрессов и психических расстройств. Отмечено, что «существует сильная связь между одиночеством и депрессией». Поэтому оптимальными и испытанными средствами их преодоления являются: брак; друзья; нормальные взаимоотношения на работе. «Для снижения стресса важно не количество, а качество человеческих взаимоотношений». Нужное качество достигается за счёт заботы, внимания, понимания, роста самооценки. М. Аргайл сообщает очевидный факт: «Австралийские учёные обнаружили явное влияние безработицы на депрессию». Психика людей из рабочей среды гораздо в большей степени уязвима; во многом, наверное, это связано с меньшей способностью контролировать жизненные ситуации, а также с привычкой использовать наиболее простые способы борьбы с эмоциональным перенапряжением (курение, алкоголь, лекарства). Важным фактором является удовлетворённость досугом.
Отмечено, что наиболее подвержены стрессу жители развитых стран; там также выше процент самоубийств. Многие исследователи показывают устойчивую связь между экстраверсией и счастьем, то есть его значимым компонентом является общительность, умение не замыкаться в себе при любом несчастье. Ощущение благополучия в большей степени свойственно также людям с высокой степенью «внутреннего контроля» и с уверенностью в наличии широкого выбора действий. Счастливые люди отличаются умением планировать и продуктивно использовать время, уверенно смотрят в будущее. Многие эксперименты показали, что счастливые люди отличаются большей щедростью и готовностью прийти на помощь другим, они более позитивно оценивают своё окружение.
М. Аргайл пишет о связи склонности к депрессии с «ошибочными способами мышления». Прежде всего, это относится к привычке приписывать причины неудач самим себе, негативно оценивать себя. Было отмечено также, что верующие люди чувствуют себя значительно менее одинокими. Был составлен список основных источников удовольствия: еда, выпивка, секс; отдых, сон; брачные, родственные и дружеские отношения; успех, продвижение по службе; физическая активность, спорт, ощущение здоровья; конкретная деятельность и использование навыков; чтение, музыка, телевидение и другие культурные развлечения; интенсивные переживания (эстетические, религиозные).
Помимо связи эмоций с различными участками мозга была отмечена их связь с гармональной деятельностью, а также – с физическими ощущениями, мимикой и жестом. Оказалось, что удовлетворённость жизнью у богатых и бедных мало отличается, то есть она напрямую не связана с доходом и богатством. Более важными является сочетание общения, работы и отдыха. Текущее настроение повышается от переживаемых приятных событий. Согласно некоторым теориям, удовлетворённость повышается, когда достижения совпадают с притязаниями; влияет на настроение и сравнение с другими, а также – с прошлым; человеку отчасти свойственно адаптироваться к своему состоянию (например, парализованные люди ощущают себя счастливыми в той же степени, что и другие), но существуют пределы адаптации.
Интенсивность ощущения радости, положительных эмоций снижается с возрастом, но пожилые более адаптированы к своему нынешнему положению. Наиболее значимыми факторами благополучия для них является здоровье, доходы и социальные контакты. Удовлетворённость работой также растёт с возрастом, хотя уровень притязаний снижается; пожилые более пассивно реагируют на стрессовые ситуации, но чаще обращаются к врачам, принимают лекарства и читают молитвы. Есть также половые различия в ощущениях удовлетворённости от разных факторов (например, мужчины извлекают из брака большую пользу, чем женщины).
Сила желания жить значительно слабее у тех, кто изолирован, имеет слабое здоровье и ощущает собственную бесполезность.
М. Аргайл перечисляет самые простые стимулы положительных эмоций: практика показа кинофильмов, бодрящая музыка, самовнушение, приятные воспоминания, приятные события и известия, возможность почувствовать успех, принятие наркотических средств, препаратов, гипноз, приятные виды деятельности, социальные контакты, целеполагание, самопоощрение и многие другие.
А вот психотерапевт Юрий Хейфец (статья «Негадкий утёнок», журнал «МедиПрофи», №№ 7-8, 2013) предполагает, что далеко не каждый человек способен абстрактно мыслить и пытаться ответить на вопросы: 1. Должны ли мы быть счастливыми? 2. Достойны ли мы счастья? 3. Зачем мы должны быть счастливыми? Но он всё же предполагает, что человек должен быть счастливым, чтобы избежать таких страшных бед, как: 1) ненависти к самому себе; 2) ненависти к жизни. Счастье является исцелением от этих бед. Первым шагом к нему является (если счастье не является врождённым качеством) «наполнение своей души нравственными богатствами» (то есть надо читать, ходить в музеи, смотреть фильмы и т.п., пока количество не прейдёт в качество). Второй щаг – «переработка этих богатств в тот строительный материал, из которого можно построить свой «дом».
А вот исследователи из Йельского университета в США, из американского Университета Денвера и из Еврейского университета в Иерусалиме выяснили что «само счастье или стремление к нему может привести к негативным изменениям в психике и даже к сокращению срока жизни». «Исследователи уверены, что переполненность ощущением счастья – это проблема. Высокая степень этого чувства делает людей одурманенными – они становятся более беспечными и склонными к риску….Обрушиваются учёные и на литературу, которую люди приобретают, чтобы узнать, как добиться счастья. Читатели…начинают погоню за счастьем…». (Статья А. Михайлова «Тёмная сторона счастья», RBK daili, 18 мая 2011). В результате, на этом пути они терпят неудачу и становятся всё более несчастными. «Другая проблема в том, что ощущение счастья попросту неуместно в нашем мире. Скажем, у ваших друзей беда, и вы не будете при них светиться от счастья. Его придётся подавлять…Вдобавок под счастьем порой подразумевается умение быстро забывать негативные эмоции. А что такое эти эмоции? Это отрицательный опыт. Если его забывать, то человек опять наступит на те же грабли…». Исследователи отметили также, что если человек счастлив, то его умение творчески мыслить снижается. Профессор МГУ О. Мельникова предполагает, что творческие люди менее счастливы потому, что «они принимают во внимание гораздо больше обстоятельств. А несложное, одномерное восприятие счастья, вероятно, не предполагает какого-либо творчества, воображения». Поэтому человек не должен ставить во главу угла счастье, а должен стремиться к саморазвитию.
Мне же представляется, что глубина «счастья» связана не только с эйфорией, но и с воображением, ценностными измерениями личности. Существуют различные уровни представления о счастье (о счастье и несчастье представлен отдельный диалог в моей книге «Диалоги не вечные темы»).
Обычная жизнь многих народов мира на планете Земля многократно доказывает не только необыкновенную живучесть человека, но и многообразие средств приспособления к любым климатическим, природным и даже социальным условиям и их изменениям. Для «цивилизованного» (точнее, «иначе цивилизованного») человека жизнь народов, например, Крайнего Севера, может показаться экстремальной. Профессор кафедры национальной экономики Тихоокеанского государственного университета из Хабаровска Юрий Сергеевич Салин в книгах «Иная цивилизация. По стране оленных людей» и «Пизанская цивилизация» красноречиво описывает образ жизни представителей почти утраченных ныне земных цивилизаций: народов Севера, индейцев Южной Америки и других. Он пишет: «Первобытные люди жили на земле, поэтому они могли видеть небо, слышать голоса космоса, путешествовать в миры духов…Природа наделила человека радостью, счастьем, ощущением блаженства. И здоровьем. Вот какими предстали аборигены Севера перед глазами беспристрастных очевидцев». Он отмечает невероятную способность чукчей, якутов и других народов Крайнего Севера «переносить морозы, голод и обжигающие комариные атаки», одиночество и нагрузку трудного кочевья по тундре. Ю.С. Салин пишет об их мудром жизнеустройстве, которое не знало частной собственности, исключало наличие начальства, включало в себя бережное отношение к природе, непрерывный труд, справедливое распределение общественного продукта, «беспечность по отношению к будущему», соответствующую (безотходную) систему питания и народную медицину, одежду и практически безводную гигиену. (Кстати, «обманом природы называл гигиену культурного человека Лев Толстой»). Оно включало религию, как форму взаимных обязательств между людьми и почтительного общения с духами через шаманов, веру в инобытие; брак по любви и «товарищество по жене», особую заботу о детях, уважение к старшим и к наиболее опытным людям при праве на добровольный уход из жизни старых и немощных. « К холоду чукчу приучали с самого первого дня жизни. Маленькое нежное тельце новорожденного выставляли на свежий морозный воздух. Подросшим детям разрешали полуголыми бегать зимой между ярангами…Мужчины работали обычно с непокрытой головой, шапку надевали только садясь на нарты или в очень сильные морозы». «Пастухи часто проводили по двое, трое суток без сна».
Ю.С. Салин отмечает: «Главный стимул развития – стремление выжить вместе, а не спастись поодиночке, да ещё за счёт сородичей. Стремление выжить вместе приводит к формированию таких норм поведения, которые даже у «братьев наших меньших» язык не повернётся называть низшими, животными инстинктами». Но когда на Крайний Север пришла цивилизация, то у многих народов возникла проблемы выживания, жизненный тонус народов стал снижаться, хотя «Атлантида затонула ещё не полностью».
А жизнь африканских племён? Разве это не пример огромной жизненной силы, способности выживать в трудных условиях? Мудрость и опыт, накопленные веками существования в так называемых «нецивилизованных» условиях, создали обряды инициации, при которых приучают переносить боль, что необходимо человеку для жизни в Африке.
Во многом бесценным опытом выживания в экстремальных условиях тайги обладают люди, которые по долгу службы и при отсутствии выбора длительное время проводят в экспедициях без средств от сводящего с ума гнуса. Они выдерживают многокилометровые переходы в горах, в дикой тайге, по болотам, с ночёвками у костра и жизнью в протекающих палатках со скудной пищей из сухой кортошки, сухарей, лапши и тушёнки. Жизнь таких людей, - таксаторов (это специалисты по оценке состояния лесных ресурсов) и бичей (от английского слова «beach» - берег, - так именовали береговых рабочих; в СССР и в России этим словом называли бывших заключённых, которые после освобождения устраивались в различные экспедиции разнорабочими), описана в книги доктора биологических наук Владимира Николаевича Седых «Таксаторы и Бичи. Первооткрыватели сибирской тайги». В этой книге можно найти ответы на вопрос: «как остаться человеком в исключительно экстремальных условиях сибирской тайги»? В книге приводится «Инструкция, как комфортно жить в тайге». В ней изложен большой перечень практических навыков и психологических установок, включая установку на оптимальное поведение и организацию: «Жизнь в тайге отравляют только скучные люди и маменькины сыночки. Без подначки и юмора не будет мира, и конфликты будут неизбежны». «Все чрезвычайные происшествия в тайге происходят из-за малоопытности и разгильдяйства исполнителя, из-за безответственности завхозов и руководителей экспедиции, бестолковой демократии и отсутствия жёсткого единоначалия».
