Так грудь у него ещё никогда не болела. Сначала заболело слева, потом боль переместилась вправо, затем сконцентрировалась где-то в центре, в районе солнечного сплетения. Горло будто задеревенело, и стало трудно дышать.
То ли резко испортилась погода и похолодало, то ли груз последних дней придавил его неслыханным одиночеством, от которого он знал лишь одно лекарство — снотворное, но когда и оно не помогало, он позволял себе крепко выпить, чтобы хоть на время отдохнуть от мучивших его мыслей, забывшись долгим, покойным сном.
Впрочем, последствия для него были тоже известны: за временным затишьем начнётся обратный процесс с болями в груди и скачками давления. Но требовалась передышка.
Он изводил себя и тем, и этим, но что-то нужно было делать, чтобы не сойти с ума. Нет ничего страшней долгих, бессонных ночей, когда мысли обретают такую резкость и определённость в своей безысходности!
Несколько дней можно себя обманывать, ночами зачитываясь книгами, но в итоге ты так устаёшь, что мозг отказывается понимать прочитанное и ты понимаешь, что всё, приехали. Уже не помогает.
Скоро праздники. Долгие зимние праздники. Целых десять дней праздности и одиночества.
Он хотел было съездить на море. Ну и что, что зима?
Ему вспомнилась уютная бухта, тёплое море, которое прогревалось быстро, и в июне вода была уже годная для купания, не как на черноморском побережье, и сюда хорошо было приезжать с детьми. Правый берег, если смотреть на море, был высоким, и все многоэтажные городские строения были расположены именно там.
Центральную часть города занимал небольшой порт, приморский бульвар, парк, рынок, вокзал.
Улицы этой части города были яркими, чистыми и уютными. А бульвар даже чем-то напоминал, по красочности и наличию развлекательных заведений, московский Арбат.
Здесь же своё начало брал так называемый частный сектор, летом переполненный приезжающими на отдых со всех концов Украины и соседней России.
А вот левая часть города, уходившая в море двадцатикилометровой широкой косой, была в основном застроена санаториями и домами отдыха, ну и, конечно же, частными постройками, которые в летний период так же охотно принимали отдыхающих со всех городов и весей постсоветского пространства. В общем, всё как на курорте.
На самой окраине косы возвышался оживавший каждый вечер маяк.
Он вспомнил, как прошлым летом он отдыхал в этом городе. Отдыхал один, уехав спонтанно, находясь в одном из тех состояний, когда начинал ощущать, что ему нужна смена обстановки.
Это был август. Наскоро собравшись и взяв с собой самое необходимое, он отправился в путь. За окном вагона менялся ландшафт: лес переходил в поля, поля в косогоры; затем начинался снова лес, опять бескрайние косогоры; потом шли степи с уже убранными полями, и в итоге горизонт окрашивался серым покрывалом, в котором легко угадывались очертания долгожданного моря. Да, с некоторых пор для него смена обстановки стала, пожалуй, самой действенной мерой, с помощью которой, пусть на время, можно было что-то изменить в своей жизни.
Поезд медленно подходил к зданию вокзала.
В этот раз он решил не пользоваться сервисом местных зазывал, которые задолго до прибытия поезда начинают предлагать свои услуги по решению ваших жилищных проблем. Он был научен горьким опытом в прошлый свой приезд, когда чуть не пришлось ночевать под открытым небом. К тому же с ним в купе ехала молодая пара, имевшая здесь дом, а работавшая, как сейчас водится, в Москве, которая также много рассказала про особенности местного сервиса. Кстати, именно они со знанием дела поведали, что купаться местные жители предпочитают на дальней косе, о которой он много слышал, но то ли по лености, то ли по безразличию так и не побывал на ней.
Попрощавшись с молодожёнами, он вышел на перрон и, чуть пройдя, чтоб отвязаться от назойливых зазывал, подошёл к ничего не предлагавшему таксисту. Было похоже, что того интересовало только его ремесло, и он даже не пытался предложить кому-то самое выгодное жильё, от которого ты, возможно, будешь плеваться весь свой отпуск.
— Есть что-нибудь в центральной части города?
Он будто ждал этого вопроса.
— Есть,— просто сказал он,— в пяти минутах езды. Только сегодня съехали бывшие постояльцы.
— А далеко от моря?
— Вторая улица. Чубыря. Близко. Рядом кафе, магазин.
Водитель не уговаривал, и поэтому ему хотелось верить.
— Поехали. Только в обменный пункт надо будет заехать.
— Сколько будешь менять?
— Смотря, по какому курсу.
— Ладно, по пути заедем в банк. Сам увидишь.
На том и порешили.
Дом действительно оказался свободным. Три койки были не заняты. В общем, не обманул водитель. Представил хозяйке и, получив свои комиссионные, уехал.
