Клим Самгин как «среднее арифметическое» идейное воплощение российской интеллигенции (М. Горький "Жизнь Клима Самгина"

Дата: 18 Сентября 2021 Автор: Кривошеев Глеб

М. Горький «Жизнь Клима Самгина». Три допроса: три ступени самопостижения. «Итоговое» многоголосие и итоговая речь Самгина. Клим Самгин как «среднее арифметическое» идейное воплощение российской интеллигенции своего времени

 

 

 

М. Горький - одна из ключевых фигур литературного процесса 20-30х годов XX века. Противоречия в его  взглядах отразились как на частной жизни, так и на литературном творчестве. Его «прощальная» книга «Жизнь Клима Самгина», работа над которой велась целое десятилетие (1926-1936), в этом смысле стала знаковой. Сам М.Горький придавал ей значение итога своего творчества. Одно из предполагавшихся Горьким названий романа – «История пустой души». Чутье художника удержало его от прямолинейности, но роман действительно об этом: об отражении эпохи в пустоте [Порус 2018: 258].

 

Литературоведческие же оценки этого произведения никогда не были однозначными. Отклики на «Жизнь Клима Самгина» появились сразу после появления в печати фрагментов книги. Одним из первых была статья Ж. Эльсберга «Глаза Горького сквозь самгинские очки». Авторы этой и ряда других статей объявили о творческой неудаче писателя, увидели в центральном персонаже произведения ширму, за которой прячется сам М. Горький. Хотя по первым главам, которые оказались в распоряжении критиков, нельзя было составить целостное представление о произведении как о художественном явлении, были сделаны весьма поспешные выводы о художественном уровне и идейной концепции «Самгина».

 

Однако тогда же появились и статьи, оценивающие книгу как значительное художественное явление. Типичными были отзывы о книге как о грандиозной эпопее, показывающей путь от народничества к революционному марксизму. Главный герой эпопеи воспринимался как продукт самых разных влияний, постепенно формирующих его личность. Ещё неоконченное произведение по широте и смелости замысла, чёткой прорисовке персонажей, яркости эпизодов и выразительности языка причисляли к наиболее значительным произведениям М. Горького. 

Узловой проблемой, которую исследовали литературные критики и литературоведы, стал образ центрального персонажа. Клима Самгина рассматривали в своих трудах многие литературоведы тридцатых годов. 

 

Научный итог первым исследованиям «Жизни Клима Самгина» подвёл А. Луначарский. В статье «Самгин», он определил на много лет вперёд направления научного изучения произведения. Луначарский охарактеризовал его как «огромную хронику», «движущуюся панораму десятилетий», написанную концентрически, то есть в форме событий, группирующихся вокруг определённого индивидуального центра, одного героя  [Луначарский 1958: 356].  По мнению критика, формально произведение можно назвать Bildungsromanen (по словам Луначарского – «термин, не очень легко переводимый на русский язык и означающий – роман, посвящённый изображению процесса формирования молодого существа в законченную человеческую личность», но фактически это эпос, «движущаяся панорама важной эпохи, взятая в сильной мере через свидетельство героя». Его идея двоецентрия (Самгин/народ) и мысль об эпопейной природе «Жизни Клима Самгина» на десятилетия определили пути исследования книги М. Горького.


 

Сам М.Горький обозначает жанр «Жизни Клима Самгина» как повесть, однако в переписке именует её исключительно романом. Исследователи творчества М. Горького до сих пор по-разному определяют жанр прощальной книги писателя: работы, посвящённые его творчеству, отличаются разнообразием мнений в отношении жанровой природы «Самгина». Произведение выбивается из литературной жанровой традиции. По словам одного из исследователей, «в одинаковой степени текст располагал к извлечению из него “признаков” романа, эпопеи, хроники и т.д.», а также жития и антижития [Беглов 2005: 123].

 

 Однако мы присоединяемся к мнению исследователей, доказывающих, что жанр «Жизни Клима Самгина» ближе к роману. Во-первых, сам факт споров вокруг жанра указывает на жанровую неоднозначность, размытость границ жанра [Белокурова 2006: 241]. А, как известно, единственный становящийся жанр – это роман. Во-вторых, в произведении показана становящаяся личность [Бочкарёва, Суслова 2010: 54]. Именно такой способ изображения человека свойствен роману.