Таким образом, всегда есть условия и профессии, виды деятельности, которые можно отнести к экстремальным. Среди них: космонавты, лётчики, сотрудники МЧС, военные. Экстремальной формой деятельности является альпинизм. Одна из лучших альпинисток России, Лейла Албогачиева (из Ингушетии) дважды восходила на самую высокую вершину Земли – Эверест (статья «Там, на высоте, много трупов, сидящих на корточках…», газета «Труд», 18 июня 2013). Она увидела много чудес, но самым удивительным считает человеческие возможности. Яки с грузом поднимаются до 5300 метров. Выше может идти только человек. Это, прежде всего, шерпы. «Примерно с 7000 метров уже сама атмосфера Эвереста сильно давит на человека – и физически, и психологически». Некоторым крепким и подготовленным альпинистам приходилось возвращаться назад уже с высоты 6400 метров. При кислородной недостаточности неожиданно отключается мозг, и человеку хочется спать. Но так он может заснуть навсегда. На такой высоте и в таких экстремальных условиях «не принято спасать людей, оказавшихся в смертельной опасности. Всё на пределе человеческих сил…Начнёшь кого-то спасать – и ему не поможешь, и сам поставишь под угрозу и цель экспедиции, и свою жизнь. От трагедии никто не застрахован, поэтому на пути к вершине много трупов, особенно на высоте 8300 метров. Несентиментальные шерпы не обращают на это внимание и отвечают альпинистам: «тебе это надо – ты и убирай».
Врач и психолог В.И. Лебедев, исследовав экстремальные состояния, свойственные людям необычных профессии (морякам, полярникам, космонавтам), предложил некий арсенал проверенных мер защиты от психогенных факторов. Общим принципом при этом является «приближение работы и быта людей в экстремальных условиях по своему характеру и содержанию к жизни в обычных условиях». В.И. Лебедев приводит следующий перечень регулирующих мер для людей, попавших в чуждую (и уже поэтому «экстремальную») среду обитания. Прежде всего, это интерьер. Надо избегать как особого простора помещения, так и его замкнутости, загруженности, так как в первом случае создаётся ощущение заброшенности, одиночества, во втором - скованности. В интерьере должны применяться разные цвета и их оттенки; освещённость должна учитывать естественную смену дня и ночи; в нём должно присутствовать окно. Велико воздействие запахов – от запаха свежего хлеба, борща, ели, сосен, разнотравья – до запаха книг и лыжной мази (в зависимости от индивидуальных вкусов человека). В интерьере могут присутствовать портреты близких людей, политических деятелей, могут размещаться растения и даже домашние животные, живые существа (рыбки, птицы, мыши, тараканы и т.п.). При групповой изоляции очень важно, чтобы у каждого человека был свой собственный уголок интерьера, который он должен сформировать по своему вкусу.
Музыка и звуковой фон. Доказано, что каждая клетка организма и каждый орган имеет собственную частоту вибраций. Одним людям нравится классическая музыка, зато других она повергает в уныние. Одним нравятся современные ритмы, а другие предпочитают русскую или советскую песню. Одним нравится восточная, буддистская, китайская музыка, индийские раги, другие готовы убежать от них на край света, но хотят слушать колокольный звон и церковные песнопения….О вкусах не спорят, но вкус связан с культурными ориентирами людей, их психологическим состоянием, с «частотным составом» конкретного человека. Вкусы с годами меняются. «Из всех искусств для нас важнейшим является кино», - говорил когда-то В.И. Ленин. А сейчас – телевидение. Поэтому кому-то помогут пережить одиночество и стресс приключенческие фильмы или комедии; другие, наоборот, предпочтут пролить слезу над трагедией или драмой со счастливым концом. Кто-то предпочтёт «мультики» фильмам Андрея Тарковского и Бергмана, но есть любители и очень «заумного» кино. Некоторые предпочитают художественным фильмам документальное кино, хроники, в том числе, военные; а иные – «битву экстрасенсов» и сцену колдовства. Детектив с погоней, фильм ужасов, как и футбол, помогает разрядить скопившуюся агрессивную энергию. Большое значение при изоляции имеет смех и юмор, острый и даже неприличный анекдот. (Кстати, мат, как показали исследования Л.А. Китаева-Смыка, также снимает стресс).
Значение литературы и чтения в условиях изоляции трудно переоценить! Люди в изоляции читают не только то, что они хотели бы прочесть (сатирические или романтические художественные произведения, классику, исторические труды, философские и религиозные трактаты, стихи и прозу, воспоминания, мемуары и пьесы), но и то, что им приносят тюремщики и священнослужители. Наиболее стойкие способны открыть новые грани привычных изданий (например, Библии, «Капитала» Карла Маркса) и создать на их фундаменте собственные теории и проекты (как это сделал Николай Морозов; монах-доминиканец Т.Кампанелла, обвинённый в ереси, 27 лет провёл в тюрьмах и написал там утопию об идеальном обществе «Город солнца»).
Прекрасным средством от стресса, особенно, в условиях одиночества, изоляции, является любая работа, деятельность и, тем более, творчество. Как указывает В.И. Лебедев, свои обычные и необычные состояния, даже видения люди в изоляции часто выражают в творчестве, создавая литературные произведения, записки (дневники), картины и музыкальные произведения. При возможности творчества, как и регулярной деятельности, любая изоляция переживается значительно легче. Они не только создают эмоциональную разрядку, но и способствуют самовыражению, самоанализу.
Если в условиях групповой изоляции (например, в тюрьме) психологическая поддержка других людей может быть непосредственной, то её роль в некоторых условиях может выполнять лишь телефон, либо радиосвязь и телевидение.
Особую роль приобретает в условиях изоляции произносимое слово. (В.И. Лебедев об этом не пишет, хотя указывает на благотворную роль разговора человека с самим собой в условиях изоляции). Словами человек может подбадривать самого себя, либо осаживать свой пыл и ярость. Он безнаказанно может ругать правительство или начальство, читать воображаемой детской или взрослой аудитории лекции (чтобы не забыть всё на свете); декламировать стихи, петь песни и романсы; разыгрывать сцены…. Он может даже танцевать или заниматься гимнастикой йогов. Наконец, он может ругать себя самого и лаять по-собачьи!
«Сотворение собеседника» - ещё одна форма выживания в условиях изоляции. (Вспомните многочисленных «двойников» русской и зарубежной литературы, а также популярность диалога у философов). Люди могут разговаривать вслух как сами с собой, со своим отражением в зеркале, общаться с фотографиями близких людей, так и с неодушевлёнными предметами, либо телевизионной камерой. Исследователь морских глубин М. Сифр так рассказывает о персонификации живого существа: «Моё одиночество вдруг было нарушено. У меня нашёлся приятель – маленький паучок…И я начал с ним разговаривать – странный был это диалог. Мы двое были единственными живыми существами в мёртвом подземном царстве. Я говорил с паучком, беспокоился за его судьбу». Когда Сифр решил покормить паучка, а тот умер, это было для него страшным ударом. Об этом пишет Лебедев.
В подобном поведении в условиях изоляции нет ничего патологического. Ведь человек – существо социальное, а почти всякая внутренняя функция, прежде чем стать таковой, первоначально являлась внешней. В трудных условиях очень многие люди прибегают к диалогу с собой, подбадривают себя, так как испытывают потребность иметь поддержку извне. В.И. Лебедев сообщает, что английский врач Коричер в докладе в Монреале в 1979 году на симпозиуме психиатров убедительно показал, что в условиях стресса эффективным средством предупреждения неврозов является разговор вслух с самим собой.
Мне вспоминается, как мой отец-вдовец, Иван Иванович Шелейков, проживавший в одиночестве в частном доме, один-два раза в неделю обязательно ходил к своему соседу «поговорить». Психическому здоровью многих женщин, как мне кажется, способствуют бесконечные переливания «из пустого в порожнее», разговоры о пустяках, сплетни и т.п. Мужчины, к сожалению, болтовню позволяют себе реже, поэтому, наверное, чаще прибегают к алкоголю. Мобильные телефоны в наши дни во многом спасают людей от одиночества и изоляции: если телефон есть, то им обязательно будешь пользоваться.
Но наиболее экстремальные условия существования для человечества создают природные, экологические, техногенные катастрофы и войны. «Лишь бы не было войны», - так говорят те, кто соприкоснулся с нею. Всех факторов воздействия на человека в условиях войн не перечислишь!
К сожалению, в войне приходится участвовать не только подготвленным воинам (кстати, воины армии Александра Македонского жили и воевали в аскетических условия, скудно питались, а перед походом в Индию Александр отказался от обременительного в походе обоза). Ужасы гражданских и мировых войн, которые переживают самые обычные граждане, запечатлены историками в многочисленных воспоминаниях очевидцев. В разделе 1.1. мы уже описали беспримерный опыт выживания людей в Керченских каменоломнях в годы Великой Отечественной войны. Потрясающими примерами выживания в предельно экстремальных условиях, включающими в себя не только голод, холод, физическое перенапряжение, лишения и несовместимые с жизнью ранения, а также - изоляцию, психические перегрузки, была наполнена блокада Ленинграда в 1942 году и защита города Сталинграда в ноябре 1942 - феврале 1943 года. Выживать в этих условиях, наверное, было даже тяжелее, чем умирать, поэтому были случаи самоубийства даже среди офицеров. О.Ф. Бергольц, пережив блокаду Ленинграда, признаётся в своём дневнике: «Я не могу даже на четвёртый день бомбардировок отделиться от сосущего, физического чувства страха. Сердце как резиновое, его тянет книзу, ноги дрожат, и руки леденеют. Очень страшно, и, вдобавок, какое это унизительное ощущение – этот физический страх». К сожалению, современные военные действия на Украине «обогащают» нас новым опытом выживания в условиях обстрела и блокады. Не говоря уж о войне в Сирии и теракты…
Нагрузка на организм и психику, усилия по выживанию в военное время, «цена жизни» могут быть на пределе человеческих возможностей и не совместимы с жизнью. В этом случае даже самоубийство может стать средством ухода от возникших испытаний и продиктовано почти рациональным расчётом, взвешенной оценкой своих возможностей.