— Евгений,— отрекомендовался приезжий.
— Платить будете 30 гривен. Если хотите, приводите подругу. Денег брать не буду.
Дом представлял собой мазанку с двумя окнами, одно из которых было завешано старым ковром, второе выходило во двор, заросший виноградом. Дальше стояла иссохшая моторная лодка и клозет для отдыхающих. Кровати с прогнутыми пружинами были покрыты шерстяными одеялами, изъеденными молью. Изнутри дом закрывался на загнутый гвоздь. Снаружи — на висячий замок.
Хозяйкой была молодая крашеная блондинка, у которой был муж, владелец продовольственного магазина и пивного ларька, где он был и продавцом, и завсегдатаем, любивший, изредка перекинуться в карты с колоритными друзьями.
Иногда эти игры заканчивались ссорой, впрочем, жена всегда была начеку и друзей быстро разводили по углам.
Кроме пива в ларьке продавали сигареты и местные деликатесы к пиву: бычки, тарань и пеленгаз — смесь омуля с чем-то, завезённым в эти края с Дальнего Востока. Кстати, весёлые люди населяют этот город. Ну, где вы увидите на центральной площади бронзовый памятник с табличкой: «БЫЧКУ—КОРМИЛЬЦУ»?!
Рыбу поставляли местные браконьеры. Резали здесь же, на прилавке, и подавали в картонных коробках из-под сигарет, отчего столы были вечно в рыбьем жиру, а над ящиком для мусора кружили всеядные осы.
Стояли тёплые, чуть ветренные дни. Ларёк располагался под единственным здесь деревом, и, часто возвращаясь с моря, Евгений любил посидеть некоторое время в тени, потягивая не всегда свежее, но прохладное пиво.
Тем летом произошло ещё одно событие, которое случалось здесь далеко не каждый год. С юга налетел резкий, порывистый ветер, который местные рыбаки называли «острая».
Говорят, что этот ветер дует с Кубани, превращая мелкое в общем море в бурлящую стихию, волны которого перелетают даже через дамбу, заливая ближайшие к берегу улицы.
Ощущение не из приятных, даже если находишься в этот момент в доме.
Одна женщина, проживавшая в этих краях с 1958-го года, рассказывала, что за почти пятьдесят лет это - четвёртый подобный случай. Выходило, что ему, побывавшему в этих краях лишь второй раз, просто «повезло» увидеть самый жестокий местный ветер.
Страшнее всего, правда, по рассказам тех же очевидцев, было, когда «острая» налетала зимой. Замёрзшее море буквально гудело от ломавшегося льда, и пострадали даже несколько крайних домов.
Ему показалось, что стихия бушевала всю ночь, хотя рыбак, живший по соседству, уверял, что это длилось не больше двух-трёх часов.
В итоге прибрежная полоса представляла печальное зрелище: десятки исковерканных палаток, изодранные тенты летних кафе, собаки, перебегавшие водные потоки с поджатыми хвостами и теле- и радиосообщения о том, что несколько туристов смыло в море, кто-то пострадал, попав под оборванные электропровода; покорёженные, повалившимися деревьями, машины и страх от случившегося.
В городе есть памятник погибшим рыбакам.
После того, что произошло той ночью, воочию можно было убедиться в коварстве моря, вроде бы мелкого, но таившего в себе столько опасности. На мелководье волна частая, и спастись рыбакам, оказавшимся в этот момент в море, практически невозможно, даже в спасательном жилете. Как рассказывал тот же сосед, потерявший не одну лодку в пучине: спасательный жилет не спасает. «Только мучиться будешь дольше, — сказал он, — так лучше сразу — на дно!»
Может, и была в его словах доля бравады, он не знал. Но такими вещами не шутят.
Да и вблизи моря Евгений этого человека за дни, пока жил рядом, не видел. Похоже, Володя, так звали рыбака, действительно боялся даже подходить к нему, не то, чтобы купаться. И это было следствием испуга, пережитого в море во время шторма. И не одного, судя по всему.
…Утро выдалось ясным. Но на душе было неспокойно.
Вода, затопившая ночью улицу, скоро ушла в сухую землю, и на месте огромных луж остались земляные отвалы, которые успели соорудить жильцы домов, ограждая свои дворы от наступавшего всю ночь моря.
Вернулись из-за спасительного мола корабли, и маяк мирно дремал после бессонно проведённой ночи.
Он вышел к дамбе. Купающихся людей не было: и вода после шторма стала холодней, и было много прибившегося к берегу мусора.
Ветер пришёл со стороны дальней косы, ничем не защищённой от стихии. Что же было там в такую погоду, где каждый год появлялись новые санатории или туристические базы? И ему захотелось поехать именно туда, на косу, к открытому морю и, может, даже добраться до самого маяка.