 

Сегодня предпринимаются попытки обобщить накопленные за несколько десятилетий размышления о личности и творчестве писателя, теоретически осмыслить поэтику Горького как единую систему изобразительно-выразительных средств и приёмов, «не только обусловленную содержанием творчества, но и обладающую своими внутренними закономерностями, внутренней логикой развития» [Голубков 2001: 145]. Известность получили работы В. Баранова, В. Барахова, Н. Примочкиной, а также биографические очерки журналиста и писателя Д. Быкова и П. Басинского. 

Переосмысление творчества М. Горького в свете новой исторической ситуации было начато в начале 90-х годов ХХ в. Т. Беловой, Л. Колобаевой, Л. Спиридоновой, С. Сухих. Они открывают М. Горького противоречивого, непростого, живого и невыдуманного (в противовес монолитному образу советской эпохи), переосмысливая творческие успехи и неудачи писателя, при этом сохраняя лучшее из накопленного исследовательского опыта предшественников. 

 

Так, С. Сухих считает, что М.Горький при создании «Жизни Клима Самгина» «вторично пережил – в памяти, в сознании, творческом воображении <…> и воссоздал заново свой опыт и опыт истории <…>», будучи уже обогащённым «опытом побед и поражений, взлётов и падений, прозрений и заблуждений» [Сухих 2007: 117]. 

 

Андрей Руденский в роли Клима Самгина в телесериале Виктора Титова (1988 г)

 

 

Имеют место и противоположные точки зрения на «закатный» роман писателя. Так, прозаик В. Пьецух статьёй «Горький» отразил характерное для литературоведов конца 80-х – начала 90-х «священнодействие» сбрасывания советских «писателей-идеологов» «с корабля современности» [Пьецух 1991: 52].

Несомненно, факты биографии и особенности творчества писателя дают исследователям право на самые разные прочтения, однако не стоит забывать о принципе историзма и о закономерностях литературного процесса конца XIX – первой трети XX вв [Федосеева 2017: 53].

 

Принято считать, что М. Горький в публицистических и критических статьях сам сформулировал исходные мировоззренческие установки, которыми он руководствовался при создании «Жизни Клима Самгина», такие, например, как разоблачение интеллигенции (<…> «интеллигенты – “выдуманные люди”»), победа идей большевизма («на всём протяжении романа показываю, как формировались большевистские идеи») [Горький:1979. 528].

 

Капиталистическая модернизация России, начавшаяся после проведения «Великих реформ» 1860-1870-х годов, кроме всех прочих последствий, породила совершенно особый по своему общественному статусу социальный слой – разночинную интеллигенцию, данный термин впервые ввел в обращение писатель П. Д. Боборыкин [Мотин 2012: 839].

 

Это определение не являлось синонимом "интеллектуала". Понятие "русский интеллигент" указывало не только (и не столько) на образование и интеллектуальные занятия, но в еще большей степени подчеркивало общественно-политические, мировоззренческие ориентации. Интеллигенцию России можно рассматривать как уникальную социально-нравственную категорию.

В особом смысле, принадлежность к русской интеллигенции  значило, по словам Г.П. Федотова, относиться к группе, движению и традиции, объединяемым «идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей» [Федотов 1991:71].

 

Интеллигенция, в целом, сочувствовала революции, имея ввиду её освободительное, а не буржуазное начало. Молодое поколение интеллигенции – студенты – активно участвовали в выступлениях рабочих и крестьян. Их демонстрации обычно предшествовали выступлениям рабочих и служили их катализатором. Известен случай, когда крестьяне в 1902 году пошли громить полицейский участок, требуя «освободить их студента» – полуграмотного местного крестьянина, зачинщика их выступлений.

 

Интеллигенция составляла значительную часть того социального образования, которое историки называют «городские средние слои». Это городская мелкая буржуазия, служащие и лица свободных профессий. И в социальном, и в идеологическом плане это образование сильно отличалось от того, что на Западе называют «средним классом». Если на Западе «средний класс» следовал в русле идеологии, задаваемой буржуазией, то в России при слабости буржуазии, разночинная городская интеллигенция, наоборот, поставляла кадры идеологических работников во все партии и ощущала себя «трудовым классом», как бы надклассовой силой.