Что помогало выживать в блокадном Ленинграде? Ужас бомбёжек и лишения заставили некоторых, включая детей, обратиться к вере в Бога и молитве. Лейтенант Павлов (это не тот сержант Яков Павлов, который возглавлял начальный этап защиты «Дома Павлова» в Сталинграде) нашёл в Сталинграде Евангелие и стал Архимандритом Кириллом, духовником Свято-Троицкой лавры.
Претерпевать невероятные мучения и страдания на грани возможностей легче, если человек делает это ради чего-то конкретного (дальнейшей хорошей жизни; благополучия родных и любимых; новых знаний, откровения), либо ради абстрактных ценностей (Бога, «ради жизни на Земле» и т.п.). В любом случае перспектива лучшей жизни, вера и взаимная поддержка людей помогают выжить. Более того, некоторые, пережив, например, блокаду Ленинграда, вспоминали, что доброты и человечности в отношениях между людьми было тогда больше, чем после войны.
Книга американского психолога Арлин Одергон «Отель «Война». Психологическая динамика вооружённых конфликтов» посвящена обсуждению четырёх основных тем: справедливости, террору, психологической травме и изменённым состояниям сознания. Тактика террора предполагает создание атмосферы страха и нестабильности. Она требует пропаганды собственных ценностей при «демонизации врага и дегуманизации отдельных людей и групп» и основана также на притуплении чувствительности к зверствам, нарушению прав и преследовании лидеров с целью обезглавить политическое движение или народ. Целью террора, как правило, является достижение собственной власти, её сохранение, либо непримиримая борьба с властью существующей. А.Одергон считает, что террор (в том числе и государственный) является признаком того, что система разрушается. Мне представляется это весьма спорным утверждением, так как любая система в целях самосохранения («самости») вынуждена иногда прибегать к террору. (Тем более, в условиях инициации «оранжевых революций» и так называемых «демократических свобод», свободы изъявления почти любых самостийных и противоправных действий). Важна степень, мера, масштаб и направление террора. Ведь, как пишет сама А. Одергон, «из ряда вон выходящие события пугают нас» и мы стремимся «взять ситуацию под контроль». Иногда государственному или другому террору может предшествовать провокация (например, пожар рейхстага в Берлине в 1933 году; атака на небоскрёбы 11 сентября 2001 года в США открыла широкие возможности лидерам США для вмешательства в дела других стран). Запугивание, пытки, убийства, изнасилования и унижения, попрание святынь и надругательство над ценностями, уничтожение культурных символов, дезинформация, как и нестабильность, хаос и, как следствие, поиск защиты, - это, на мой взгляд, лишь средства террора или его промежуточные цели. С целью достижения власти или её усиления иногда культурные символы даже заимствуются, присваиваются, чтобы использовать их в своих целях (например, тибетская и арийская свастика была заимствована фашистской Германией).
«Если вы спросите у людей, каковы психологические и эмоциональные факторы, заставляющие их участвовать в войнах, они назовут ненависть, предрассудки, злобу и агрессию. Однако войнам всегда сопутствуют преданность и любовь», - пишет Арлин Одергон. «Чем дольше я изучаю динамику вооружённых конфликтов, тем больше убеждаюсь: психологическим сырьём для войны становятся те самые качества, которые мы особенно ценим, - преданность, любовь, чувство сопричастности и готовность к самопожертвованию, стремление защитить слабых, нетерпимость к жестокости и боли и потребность найти смысл жизни за пределами индивидуальной жизни и смерти». Амбициозные политики используют благородные качества человеческой души для разжигания межгрупповой ненависти. И чем лучше мы поймём, как это делается, тем надёжнее сможем сознательно противостоять манипуляциям. Таков лейтмотив книги американского психолога Арлин Одергон, которая много лет провела в различных странах для разрешения этнических конфликтов, смягчения их последствий и изучения механизмов возникновения и трансформации (на примере Афганистана, Израиля-Палестины, Ирака, Югославии, Руанды и многих других регионов Земли). На протяжении всей истории были «умельцы», которые знали, как разобщить сообщество и под видом борьбы за справедливость и демократию погрузить общество в хаос и войну. В основе любой политической системы и её деятельности, включая войны, лежат идеалы справедливости, монополию на которую почти всегда присваивает и та, и другая противоборствующая сторона. Сильная сторона видит справедливость в собственной силе, в «узаконенности» угнетения меньшинства и в наличии собственных привилегий, преимуществ, слабая – в освобождении от дискриминации своих прав, а «технология разжигания национализма заключается в том, чтобы вскрывать и бередить исторические раны». В этом процессе «верность» исторической памяти и прошлому, как и сплочённость, желание общности, как и «опьянение могуществом», близостью Бога, да и обыкновенная наивность могут стать орудием войны. Обе стороны, как правило, считают себя жертвами. Компенсирующие несправедливость действия тоже часто не являются выходом, а представляются дискриминацией. Таким образом, налицо абсолютизация своей позиции, собственной одномерной оценки конфликта и его воспроизводство. Более того, существует категория людей, которую обучают только воевать и убивать, а терроризм против «неверных» разжигается чувством причастности к высшим идеалам, посмертным воздаянием и поддерживается чувством командной общности. Привлечение виновников тех или иных кровавых действий к ответственности, борьба с безнаказанностью в рамках Международных трибуналов, Всемирного суда, Совбеза ООН и других международных организаций, по сути, не бывают объективными и подвергаются давлению наиболее влиятельных стран – США и Совета Европы, что мешает многостороннему расследованию событий. Комиссии правды и примирения пытаются полнее восстановить картину событий и ведут к помилованию и примирению, что противоречит практике борьбы с безнаказанностью, так как никто тогда не несёт ответственности за несправедливость. Но и практика наказания часто влечёт за собой рецидив и возлагает ответственность только на тех, кого осудили, то есть на одну сторону, хотя природа любого конфликта всегда многомерна. Да и можно ли в этом процессе дойти до конца? На мой взгляд, ответ на этот вопрос связан с моделью мира, которую исповедует тот или иной участник конфликта.
Арлин Одергон пишет: «Я поняла, что люди – как пережившие войну, так и наблюдавшие за ней по телевизору – часто бывают словно загипнотизированы всеми этими ужасами и одновременно ощущают изоляцию от них». «Забвение» – это попытка заблокировать то, что причиняет слишком много боли…Другая форма «забвения» - демонстрация своего чувства превосходства, выраженного фразой: «Это ко мне не относится». Она рассуждает об ответственности и осознанности, о стремление общества «познать себя», о психологических приёмах для снижения накала страстей, улаживания противоречий и преодоления чувства безысходности. При этом чувство сопричастности чему-то высокому (идеалам), так и низкому (депрессия, чувство изоляции и беспомощности), то есть изменённые состояния сознания, связаны с поведением и выбором той или иной стратегии разрешения конфликтных ситуаций. В основе убийства себе подобных не всегда лежит ненависть. Оно провоцируется «верой в нечто более важное, чем сама жизнь».
Если рассматривать историю как линейную систему, то сложно разобраться в многоуровневом характере любого конфликта, в котором переплетается ненависть, обида, насилие, страх и нейтральное, безразличное отношение к событиям.
Аманда Рипли в книге «Кризис и катастрофы: кто и почему выживает» рассматривает примеры нескольких наиболее «выдающихся» катастроф и пытается обнаружить если не закономерности, то правила поведения, на основе которых можно выжить в самых невероятных, экстремальных ситуациях. Она отмечает: «Множество самых страшных катастроф начинались почти незаметно». Несмотря на ужас, который внушают большинству нормальных людей любые катастрофы, как и социальные перемены, А. Рипли, ссылаясь на системные исследования поведения людей во время катастроф англиканского священника и учёного Сэмюэла Генри Принса, отмечает, что он видел в катастрофах новые возможности. «Его диссертация начинается цитатой из блаженного Августина: «Эта ужасная катастрофа – не конец, а начало. История таким образом не заканчивается. Так открываются её новые главы». При этом личность человека во время катастрофы может сильно меняться и быть неожиданностью для самого человека. А. Рипли задаётся вопросом о минимизации потерь в экстремальных условиях выживания. Она приводит разнообразную статистику. Например, из всех пассажиров самолётов, вовлечённых в серьёзные происшествия между 1983 и 2000 годом, выжили 56 %.
Во время любого бедствия «дуга выживания» имеет три фазы: фазу отрицания (она может принимать форму промедления, которая зависит от того, как мы оцениваем риски, и даже проявляться в виде смеха); стадия осмысления (мы понимаем, что что-то не так или происходит что-то ужасное, но не можем понять, что делать, поэтому, прежде всего, смотрим на реакцию окружающих); решающий момент (процесс осмысления вероятных вариантов действий, который начинается, как правило, с исключения тех или иных вариантов поведения, - например, паники, которая не является адаптивной формой поведения).
Так, например, некоторые люди во время катастрофы 11 сентября 2001 года, когда в ВТЦ США врезался самолёт, больше всего хотели остаться на месте, то есть не было паники. «Полный ступор в репертуаре человеческих реакций на катастрофы столь же распространён, как попытка убежать». Толпа в момент реальных катастроф делается тихой и послушной, многие остаются дисциплинированными и внимательными друг к другу. Многие собирали свои вещи, прежде чем покинуть здание. У людей, пишет А. Рипли, есть тенденция верить, что всё будет хорошо (психологи называют это «привязкой к нормальности»). Мы видим шаблонные ситуации там, где их не существует, и медленно распознаём исключения из правил, хотя ничто не отпечатывается в мозгу более эффективно, чем страх. Эти «шрамы на сознании» остаются иногда на всю жизнь.
Но в экстремальных условиях случается и паника. Учёный из Чикагского университета Энрико Л. Карантелли, сообщает А. Рипли, сделал вывод, что для возникновения паники необходимы три условия: 1) люди должны чувствовать, что, возможно, они оказались в ловушке; 2) необходимо ощущение беспомощности; 3) необходимо чувство полной изоляции. «В каком-то смысле, паника – это то, что происходит с человеком, когда он вдруг осознаёт приближение собственной кончины и знает, что в принципе её можно было бы предотвратить». Если в толпе начинает действовать между людьми конкуренция, заставляющая их перемещаться быстрее, то это повышает плотность толпы, а затем срабатывают законы физики. Давка, возникающая при панике, как считают специалисты, - «производная таких факторов, как время, пространство и плотность». «Корни проблемы лежат в архитектуре пространства и управлении поведением толпы». (Множество людей при быстром передвижении через узкое пространство всегда создадут давку). Но в отношении, например, давки при хадже (путешествии мусульман в Мекку) приходится учитывать и культурные особенности.