Он сел в автобус и, миновав курортную зону, на территории которой несколько лет назад отдыхал с семьёй, через двадцать минут вышел на конечной остановке.
С правой стороны от дороги, вдалеке, за лиманом, виднелся спускавшийся к самой воде бело-зелёный город.
С левой стороны — белое полотно дороги упиралось в серебристые заросли, походившие на невызревшую оливковую рощу, за которой просматривался какой-то посёлок; тут же стояли несколько рейсовых автобусов, будка диспетчерской с ожидающими выезда двумя—тремя водителями и кондукторами, магазин.
Узнав, как удобнее пройти к маяку, минуя посёлок, пройдя по грунтовой дороге, кое-где заваленной мусором, и через заросли серебристых деревьев, он вышел на песчаный пляж, который через десять метров скрывался под серо-голубой толщей открытого моря, равномерно накатывающегося на берег и раскинувшегося во всю длину горизонта.
Да, море здесь действительно было не таким, как в бухте, и не было загажено городскими отходами. Было очевидным, почему местные жители предпочитали проводить свой досуг, забираясь в самый дальний уголок города.
По белому песку разгуливали, похоже, безразличные ко всему чайки. Воздух был пронизан свежестью открытого моря. Вода была чиста и, если б не песок, прозрачна.
Людей в это время года почти не было, и не составляло труда уединиться и наслаждаться этой тихой и безбрежной прелестью.
Он разделся, зашёл в воду и, окунувшись с головой, чтобы лучше почувствовать свежесть моря, стал смотреть на горизонт.
Невысоко ровным строем пролетели бакланы, или морские вороны, как их называли местные жители. Летели низко, странно изогнув длинные шеи, но и отсюда было заметно, что эти птицы были внушительных размеров. Ветер свежел.
Насладившись морским пейзажем, он взял вещи и направился в сторону маяка.
То, чего он ожидал, не произошло: в его представлении маяк должен был быть расположен непременно на утёсе, с беспрерывно бьющими о скалы волнами. Но маяк оказался сооружённым на ровной, заросшей высокой травой территории, огороженной невысоким забором. Ничего особенного. Разве что сам факт осмотра маяка, впервые с такого близкого расстояния, на фоне, казалось, бескрайнего моря.
«И всё же жаль, что мы не приезжали сюда раньше с семьёй, — подумал он.— Ведь такая красота. Такой покой. Такое умиротворение. Такое слияние с окружающим тебя миром и ощущением себя малой частью всего этого!».
С этими мыслями он шёл в обратном направлении.
И снова он видел чаек, разгуливающих по берегу; ровным строем летящих бакланов; белый песок и накатывающие серые волны, и было желание зайти по щиколотку в воду и брести, брести неспешно, словно окунаясь в своё недавнее прошлое.
А ещё бы он рассказал своей дочери, что тех удивительных эльфов, которых они видели вместе, ну тех, с длинными носиками, которые прилетали по вечерам к ним на клумбу и пили из крупных цветов свой нектар, местные жители ласково называют «зайчиками».
А ещё бы он показал ей не виденный ранее удивительный цветок, который раскрывается жёлтыми колокольчиками по вечерам, когда солнце завершает свой дневной круг, и быстро, за считанные секунды, на ваших глазах, как в сказке. То есть он цветёт по ночам, а днём следующего дня облетает, и так повторяется каждый вечер.
О чём бы он ещё ей рассказал, если б она была рядом?
Когда он присел на перевёрнутую и давно рассохшуюся на солнце лодку, чтобы подумать об этом, к нему подошла пожилая женщина. Она улыбалась.
— А Вы что, один?
— Да так получилось,— сказал он, не зная, что ответить.
Она внимательно посмотрела на него.
— Вы талантливый человек.
— С чего Вы взяли?
Он никак не мог поверить в реальность происходящего.
— Человек с таким лицом не может быть не талантливым.
Ему было грустно, и он был благодарен женщине за добрые слова.
— А у меня сегодня день рождения! Семьдесят семь лет!— не без гордости сказала она.
Выглядела она моложе, и он улыбнулся:
— Поздравляю - и доброго Вам здоровья!
— Если бы у меня были карты, я бы Вам погадала.
И, заметив его нерешительность, добавила:
— А вообще Вас ждёт удача!
— Кажется, ничего меня уже не ждёт.
— Вот увидите. Обязательно. Всё у Вас будет хорошо!
Он поблагодарил незнакомую женщину ещё раз и стал собираться в дорогу.
— До свидания.
Вскоре он был дома, в Москве, и дни потянулись в ожидании предсказанного ему чуда. И вот сегодня ему так захотелось вновь побывать на том же самом месте! Но в этот вечер жизнь покидала его. И последнее, что он смог увидеть, было белой песчаной косой вдоль серо—голубого моря, по которой шли мужчина и девочка - туда, где был маяк.
21.12.06 г.