Поезд. Вечер. Заходим и размещаемся в плацкартном вагоне. От купейного он отличается тем, что есть боковые двухуровневые полки по бокам от купе, если идти вдоль вагона, а сами купе, или лучше сказать типа купе – трёхуровневые полки друг напротив друга и столик между ними. Третья полка – верхняя - предназначена для хранения матрасов, подушек, но пассажиры часто её используют для хранения багажа.
Народу мало – не сезон. Это раз. А два – мы возвращаемся из собесовского санатория, где по линии соцобеспечения давали путёвки для реабилитации после болезни – ковид – бяка – не дремлет. Соседа я практически не знал. В таких местах, как собесовский санаторий обычно более близко знакомишься с теми, с кем живёшь – для экономии в номер обычно заселяют по два человека, или с кем столоваешься (обычный порядок - это четыре человека за столом). С Петей – так представился мой попутчик – я был знаком шапочно – виделись издалека, кивали при встрече друг другу… Окно вагона. Тупо смотришь в него. В мозгу возникает перефраз популярной песенки – второй уже час мелькают пейзажи… Средняя полоса России. Убожество за окном. Какая-то серость, беспросветность, неухоженность… Ездил, как журналист, в своё время много. Что изменилось за последние годы? Появилась какая-то паутина их жёлтых труб вокруг частных домов, других зданий, переездов…Невольно возникает мысль – неужели эти трубы нельзя убрать под землю, ведь через так называемой визуальной восприятие в человечий организм поступает до 70% информации. Но… Понимаешь, что в государстве, где во главе угла поставлено на пьедестал так называемое «бабло», а не забота о Человеке, в первую очередь о Человеке Труда, вопрос становится риторическим, виснет в воздухе, даже не в воздухе, а в безвоздушном пространстве чиновничьего ублюдства.
- Вон, смотри, баба у переезда ждёт. – У переезда стояла плотно сбитая довольно симпатичная женщина лет сорока, держащая за руль велосипед. На его багажнике была приторочена корзина, закрытая тряпкой, через дырку которой высовывалась длинная шея гуся с небольшой головкой и длинным красным клювом. – Вот сука, хохлущка, поехала на базар гусём спекулировать, - Петя чуть не затрясся от возмущения. - Ну, может сама вырастила, может и везёт не на рынок, - попробовал я заступиться за незнакомую женщину, всего лишь на пару минут мелькнувшую за окном. - Знаю я их – все спекулянтки, систему менять надо, - от возмущения у Пети аж желваки заходили. Налились, поигрались и – спали, куда-то опустились. Дальше ехали молча. На какой-то маленькой станции – полустанке – поезд остановился. Пассажиры вышли размяться, что-то купнуть из местных типа разносолов – горячую отварную картошечку с домашними хрустящими огурчиками, помидорки, лучок… Спиртное никто не покупал – дорого, да и неизвестно чего впарят. В так называемое купе Петя вошёл с полукурицей – отварной, аппетитной и парой картофелин, тоже отварных и ещё тёплых. К станции закусон подносили в сумках, самодельных, сделанных по принципу тех, которыми пользуются в больших городах разносчики еды. Почему «так называемое» купе? Потому что в настоящем купейном вагоне купе на четверых закрывается дверью – раздвижной и на защёлке, создавая определённую, как сейчас модно говорить, приватность. В купе же плацкартного вагона никакой двери нет. Ощущение приватности, какого-то уединения напрочь отметают боковые полки и постоянно снующие туда-сюда пассажиры – то в туалет, то за кипятком – две основные в таких поездках надобности. Жёлтые, прокуренные, но крепкие зубы соседа с каким-то неудовлетворённым вожделением вгрызались в нежное куриное мясцо. Насытившись, он привалился к спинке сиденья. – Вот, сука, хохлушка, такую цену задрала. – Чтоб ни дна ей, ни покрышки, - ещё минут десять ругался сосед. Всё его большое тело, - пожалуй, больше центнера весом, - потряхивалось от возмущения. – Систему менять надо, систему менять надо, - повторял он периодически. И, сходив за чаем, опять завёл знакомое – систему менять надо, систему менять надо. Я ничего не понимал. Какие такие хохлушки? Какая такая система? На полустанке торговали типичные русские женщины – по всему было видно – и по внешности, и по одежде, и по говору, да и по местности – типичная русская глубинка – Орловская область. Такая, скажем так, рассужденческая загогулина, меня заинтересовала. – Надо порасспросить, может он контузию получил в Донбассе?, или Приднестровье? А может и вообще где-нибудь в Сирии? – мысленно гадал я. Не знал, как задать вопрос, чтоб ненароком не обидеть заслуженного ветерана – как мысленно я сам себе охарактеризовал соседа. Наконец, готовясь ко сну, раскладывая постель, я, улучив минутку, как бы невзначай, спросил: «А за что, Петь, ты так украинцев ненавидишь?» Да у меня, когда была жена, хохлушка, и когда я с ней разводился, мне при разводе досталось две козы, а ей, суке, аж три. А судья – кацап, видно купленный был. Так присудил… Систему менять надо, систему надо менять… - Да, Петя, -минут через пять согласился я с соседом. - Систему менять надо. – И повторил. – Систему менять надо... Но в эти слова я вкладывал совсем иной смысл…
Видеогалерея
Фотогалерея
Аудиогалерея
Магазин