Паника случается и с одинокими людьми, то есть в условиях изоляции. Например, места погружения аквалангистов в море превратились в полигоны для исследования поведения человека в условиях стресса. Оказалось, что распространённой причиной гибели драйверов является паника, когда они не могут дышать носом. Они начинают инстинктивно стараться сбросить то, что им мешает дышать, то есть кислородную маску.
В некоторых условиях даже отрицание помогает выжить. Оно словно надевает на сознание шоры, которые не позволяют видеть всю глубину риска и опасности. Например, в катастрофе 11 сентября 2001 года те, кто спускался по лестнице башен, не представляли, какой длинный и сложный путь им предстоит пройти. Даже паралич и бездействие в определённых условиях (например, при нападении террористов) помогают выжить. В животном мире, как правило, хищник теряет интерес к добыче, не оказывающей сопротивление. Паралич в ряде стрессовых ситуаций – вовсе не проявление слабости, хотя зачастую и приводит к гибели при катастрофах (например, при крушении парома «Эстония» 28 сентября 1994 года, когда многие пассажиры просто столбенели посреди хаоса). Сильный страх может усиливать паралич.
Кстати, Санкт-Петербургское общество психологов провело в Санкт-Петербурге 11 октября 2001 года (через месяц после катастрофы в Нь-Йорке) круглый стол на тему «Иррациональное и рациональное в американской трагедии» (Вестник политической психологи, № 1, С.-П., 2001). Было отмечено не только «взращивание» терроризма ЦРУ США (А.Л. Вассоевич), распространение через СМИ «психологии Апокалипсиса» (В.Е. Семёнов), но и тот факт, что «искусственная техносферная среда не только обеспечивает нашу современную жизнь, но также может стать орудием нападения и войны» (А.Т. Юрьев). Было отмечено отсутствие здравого смысла примерно у 35-42 % граждан нашей страны, что позволяет легко манипулировать общественным сознанием (А.М. Зимичев), а также - отсутствие баланса между традициями и новациями в современном мире, что создаёт необходимость у разных народов защищаться от глобализация разными путями, чтобы «оставаться единственными и неповторимыми» (О.С. Дейнека). Профессор, психолог из Нью-Йорка С.В. Цыцарев, в частности, отметил, что оказывать психологическую помощь пострадавшим 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке сразу после катастрофы было нельзя. «Когда только что пострадавший выговаривается, он ещё раз подвергается этому стрессу, ещё раз его переживает в условиях чрезвычайно повышенной сензитивности и отсутствия механизмов совладания», что может усилить посттравматический синдром. Если психологическая помощь оказывается несколько недель или месяцев спустя, то она «становится когнитивно-поведенческой процедурой».
Исследуя примеры выживания различных людей в катастрофах, А. Рипли выделила несколько позиций. Прежде всего, многие способы выживания, как и решения проблем, лежат в социальной сфере, а не в технической, опираются на сложившиеся традиции. И, порой, они очень просты. Например, при спасении от урагана «Катрина» в сентябре 1965 года в Новом Орлеане (тогда погибло 486 человек, хотя люди были предупреждены) реальное значение для спасения имели различия в убеждениях людей. Многие «замкнулись в отрицании», то есть не верили в самый худший исход. «Все мы делаем ошибки при оценке рисков». Формулу расчёта риска можно представить как дробь, в числителе которой слагаемые: «вероятность», «последствия», «страх». В знаменателе – «оптимизм». Страх же складывается из составляющих: «неконтролируемость», «непривычность», «невообразимость», «страдания», «масштабы разрушений», «несправедливость».
Своего максимума страх достигает на стадии осмысления опасности. По-видимому, центром человеческого страха в мозгу является миндалина (amygdale - амигдала) – скопление клеточных ядер, расположенных глубоко внутри височных долей мозга. Страх сопровождается выделением гормонов кортизола и адреналина. Бойцы подразделений спецназа содержат в крови гораздо больше «нейропептида», помогающего концентрироваться при выполнении заданий в стрессовых ситуациях (у людей, склонных к депрессии и излишней тревоге, его содержание пониженное). При этом могут возникнуть трудности при решении самых простых задач, так как ресурсы организма всегда ограничены, а мозг должен решить, чему отдать предпочтение, а чем можно пренебречь. «В ситуации на грани между жизнью и смертью у людей появляются одни способности и пропадают другие». В случае страха эмоции подавляют логическое мышление. Тело перестаёт выполнять естественные функции типа пищеварения и слюноотделения. Распространённая реакция, например, у пожарных и солдат, – недержание мочи, испражнений. Многие отмечают замедление хода времени (учёные называют это «тахипсихией», что в переводе с греческого означает «скорость души»), а также – «диссоциацию» (от потери чувствительности, непонимания происходящего, потери памяти и пространственной ориентации до ощущения выхода из собственного тела).
Методы борьбы со страхом: наблюдение, отслеживание своего страха (самостоятельно или с помощью экспертов, включая религиозные авторитеты); оценка возможности преодоления; поиск средств. Страх, естественно, имеет не только отрицательную сторону, но и положительную - в частности, указывает на достижение границ допустимого или границ понимаемого. Новизна любого опыта зачастую сопровождается страхом, преодолевать который желательно с помощью «инструктора» (это может быть и родитель, и учитель, и врач).
В любом случае происходит изменение восприятия реальности, включая искажения зрения и слуха; часто теряется восприятие целого, а сознание и органы чувств сосредотачиваются на отдельной детали. Роль сознания снижается, зато растёт роль подсознания, происходит мобилизация сил организма, человек может испытывать даже эмоциональный подъём, эйфорию (о подобном состоянии чеченских террористок-шахидок пишет в монографии о стрессе Л.А. Китаев-Смык). Всё это является защитными реакциями организма при страхе. Тем не менее, поначалу при стрессе человек действует лучше, но избыток стресса начинает снижать качество действия и человек начинает «разваливаться» (то есть кривая, описывающая динамику стресса, выглядит как колоколообразная кривая Гаусса). Исследования показали, что чем более мощные ощущения диссоциации люди пережили, тем труднее им будет восстановиться. Исследования синдрома постравматического стресса показали, что он связан с размером гиппокампа (расположен в глубине мозга рядом с миндалиной) обратной связью. Тем не менее, как пишет А. Рипли, «небольшой размер гиппокампа не обязательно становится негативным фактором в любой ситуации. Гилбертсон /психолог из Медицинского центра Администрации по делам ветеранов в Манчестере/ подозревает, что маленький гиппокамп может помочь людям в смертельно опасных ситуациях, заставляя их быть запредельно бдительными и менее склонными тратить время на фазу отрицания», то есть он может служить как эволюционным преимуществом, так и недостатком в зависимости от ситуации.
Есть страхи, которые люди недооценивают (например, молнии). «Как правило, мышление людей построено по бинарной схеме: либо что-то случится, либо нет», - пишет А.Рипли. По некоторым оценкам, с 2010 года 70% американцев будут жить в пределах ста миль от береговой линии, где ураганы, штормы, наводнения стали уже ритуалами. Но у большинства людей природные катастрофы вызывают меньшее беспокойство, чем угрозы, создаваемые людьми. У большинства людей присутствует также тенденция думать, что они лучше других. Но и избыток страха может создавать препятствия, мешает правильно принимать решения и оценивать риски, поэтому «крайне важно не подавлять волю людей слишком страшным предупреждением». Люди в этом случае просто опускают руки. Предупреждение об опасности должно сопровождаться инструкцией, что надо делать. Как пишет Арманда Рипли, исследования после событий 11 сентября 2001 года показали, что чем больше дети и взрослые смотрели репортажей телевидения, тем больший стресс они испытывали. «В целом телевидение заставляет нас беспокоиться не о том, о чём нужно». Печатное слово, кстати, несёт меньшую эмоциональную нагрузку.
В смертельно опасных ситуациях люди часто думают о своих детях и о том, как они будут выглядеть в глазах других людей. «Дать человеку возможность за что-то зацепиться, когда он не знает, что делать – огромная помощь». Часто в этих условиях человек склонен искать хоть кого-нибудь, с кем он может поговорить о происходяшем, обменяться впечатлениями (например, «шахтёры склонны следовать за своей группой даже в тех случаях, когда не согласны с принятыми ею решениями»), то есть общая угроза обладает объединяющим воздействием. Даже в животном мире это наблюдается, так как группой легче напугать врага, а взаимные отношения позволяют скорее успокоиться при стрессе. Поскольку при стрессовой ситуации большую роль играет «группомыслие», очень важно, с кем человек будет составлять группу. В «размазанном» состоянии стресса человеку необходимо, чтобы кто-то им управлял. В группе должен быть лидер, который заслуживает уважения своим хладнокровием и надёжностью. Было также замечено, что в экстремальных условиях необходимо агрессивное управление (поэтому вежливое поведение стюардесс при эвакуации из самолёта во время аварий равнозначно их отсутствию). В большинстве выживших групп отмечено также наличие своеобразного «адъютанта», оказывающего помощь лидеру.
