Постлалась белая, холодная постель, И, под стеклом, чуть живы воды! Сугроб высокий лёг у ветхой изгороды... В лесах одна без перемены – ель! В господский сельский дом теснится вьюга в сени, И забелелося высокое крыльцо, И видны ног босых по улицам ступени, И чаще трёт ямщик полой себе лицо, И колокол бренчит без звона, Протяжно каркает обмоклая ворона, И стая вдруг явилася сорок; Везде огонь, везде дымятся трубы, Уж для госпож в домах готовят шубы, И тройкою сосед катит на вечерок. Куют коней, и ладят сани, И говорят о будущем катаньи. Пороша!.. и следят и зайцев и лисиц, И хвалятся борзых удалым бегом... И, по примете, первым снегом Умылись девушки для освеженья лиц!
Геннадий Голядкин Февральский дождь
Февральский дождь вдруг рухнул, не спросясь… Смешались все погоды-непогоды. Там, где бы должен снег лежать – там грязь, Сугробы не тверды, текучи воды… На сапогах мы тащим грязь через порог, Нас обливают чёрной лужей мерседесы, И весь дрожишь – не потому, что ты продрог, А потому что достают февральи стрессы. Не трёт прохожий на ходу перчаткой нос, Не стынут в ветках перемерзшие вороны. А обижаться на фонтан из-под колёс В который раз уже – ни злости, ни резона… Гламурным дамам даже шубы не надеть! Тогда вопрос: зачем мужей пилили летом? И фонари горят всё тем же грязным светом, И на церковных куполах тускнеет медь… Шагает взвод, таща с собою лыжи: Устав не знает плюсовых температур! Они, наплававшись по горло в мутной жиже, С ногами мокрыми устроят перекур… Похоже, мир, сойдя с ума, дошёл до точки. Похоже, где-то полетела шестерня. На ветках всех, куда ни глянь, набухли почки, И что-то мартовское бухнет у меня…