Достаточно подглядеть за человеком в замочную скважину или увидеть его в экстремальных условиях, чтобы понять его суть лучше, чем в результате многих лет общения. Например, при посадке в транспорт или при катастрофе «Титаника»…Ведь когда речь идёт о собственной жизни, о гибели в тяжелейших условиях, на героизм способны не многие! И.М. Суравнева и В.В. Фёдоров в книге «Феномен героизма» утверждают, что «многочисленные исследования… показывают очевидность для членов общества того факта, что готовность к поступку, к умению принимать квалифицированное решение, соответствующее обстоятельствам, очень важно для развития общества и зачастую воспринимается как героизм». Но я не совсем согласна, что героизм – это, «квалифицированное» и адекватное обстоятельствам, решение. Героизм, по-моему, - это жертва своим интересом или даже жизнью, риск ради других, это преодоление своего эгоизма и животной природы. Героизм – это почти всегда некоторое безрассудство. В то время как трезвый разум подсказывает, чаще всего, избегать героизма и любых жертв…
А. Рипли пыталась исследовать, что заставляет человека рисковать своей жизнью ради спасения чужой, то есть проявлять героизм. Оказалось, что в каждой катастрофе обязательно присутствует герой, но их всегда мало. Когда спрашивают у героя причину его поступка, то часто слышат в ответ, что у него не было выбора, хотя в его действиях часто нет никакой логики. Проявившие героизм люди заявляют, что если бы поступили иначе, то не смогли потом жить в мире с собой. Исследования показали, что у большинства героев были более близкие и хорошие отношения с родителями, а самым важным их качеством было сострадание, они склонны помогать другим и в повседневной жизни. И они верят, что являются хозяевами своей судьбы. Но большинство людей – наблюдатели, для них более характерно чувство, что ими управляют неподконтрольные им силы, они мало обращают внимания на потребности других людей.
Как отмечает А. Рипли, первая линия защиты при катастрофе «представляет собой наглухо зашитую в нас жёсткую схему», которая не подвластна сознанию. Но есть другая методика защиты: «мы можем учиться на собственном опыте». Поэтому «лучший способ справиться со стрессом – многократные тренировки в приближенных к реальности условиям». Тем более что «способности, которые мы считаем врождёнными, почти никогда не являются таковыми».
Поскольку дыхание является, своего рода мостом между соматической нервной системой, которую человек может отчасти контролировать, и автономной, неконтролируемой, осознанно замедляя своё дыхание, можно отчасти побороть первобытную реакцию страха. Этим свойством обладают люди, освоившие те или иные виды медитации. Смех также снижает степень нашего эмоционального возбуждения. Люди более эффективно действуют в условиях стресса, если у них есть уверенность в том, что они могут с ним справиться.
В вопросе повышения жизнестойкости при катастрофах имеют значение не только условия жизни (в развитых странах, например, погибает значительно меньше людей; 65 % гибнущих составляют жители стран с доходом на душу населения ниже 760 долларов), но и генетика человека, склад характера. Здоровый, позитивный взгляд на жизнь, тенденция искать смысл в хаосе жизни, уверенность в себе повышают жизнестойкость. Поэтому люди, «обладающие нереалистической уверенностью в своих силах, гораздо лучше ведут себя во время катаклизмов». Высокая самооценка и интеллект повышают жизнестойкость, особенно если они проверяются в процессе деятельности.
Надо отметить, что некий ресурс для выживания зачастую предоставляет обществу, народу и отдельному человеку этикет. Этикет – это особая форма поведения, как правило, во многом стереотипная. В традиционной культуре этикет, как нормы, регулирующие повседневную, будничную жизнь, не отделим от ритуала, который выходит за рамки обыденного. Человек, который придерживается этикета и выполняет ритуалы, в большинстве случаев находится под защитой традиционного общества и невольно пользуется его многочисленными преимуществами, не задумывась об этом. Игнорирование этикета и ритуалов и, тем более, их нарушение, чревато конфликтом и даже наказанием со стороны общества. Поведение «новатора» в сфере этикета и сложившейся ритуальности требует большей энергетики и психических сил, навыков, если оно вообще целесообразно. Оно сопровождается стрессом с обеих сторон. Надо отметить, что в переломные моменты жизни (рождения, инициации, свадьбы, похорон), человеку позволяется максимально нарушать этикет, хотя в некоторых случаях именно он предписывает те или иные действия и стили допустимого поведения. А.К. Байбурин, А.Л. Топорков в исследовании «У истков этикета» отмечают, что в этих условиях человек «пребывает между культурой и природой», он как бы лишается тех признаков, которые указывают на его принадлежность к миру культуры. То есть им осуществяются действия, «противоположные обычным». Например, «роженица у многих народов распускала волосы, снимала пояс, развязывала все узлы на одежде, снимала украшения и т.п. Аналогичные действия совершались во время похорон и траура». Знание этикета других людей, той или иной народности, того или иного слоя общества необходимо каждому, кто путешествует, меняет место жительства, место работы, пытается найти партнёра по жизни, достичь определённого положения в обществе. Иногда на взаимную адаптацию человека и окружения уходят годы. Тем более что понять другого – не означает его принять. А в ряде случаем невозможно и понимание.
Зарубежные психологи отмечают: те, кто не заболевал от стресса, отличались от более уязвимых тремя основными свойствами: 1) они более активно участвовали в работе и в общественной жизни; 2) были больше готовы к изменениям и появлению новых задач; 3) ощущали больший контроль над событиями своей жизни (Р.Л.Аткинсон и другие «Ведение в психологию»). Американский врач-психолог с большим стажем, Бенджамин Колодзин, который много лет проработал в качестве психотерапевта с ветеранами вьетнамской войны и их семьями с 1984 по 1987 гг. в городе Олимпия штата Вашингтон, учил людей, находящихся в состоянии посттравматического стресса (ПТС), прежде всего, понимать самих себя, чтобы они могли ощутить свою власть над событиями жизни. При этом он убеждён, что «позиция отрицания – это самообман, который происходит всякий раз, когда мы, по какой-либо причине, не желаем знать правды. Попросту говоря, из всей получаемой нами информации мы выбираем только то, что умещается в удобный и привычный стереотип восприятия. При этом отброшено бывает практически всё, что для нас ново и необычно».
Б. Колодзин в книге «Как жить после психической травмы» анализирует «политику отрицания» в масштабе целой цивилизации. «Ещё более простой пример мы находим в военной истории: если тебе не нравится весть, которую принёс гонец, убей этого гонца. Такая политика привела к тому, что у людей выработалась привычка скрывать плохие новости». «Постепенно привычка не придавать значения своим чувствам укореняется в сознание, и человек внешне ведёт себя так, словно он вообще потерял способность чувствовать». «Главное, что нам мешает больше узнать о самих себе, - это наша способность отрицать факты». Многие люди усвоили манеру постоянно обманывать самих себя. (Но всегда ли это плохо? Мне кажется, что обман, как метод простейшей защиты от стресса, помогает, как минимум, сберечь энергию, а, как максимум, позволяет выжить, претерпеть в условиях, когда сделать ничего невозможно).
Чаще всего для борьбы со стрессом традиционные психологи и специалисты советуют отвлечь пациента от травмирующих событий путём некой «программы содействия социальной адаптации», то есть лечат симптомы, а не болезнь. Но Б. Колодзин убеждён: «Истинное физическое и душевное здоровье состоит не в том, чтобы соответствовать чьим-то нормам и стандартам, а в том, чтобы прийти к согласию с самим собой и реальными фактами жизни». На этом пути не столь важно вести себя «как все», но зато важно быть предельно честным с самим собой. Исцеление – процесс глубоко личностный и многогранный, который не может сводиться к «социальной адаптации». При этом забывать что-то в своей жизни ради соответствия чьим-то меркам не нужно. Исцеление состоит в том, чтобы примириться с самим собой, стать целостной личностью. «Истинное исцеление приходит тогда, когда мы отдаём должное всему, что узнали на своём жизненном пути и пользуемся этим знанием».
На пути к целостности надо, прежде всего, научиться распознавать моменты, когда страшно, советует Колодзин. В этот момент, как правило, включается рефлекс «бей или беги». Начинает сильнее биться сердце, учащается дыхание, напрягаются мышцы. Реакцией на страх может быть и гнев. Честно признаться в своём страхе – это первый шаг. В своей книге этот специалист раскрывает путь обретения утраченного равновесия, то есть состояния устойчивости, в котором человека нелегко «сбить с ног». Часто теряют равновесие из-за неуравновешенности в мыслях или в чувствах, из-за несоразмерности сил и задач, отсутствия нужной «дозировки» сил.
«Одна из наиболее частых причин стрессовых ситуаций связана с неясностями в общении». Для преодоления этого недостатка надо научиться излагать свои мысли ясно и правдиво. Особенно опасно искажение информации в интимных отношениях, хотя сообщать правдивую информацию не всегда легко (нередко даже близкие люди не говорят «на одном языке»). Очень важно выявить основное содержание своей жизни и найти своё место в этом безумном мире. «Что бы вы ни думали о самом себе в каких угодно сочетаниях, всё равно это ещё не вся правда, и ваша личность на самом деле гораздо шире и богаче». При этом надо примириться с «наследием предков», обнаружив в нём «неоконченные дела» (прежде всего, по отношению к членам семьи). В отношении умерших людей надо найти способ искренне выразить своё доброе отношение. Смысл исследования своего жизненного пути в том, чтобы по-новому посмотреть на прошлое и на самого себя, достичь мира с самим собой и окружением, что невозможно без уважения. Истинный труд человека, перенёсшего ПТС, считает Колодзин, состоит в борьбе против «не-мира» и страха, как в своей душе, так и на всей планете, тогда только можно обрести смысл жизни.
Конечно, предлагаемый Б. Колодзином «целостный» подход к снятию стресса, наверное, правильный, но весьма экстремальный в условиях, когда самообман или взаимный обман зашёл очень далеко. Да и кто может похвастаться, что он знает о себе и другом истину в последней инстанции? Я уж не говорю о том, что быстрое осознание или прозрение своего истинного состояния и положения – тоже стресс, да и немалый! Представьте себе, что вы обнаруживаете у себя смертельную болезнь или понимаете неизбежность пожизненного пребывания в тюрьме? Даже при условии, что это - лишь часть правды, то есть шанс на излечение от болезни или на выход на волю из тюрьмы всё же есть, произойдёт ли полное принятие данной судьбы человеком и раскрытие новых граней его целостной личности? В каждом случае ответы могут быть различны, так как жизнь не дозирует свои удары, не соразмеряет их с возможностями человека. Лишь некоторые фаталисты убеждены, что «Бог посылает испытания по силам», а предельные методики раскрытия возможностей рекомендуют человеку чувствовать себя постоянно «воином». Но постоянное пребывание в боевой готовности - это сильный стресс. К тому же «спектрально-целостная» природа человека предполагает уязвимость и такого подхода.
Т.Ю. Матафонова, начальник отдела планирования психологического обеспечения Управления медико-психологического обеспечения МЧС России в журнале «Эгоист», № 6 за, 2009 подробно описывает стресс и его преодоление. В стрессовой ситуации, пишет она, человек теряет очень много жизненной энергии и у него происходит крушение иллюзий. Он просто не понимает, что с ним происходит. В экстремальной ситуации рушится, прежде всего, иллюзия бессмертия. Вторая иллюзия – иллюзия справедливости устройства мира. Третья иллюзия – иллюзия простоты устройства мира. Прежде всего, у человека рушится «чёрно-белое» представление о мире, представление о своей исключительности. Поведение человека в экстремальных условиях резко меняется. Чаще всего можно говорить о сверхактивности или состоянии апатии и глубокой депрессии. В этих условиях наблюдается дезорганизация поведения и утрата владением приобретёнными ранее навыками. Другим типом реагирования является повышение скорости и мобилизация всех ресурсов организма на преодоление экстремальной ситуации. Поскольку, как считает этот специалист, у каждого человека работает бессознательная программа на выживание, первая реакция базовая, животная (мать может, например, бросить своего ребёнка в горящем доме, выпрыгнув из окна); она длится первые 15 минут. Реакция следующих трёх часов – мобилизация сил (физических и духовных). Следующий этап (длится до 3 суток) – спад активности, депрессия, психосоматические проявления. Стадия разрешения длится от 3-х до 12 суток. К концу этой стадии появляется потребность выговориться. При благоприятном развитии всего процесса затем может начаться стадия восстановления. Происходит принятие случившегося; на руинах разрушенного мира строится новый. И последняя стадия – стадия оставленных реакций. На этой стадии человек может страдать нарушениями сна, галлюцинациями, немотивированными страхами.
Психологически правильным поведением при стрессе, считает Т.Ю. Матафонова, является следующее. Прежде всего, не поддаваться внезапным порывам, остановиться и переключить внимание. Потом – стараться принять взвешенное решение. Среди приёмов переключения есть разные – от рассматривания узоров на одежде, сжатия кулаков, сознательного причинения себе физической боли до похода в баню или поедания мороженого. Необходимо установить контроль над страхом путём, например, специального дыхания или формирования «образа страха».
Такие реакции, как плач, истерика, ступор, апатия, нервная дрожь, агрессия, психомоторное возбуждение, страх и т.п., являются нормальными реакциями и могут переходить одна в другую. Каждая реакция, считает специалист, «должна состояться». Нужно пожалеть человека и не задавать лишних вопросов, не давать советов. При истерике лучше удалить зрителей. Помогают и неожиданные действия – облить водой, дать пощёчину, крикнуть, уронить тяжёлый предмет. При нервной дрожи лучше её усилить дополнительным напряжением, а не успокаивать. Реакцией страха может быть побег, агрессия или даже оцепенение. Бороться с ними нужно лишь при условии, если реакция может мешать адекватным действиям. Помогает массаж наиболее напряжённых мышц, выслушивание и сочувствие. При чрезмерном двигательном возбуждении, когда человек не понимает, что он делает, возможен приём «захват». Надо уложить пострадавшего на землю, прижав его плечи к земле, и задать ему три вопроса: «Ты меня понимаешь? Ты меня слышишь? Ты меня видишь?». После этого надо произнести фразу на внушение: «А сейчас ты встанешь и успокоишься!». Опасную реакцию необходимо перевести в менее безопасную – в слёзы, истерику и т.п.
Агрессивная реакция (раздражение, гнев, недовольство) не должна подавляться, так как это может привести к саморазрушению. Надо «выпустить пар». Например, с помощью простой работы, юмора и т.п. Ступор (отсутствие реакции на шум, свет, прикосновение и боль) свидетельствует, что сил на взаимодействие с миром уже не осталось. Нужно провести массаж биологически активных точек, помочь человеку извне. При длительной апатии необходимо вовлечь человека в разговор, в любую совместную деятельность. Желателен постоянный физический контакт. Основной девиз по жизни – «Найди ресурс, силы жить дальше, примени свой приобретённый опыт для помощи другим людям».
Первая женщина-телохранитель в России, профессиональный переговорщик, вице-президент «Международной контртеррористической ассоциации», кандидат психологических наук Вера Дегтярева считает, что «главное качество для телохранителя – стрессоустойчивость, хорошая реакция в экстремальных ситуациях и умение ждать». Она описывает свой передельно экстремальный случай, когда её поймали в подъезде и надели на неё пояс шахидки: «Девять с половиной часов я провела с детонатором в руке. Через пять часов чувство страха стало притупляться, затекли мышцы, но я всё время думала о том, что стоит отпустить кнопку, и со мной может взорваться весь дом…». (Журнал «Самозащита без оружия», № 4, 2013). Кстати, Вера Дегтярева считает для себя счастьем – «быть окружённой людьми, которые могли бы поделиться со мной своим счастьем». Она также убеждена, что «владение оружием только усиливает вероятность того, что человек перейдёт грань», а «если человек ничего не боится, то ему надо обратиться к психологу».
3.3. Научные и медицинские оценки особых состояний сознания, психики и средств выживания в экстремальных условиях
«Искусство нам дано, чтобы не умереть от истины»
Армен Джагарханян
«Человек так устроен, что задаётся такими вопросами,
на которые исчерпывающего ответа найти не может»
П.В. Волков
Данный раздел содержит, в основном, обзоры, осуществлённые разными авторами некоторых психологических и психотерапевтических методов, позволяющих выживать в сложных условиях земной жизни.
Анализ их представлен с разных точек зрения, поэтому возникли неизбежные повторы (например, при интерпретации позиции З.Фрейда и некоторых психаналитических методов разными специалистами).
Известный в России и за рубежом учёный в области авиационной психологии, доктор медицинских наук, академик, Лауреат Государственных премий генерал Владимир Александрович Пономаренко в книге «Нравственное небо» рассматривает экстремальность не только как особенность некоторых профессий и опасных ситуаций, но и как «наш естественный спутник жизни в системе отношений человек-человек с природой, обществом». При этом особое состояние сознания в этих условиях как бы конструирует новый мир виртуальной реальности. В.А. Пономаренко пишет о, своего рода, «чувстве вхождения Неба в себя, которое чистит нутро» и обожествляет в человеке пространство бесконечного, которое возникает у многих лётчиков. Несмотря на то, что даже в стандартных полётах «идёт расход резервной энергии с глубоких мозговых и нейрогуморальных структур», главной нагрузкой для психики лётчика является не физический стрессор, не опасность полёта, «а раздвоенность сознания между ложной и реальной вертикалью земного притяжения, между сознанием и подсознанием, инструментальной и неинструментальной информацией, между соматической и психической информацией».
В.А. Пономаренко отмечает, что «в 20-30 годы ХХ столетия стало ясно, что не все могут освоить летательный аппарат, что здоровый, работоспособный человек в воздухе может ошибаться из-за своих индивидуально-психологических особенностей, в 1912 году появилось понятие «личный фактор». «Личный фактор (ЛФ) охватывает сферу врождённых и приобретённых качеств личности, сферу волевых и эмоциональных свойств субъекта, его черты характера и темперамента, задатки и способности, склонности и интересы, вкусы и привычки, моральный облик, физическое и умственное развитие конкретного человека, которое можно поставить в связь с причиной конкретного лётного происшествия (С.Г. Геллерштейн, 1934)».
Как пишет В.А. Пономаренко, надёжность действий в экстремальной обстановке определяется не только лётными способностями (это: интеллект, пространственная ориентировка, воля, оперативное мышление, гибкость и динамичность нервной системы, склонность к риску), но и «развитием механизмов поддержки одного качества другим, согласованием адаптивных процессов в виде защитных и приспособительных реакций». А самое главное: «Это любовь к Небу, Дух, Интеллект, Культура, познавательная активность, потребность к самосовершенствованию, к самооценке». Ведь настоящий «лётчик живёт Небом и носит его в себе как благоговейную благодать».
В экстремальных ситуациях, с которыми сталкиваются, прежде всего, представители лётной профессии, В.А. Пономаренко отмечает парадоксальный конфликт между мотивами на стереотипные действия, направленными на элементарное выживание, и мотивами на выполнение долга в условиях повышенного риска и неопределённости. Ведь экстремальные условия являются «нештатными ситуациями», которые требуют нестандартных действий «с подкючением оперативного мышления, прогнозирования, риска, предвидения и высокого интеллекта, руководимых волей и свободой выбора», в то время как «защитно-приспособительные механизмы эволюционно мобилизуют организм на избегание, уход от опасности, вплоть до обморока». В.А. Пономаренко приводит примеры, как люди принимают мгновенно правильные и нестандартные решения в экстремальных условиях. На вопрос, как они это делают, даётся ответ: «Не помню». При этом человек, например, сообщает: «Почувствовал тепло в голове, и состояние как будто кто-то мне насильно вводит информацию: «Делай так-то». Более того: «Многие обращали внимание на факт предуготовленности идти на риск и это состояние как бы обмораживало острое переживание безысходной гибели». Кроме того: «Состояние отчуждённости от реалии гибели высвобождало время для преодоления экстремальной ситуации», то есть время как бы растягивалось; в единицу времени можно было совершить огромное количество операций, действий. В.А. Пономаренко предполагает, что в человека заложена эволюцией «программа более разумного видения своего предназначения», она и включается в экстремальных ситуациях, которыми богата лётная профессия. В этих условиях бывают востребованы в большей степени не проверенные опытом такие качества, как стандартность, устойчивость, симметричность, логичность, традиционность», а «ассимитричность, нестандартный, высоко интеллектуальный, организменный, этический, нравственный, духовный ответ, просветлённый не столько фактом, сколько истиной происходящего».
«Экстремальность – в любом проявлении всегда системна. По сути – это вызов разуму, удар, т.е. стресс для чувств. В своей опосредованности организмом экстремальность выступает как целевой фактор дезорганизации регуляции жизнеобеспечивающих и витальных функций организма. Отсюда профилактика, как ни странно, начинается не из устранения экстремальности, а из формирования новых уровней… Системообразующим противодействием экстремальной ситуации является прижизненно сформированная предуготовленность в сочетании с эволюционными запасами жизнестойкости». В.А. Пономаренко убеждён, что самая опасная для индивида и человечества в целом разновидность экстремальности – это информационная экстремальность, сферой приложения которой «является сознание, совесть, интеллект, чувства, воля, душа и дух». В современной России, считает Пономаренко, «извращённое сознание обывателя привело к презрению человека-долга, добровольно рискующего жизнью». В то же время подлинное состояние полёта формирует другой образ мира, «человек вступает в другие формы общения с Вселенной». Повидимому, «факт пробуждения космогонической формы добродетельности (о чём так проницательно писал Циолковский), - знак данного ему от мироздания». «Поэтому, видимо, следует методологически сформулировать концепцию – от резервов выживания к резервам созидания». Психолог пишет о необходимости для ракрытия подлинных резервов организма заняться поиском механизмов, ракрывающих «геокосмический феномен человека», так как «не Землёю един человек», а «резервы – это уже на пассивный запас сил для защиты организма, а преобразователь воспринятой энергии в смысле её приложения». «Мироощущения человека летающего подтвердили мысли Циолковского, что пространство есть живое вещество, т.к. оно в небе для лётчика приобретает личностный смысл». И этот смысл заключается, прежде всего, в понимании «смысла духовной вечности и бессмыслицы материального примата». «Пространство для лётчика выступает как тест, т.е. как оценка интеллектуального развития и осмысления человеком себя как принадлежность другой цивилизации,…как психическая реальность, как субъективная ценность». И «пространство может быть трансформировано в энергию и связь с Вселенной».
В.А. Пономаренко в книге «Нравственное небо» снова и снова отмечает, что «именно духовность востребует самокритичность, самоанализ, совесть и очищение». Но при этом, он цитируег Н.В. Гоголя: «Молитвы дел, а не молитвы слов требует от нас Иисус». С болью в современной России он отмечает уныние, которое охватывает заслуженных ассов «от явного снижения престижа лётной профессии, от перевёрнутых ценностей добра и зла, от хладнокровных сугубо прагматичных подходов к оценке возможностей человека и его ограничений. Великий, возвышенный, красивый лётный труд медленно эволюционирует в подневольный, мало кого интересующий человекоспасительный труд». Омоложение кадрового состава отягащено «непрофессионализмом в сочетании с карьеризмом, суперамбициозностью, цинизмом». Он отмечает не только искажение мотивов к лётному труду, психологические причины нарушения взаимодействия в экипаже, искажение информации при пространственной ориентировке, но и рост психосоматических заболеваний, «в происхождении которых играют заглавную роль факторы утомления, психического перенапряжения, социальной неуверенности в завтрашнем дне…». Этот специалист в области авиационной психологии убеждён в том, что «мы вошли в технократический бум явно не подготовленными психологически», так как нельзя сводить возвышенный лётный труд к роботизации и «жёсткой алгоритмизации в угоду технократических и сугубо прагматических целей».
Таким образом, лучшие достижения психологии лётной профессии и опыт преодоления её экстремальных ситуаций ещё раз подтверждают факт «спектрально-целостной природы человека». Она позволяет в разных жизненных условиях использовать возможности и резервы разных уровней бытия и сознания, каждый из которых ориентирован на те или иные жизненные ценности из основного спектра ценностей или уровней нравственности: 1) нужда, 2) страх, 3) влечение, 4) выгода, 5) долг, 6) стремление к новому, развитие, 7) жертвенность. То есть жизненный прагматизм, как и стратегия выживания, не только вступает в конфликт, в противоречие со стратегией полноты жизни, в которой востребована высокая духовность и нравственность, но и проигрывает им. Полнота спектра жизненных ценностей обеспечивает более совершенную жизнь, выживаемость человека в самых разнообразных условиях. При этом для человека наиболее остро стоит вопрос об управлении спектром своих проявлений в том или ином аспекте или в тех или иных условиях.
К сожалению, современная российская действительность часто убеждает в бесперспективности жертвенности и героизма ради других. И на примере ветеранов Великой Отечественной войны, и на примере ветеранов труда в СССР, и на примере защитников тех или иных идеалов и ценностей, и на примере солдат в «горячих точках» страны и планеты… Тем не менее, это справедливо лишь с точки зрения узкого прагматизма выживания. Мне на ум невольно приходят слова защитника Дома Советов в 1993 году, офицера Сергея Яковлевича Зотова («Десятый (чрезвычайный) Съезд народных депутатов Российской Федерации», т. 2). Идя на гибель, Зотов сказал матери, что он, прежде всего, - воин! Иначе поступить он не мог!
Я долго размышляла над «бесполезностью» геройских поступков многих людей и пришла к выводу, что, во-первых, действительно, в человека заложена мощная программа действий во имя высших целей. Об этом пишет В.А. Пономаренко, хотя у большинства людей эта программа очень слабая или задавлена другими проблемами (ведь «спектральный состав» сознания у людей разный). Во-вторых, геройский поступок человек совершает не столько для других, сколько для себя, так как у него есть некая шкала ценностей, которой он должен следовать, то есть он должен поступать в соответствии со своим уровнем сознания. Герой России Прохоров, вызвавший огонь на себя в Сирии в 2016 году, например, говорил школьным товарищам, что он хочет стать героем. Если человек совершает деяние ниже своего уровня сознания, то он невольно деградирует как личность, хотя в этом случае и остаётся жить (у него есть шанс со временем подняться на прежний уровень сознания). То есть, с точки зрения духовного самосовершенствования и бессмертной души, человек должен идти на подвиг и преодоление своей «низшей природы», восходить по шкале жизненных ценностей, обрекать себя если не на распятие, то на жертву. Хотя далеко не каждая жертва, особенно жизнью, является целесообразной и оправданной даже с точки зрения развития личности. Военные события на Украине, где армия воюет против своего народа, ещё раз подтвердили, что выбор жизненного пути – это и нравственный выбор, который не всегда может быть принят окружающими или властьпредержащими; он может восприниматься и как позор, поражение.
В продолжение идей В.А. Пономаренко и в подтверждение моих рассуждений о природе человека, хочу обратиться к идеям польского психиатра Антона Кемпинского, который в работе «Экзестенциональная психиатрия» отмечает парадокс: «Глядя на развитие культуры, испытываешь впечатление, что всё значительное в ней, что сохранялось веками, совершенно не связано с конкретной жизнью, а непосредственно порождается трансцендентной тоской, доходящей порой до абсурда… Титанические усилия создателей не были связаны с конкретными целями, с тем, что непосредственно удовлетворяет потребности человека… Существенным здесь является и аспект веры: она оказывает мобилизующее воздействие на организм не только в психическом, но и в физическом плане…». «Проблема компенсации отрицательных эмоций и возможностей реализации творческих и трансцендентных потребностей, присущих человеку, является, скорее всего, важнейшей проблемой нашей культуры». При этом: «…веру нельзя выбрать, она приходит сама, поскольку важнейшим элементом веры является её эмоциональная компонента, а чувства невозможно выбрать, они приходят и уходят сами по себе».
В результате: «Информационный метаболизм человека намного богаче его биологических потребностей, поэтому биологической иерархии ценностей ему недостаточно».
В разделе 1.2 мы уже писали об исследованиях польским психиатром Антоном Кемпинским психологических проблем бывших узников фашистских лагерей смерти. Он обобщил богатый материал на тему концентрационных лагерей в ряде работ, включая «Экзистенциональную психиатрию». Повторяться не будем, но основной вывод, который был им сделан, свидетельствует о том, что, несмотря на острое проявление первого биологического закона (борьбы за сохранение жизни), в лагере необходимо было вырваться из-под его власти, так как те, которые подчинялись этому закону полностью, не только теряли человечность, но и быстрее погибали. Необходимо было противопоставить себя внешнему миру путём создания внутреннего мира - «будь то в мечтах о будущем, будь то в воспоминаниях о прошлом, или также – более реально – благодаря дружбе, помощи товарищей, попыткам организовать жизнь иную, нежели лагерная и т.п.». Кстати, установка, подобная установке расы господ, - «победить, либо быть побеждённым», не была столь же эффективной, как, например, стремление вернуться к элементам «прежней структуры жизни». Человек должен был найти в себе определённые ценности, которые отрывали бы его от ужаса лагерной жизни, а «оценивание человека по его полезности - одна из отрицательных черт технической цивилизации».
Рассматривая работу психиатра на современном уровне развития медицины, для которой характерно отделение психики от соматики, Кемпинский пишет: «Не существует живой материи без хотя бы наиболее слабого проявления психической жизни, и, наоборот, не существует психических явлений без материальной основы». Он критикует примитивно понимаемый принцип причинности (жёсткую связь тех или иных органических нарушений с психическими отклонениями; подгонку сложных явлений жизни под примитивные мотивационные схемы). Психоанализ, убеждён Кемпинский, весь пронизан мифологией, которая является частью нашей жизни. В отличие от этого, психиатры-экзистенциалисты рассматривают человека как целостность, но считают его одиноким в окружающем мире, хотя и это не является психологическим фактом. В некотором смысле мы можем исследовать лишь взаимное влияние людей друг на друга. Психиатрия при анализе неизвестного, как и любая наука, использует только модели. Механические модели сменились кибернетическими, но, возможно, правильнее было бы оперировать биологическими моделями. В них особое значение имеет информационный метаболизм, то есть особое значение имеет не количество энергии при обмене, а количество информации, вернее её важность, значимость для организма. Энергетический и информационный метаболизм образует структуры, которые состоят из отдельных элементов.
Многие явления психики А. Кемпинский трактует через характер информационного метаболизма, который характеризуется наличием двух фаз. В той или иной степени, они всегда запечатлены в организме человека на всех его уровнях, во всех элементах психики и в различных частях сознания. Первая фаза информационного метаболизма завершается спонтанным принятием решения: сблизиться с окружением или от него удалиться; повысить жизненную активность или её понизить. Контакт между внутренним и внешним миром при этом является непосредственным. Здесь мы не способны управлять нашим настроением и чувствами. Организм работает по принципу «да» - «нет» («от» или «к» данной ситуации) на основании эмоций и чувств. То есть первая фаза метаболизма является бинарной, дихотомической, «цифровой». На этом этапе выбор моделей мира, то есть откликов на воздействия внешней среды и внутреннего мира, является ограниченным. Из множества моделей реакций и смыслов выбираются наиболее правдоподобные с точки зрения устоявшихся стереотипов восприятия. Этот выбор, по-видимому, осуществляется на основе более древних структур мозга, нервной системы и подсознания. Вторая фаза информационного метаболизма является как бы аналоговой. Она осуществляется с помощью более сложных, относительно молодых разделов мозга и нервной системы, при участии так называемой новой коры головного мозга – неокортекса (neokortex). В период этой фазы образ действительности становится абстрактным и обрастает на основе уже не чувств, а мышления большим количество элементов и взаимосвязей. Способ обработки информации является скорее аналоговым. Во второй фазе метаболизм направлен на поддержание активности организма в окружающем мире. Здесь реализуется свой план действий, и на основе обратной связи оцениваются результаты. Отношения между внутренним и внешним миром не являются непосредственными, а информационный метаболизм направлен, прежде всего, на формирование плана деятельности. Человек как бы создаёт искусственный мир, модель мира.
Тем не менее, хотя выбор реакции в первой фазе осуществляется на основе иерархии сложившихся в сознании человека ценностей, сама эта иерархия уже может подвергаться серьёзной перестройке под резким воздействием среды. Во второй фазе информационного метаболизма человек вступает в сферу уже сложившихся в его сознании, хотя и многочисленных, культурных и социальных стереотипов, поэтому фикцией, считает А. Кемпинский, является не только абсолютная свобода человека, но и его одиночество в мире: «Ограниченность человеческой свободы существует не только в непосредственной форме (тюрьмы, наказания, правила и запреты), но и в косвенной. Человек сразу попадает в существующую систему функциональных структур (то есть в совокупность моделей действительности и различных форм поведения в ней), и благодаря этому его решения оказываются изначально предопределёнными принятыми нормами культуры. Таким образом, социальная наследственность уменьшает напряжённость усилия, связанного с принятием решения, одновременно уменьшая пределы индивидуальной свободы…». То же самое делает и биологическая наследственность. Фикцией является представление человека о свободе и абсолютной уникальности, как и одиночество. Любое живое существо является открытой системой.
При этом А. Кемпинский предупреждает, что «не существует «чистых» мыслей, как не существует «чистых» чувств и настроений…Обе фазы переплетаются друг с другом…. Их взаимосвязь….вытекает из интегрального характера деятельности нервной системы». Более того, он ни в коей мере не ставит мышление выше чувств, так как убеждён, что «эмоциональное развитие возможно наравне с интеллектуальным».
«Замена моделей окружающей действительности обычно происходит постепенно и незаметно для нас… Случаются, правда, озарения, когда замена одного образа другим происходит неожиданно и от одного образа действительности мы «скачком» переходим к противоположному». «Явление «скачка» можно трактовать как момент установления новой модели». Эволюция, по-видимому, обусловлена уменьшением зависимости организма от среды. Образ мира становится многомернее и абстрактнее.
По-разному в двух фазах информационного метаболизма воспринимается и пространство. Эмоционально-чувственный колорит первой фазы как бы не имеет границ. То же относится и к временным границам: и любовь, и страх длятся словно вечность. Во второй фазе происходит «увеличение «рефлекторной дуги», то есть пространственно-временной разнесённости стимула и реакции». Деятельность человека предполагает необходимость локализации в пространстве и времени, то есть ограничения времени-пространства.
Таким образом, обе фазы метаболизма связаны между собой. Вторая фаза оказывает организующее влияние на хаос первой фазы, но полностью повлиять на эмоции невозможно, то есть «установить логический, причинно-следственный порядок явлений, происходящих в нашей эмоциональной жизни, очень трудно, а иногда и невозможно».
«Мир человеческих чувств имеет форму и цвет. Цвет свободно проникает через все временные границы, не подчиняется закону причинности. Он связан с ощущениями и общей жизненной активностью, пронизывает всё, включая настоящее, прошлое и будущее, и субъект в нём соединяется с объектом. Форма же связана с деятельностью и различными моделями взаимодействия с окружающей средой…Форма и цвет переплетаются друг с другом и не могут раздельно существовать».
Каждое живое существо запрограммировано на самосохранение (установка «от») и сохранение жизни вида (установка «к»). В первой фазе информационного метаболизма выбор установки осуществляется автоматически. Во второй фазе возможностей выбора больше. Материнская среда первых лет жизни создаёт предпосылки для преобладания установки «к»; после неблагоприятных обстоятельств может доминировать установка «от». (Даже для пленников гитлеровских лагерей переживания раннего детства являются главным фактором, влияющим на состояние человека в период его пребывания в заключении и на последствия этого пребывания).
Колорит сновидений отвечает в целом эмоционально-чувственному колориту данного человека.
В подтверждение двухфазовой схемы информационного метаболизма А. Кемпинского А.М. Степанов утверждает: «С гомеостатической точки зрения феномен эмоции заключается в проявлении самой быстрой интегральной реакции организма на возникшую ситуацию способом, который позволяет существенно быстрее, чем последовательный анализ, установить в первую очередь степень риска для целостности организма. Это аналоговый, образный способ…» (статья «Гомеостатические механизмы процессов осознования», Материалы Международного Форума «Интегративная медицина», 2010 г.). «Модель внешнего мира является надстройкой, копией матрицы отношений между параметрами внутренней среды, а матрица параметров внешней среды заполняется в области предметных архивов». «Исходная информация о строении и функционировании организма содержится в генетическом коде индивида. По мере использования этой информации в процессе развития и роста организма в конкретных космофизиологических условиях формируется уникальный фенотип», «…сознание человека есть иерархическая структура взаимодействий динамических информационных моделей внешнего и внутреннего мира, отражение объективной реальности на всей совокупности управляющих структур организма. Любое изменение структуры или функции организма тотчас определённым образом сказывается на сознании человека,….нельзя приписывать мозгу исключительную функцию вместилища сознания…».
Учёный широкого кругозора, знаток психологии Д.Ч. Пирс в книге «Биология трансцендентного» пытается «по полочкам» разложить многочисленные инстинкты и потребности человека, связав их с пятью различными нервными структурами (или частями) мозга человека. Д.Ч.Пирс пишет, что «страх любого рода отбрасывает человека назад, к древним представлениям о выживании, которые, будучи полностью активизированы, выключают наши высшие модели поведения эволюционировавшей системы безопасности», что, в конечном счёте, «мешает нам полностью использовать наш потенциал и весь спектр человеческих возможностей». Рассматривая состояние сознания (Пирс называет его «неконфликтным», так как при нём пропадают у человека сомнения и внутренние противоречия), в котором человек «безоговорочно принимает одновременное, а не последовательное развитие событий», он сравнивает его с «рождением бога в душе» Экхардта, называет «трещиной в скорлупе реальности», «путём веры», «способом, с помощью которого создатель и его творение возвышают друг друга».
Ссылаясь на исследования мозга невролога Пола МакЛина, Д.Ч. Пирс так описывает строение мозга человека: «Затылочная часть – это мозг рептилии (в системе МакЛина именуемый Р-системой). Он состоит из сенсорно-моторной системы – спинного мозга, широкой сети нервных окончаний тела и первичной нервной системы сердца. Лобные доли мозга состоят из мозга древних млекопитающих и мозга новых (коры головного мозга)». Первая нервная система, Р-система «отвечает за физическую составляющую привитых навыков…, освобождает новый тип мозга от сиюминутного моторного действия, что позволяет тому наблюдать и открывать способы улучшения или совершенствования действий». А также: «Эта старейшая из четырёх нервных структур включает навыки хитрости и обманных действий, которые были развиты миллионы лет назад с целью борьбы с хищниками».
«Вторая нервная система человека называется мозгом древнего млекопитающего…Эта система окружает базовую Р-систему, подобно лимбу, и её называют лимбической системой. Также её именуют «эмоционально-когнитивным мозгом». Если отношения рептилий с миром очень просты, поэтому Р-система оповещает человека о событиях внешнего, чувственного мира, то лимбическая система, эмоциональный мозг даёт информацию о внутреннем, субъективном мире и личных чувствах, отношениях к внешнему миру. Третий мозг (неокортекс) отвечает за язык и мышление, за способность осуществлять все прочие функции мозга, объективно наблюдать за этими действиями и принимать во внимание все факторы ситуации, а не только реагировать на них инстинктивно. «Для третьего мозга не существует ограничений в области передачи мыслей – от введений, поступающих из внешнего мира, до возникающих в человеке мыслей и образов». Пирс отмечает: «Первый мозг реагирирует исключительно на сиюминутную ситуацию; второй проникает в настоящее и прошлое. С появлением третьего мозга человек стал осознавать прошлое, настоящее и будущее». Возможно, что «отсюда возникает бессмысленное беспокойство и озабоченность», как и стремление к новизне. «Три мозга человека развиваются в утробе матери по принципу иерархии в порядке их поступательного появления в процессе эволюции». Каждый последующий уровень мозга воздействует на предыдущие уровни, во многом интегрируясь с ними, оказывая взаимное влияние. При этом главные свойства отдельной части мозга сохраняются. При этом, например, Р-система продолжает работать на выживание, но более гибким путём. Более того, «причина неудачи в развитии высшего мозга часто связана с неудачей его основ – у древнего млекопитающего и рептилии». И тогда высший мозг не сможет управлять инстинктивными реакциями низшего порядка, свойственными системе выживания. (Вот где предпосылки разумной, эволюцинной педагогики, последовательного освоения жизненно необходимых навыков и ремёсел, когда ребёнок вкратце осваивает основные этапы исторического развития культуры своего народа).
На этапе развития эмоционально-когнитивного, второго мозга, действия матери должны быть запрограммированы на поддержку развития интеллектуального и творческого переднего мозга. Развитие ребёнка определяется эмоциональным состоянием его опекуна. Проявление злобы, отрицательные реакции, страх переключают внимание растущего мозга на выживание (Р-систему), то есть с лобных долей мозга – на затылочные. Д.Ч. Пирс делает вывод: «эмоциональное состояние, в котором мы находимся в процессе обучения, является неотъемлемой частью самого обучения».
(Мы опускаем здесь более подробные описания других разделов мозга, детали и оттенки их взаимоотношений; найти их можно в книге Д.С. Пирса «Биология трансцендентного»).
Передняя часть головного мозга (лобные доли). Пирс пишет, что Пол МакЛин считал их четвёртой системой эволюции мозга и называл их «ангельской долей». Эта система мозга начинает развиваться вскоре после рождения ребёнка, параллельно с развитие других систем. Но если в возрасте около 15 лет большая часть трёхчастного мозга завершает своё развитие и стабилизируется, то лобные доли переживают бурный рост. Но их развитие всецело зависит от среды. «Функция лобных долей состоит в том, чтобы неуправляемый мозг рептилии, мозг древнего млекопитающего и неокортекс впоследствии совместно поднялись до цивилиз