 

Сострадание к униженным и угнетённым, неприятие государственного насилия, желание переустроить мир на новых, справедливых началах - главные и исходные признаки принадлежности к этому специфическому общественному кругу. Интеллигенцию, а в более широком смысле и всю либеральную общественность в России изначально отличало критическое отношение к реальной политической и социальной системе в России.

 

До 1917 года подобные воззрения разделяли различные круги интеллигенции, и немалое число людей фетишизировало революцию, которая должна была привести к вожделенному социальному преображению страны.

 

В общественной мысли в переходный период формируется проблема противостояния этического и эстетического, науки и религии, веры и разума, личности и общества, социального и культурного прогресса, Запада и Востока, государства и свободы, элиты и массы. Падает престиж классической культуры как некоего общего достояния, равно приемлемого для верхов и низов, господствующих слоев и трудящихся, консерваторов и радикалов. Рвутся традиционные общинные связи, процесс маргинализации захватывает все большее и большее количество людей. Русская культура в целом теряет один из основополагающих принципов своего существования – соборность – ощущение единства человека с другим человеком и социальной группой. Интеллигенция начала ХХ века страдает ощущением отсутствия центра внутреннего «притяжения», появляется анархизм в сознании масс [Гавриш  2019: 19].

 

В качестве основных особенностей общественного сознания, духовности и культуры на рубеже XIX – XX веков можно отметить понимание «рубежности», «переходности» времени, переживаемого Россией, возникновение пессимистических настроений, чувства наступления конца мира, распространение марксизма, развитие религиозной философии, отличавшейся глубоким своеобразием и богатством идей.

 

 

Поиски «нового религиозного сознания» отражали сложность и противоречивость идейной жизни русского общества рубежа столетий; развитие космологизма как характерной чертой русской культуры. На почве утраты ощущения единства человека с другим человеком и социальной группой развивается ощущение «внеземного» существования людей. Космологизм становится элементом и новой картины мира, и нового соответствующего осмысления её интеллигенцией. Космологичность русской культуры формируется как насущная необходимость времени, как выражение общего настроения. Космическая направленность положена в основу новых поисков русской поэзии (В. Брюсов, А. Белый, А. Блок), новых направлений русской живописи (М. Врубель) и русской музыки (А. Скрябин)

 

Поиски людей искусства во многом перекликались с размышлениями тех, кого волновали религиозные проблемы бытия. По-новому осмысляя мир и свое место в нем, мыслители того времени не просто обращались к Богу, но и пытались по-новому посмотреть на место интеллигенции в мире, на ее отношение с церковью, религией, обществом, властью. Уже в 1901–1903 в Петербурге при большом стечении как светской публики, так и представителей духовенства, проходили «Религиозно-философские собрания», организованные выдающимся мыслителем и писателем Д.Н.Мережковским. На них светская и церковная интеллигенция сделали первую попытку понять друг друга, однако опыт оказался не очень удачным. Писателей и философов раздражали представители официальной церкви, казавшиеся им воплощением бюрократической машины, способной подавить любое свободное религиозное чувство. Церковников шокировали многие выступления, в которых высказывались достаточно неожиданные для того времени взгляды на религию и христианство.

 

Интерес интеллигенции к философско-религиозным проблемам был не надуманным, а живым и острым. Распространенное к тому времени уже в течение полувека, идущее еще от Белинского и Чернышевского пренебрежительное отношение к религии и церкви не устраивало многих думающих людей начала века. Для них атеизм российской интеллигенции был лишь одним, хотя и очень существенным проявлением характерных особенностей мышления этого слоя людей. Интеллигенцию все больше упрекали в нетерпимости, отсутствии истинной внутренней культуры, настоящих духовных устремлений.

 

В первые годы двадцатого столетия мыслителями, которых объединял как интерес к религии, так и критическое отношение к российской интеллигенции, было сделано несколько попыток четко сформулировать и публично выразить свои мысли. Впервые это произошло в 1902, когда философами, в большинстве своем прошедшими через увлечение марксизмом, а затем отрекшимися от него ради либеральных ценностей и религиозных убеждений, был выпущен сборник «Проблемы идеализма». Здесь впервые сами же интеллигенты осмелились критиковать своих предшественников, обрушившись прежде всего на народников-революционеров и общественных деятелей второй половины ХIХ в.

 

 

Роль интеллигенции в революции 1905 была исключительно велика. Именно во время этих бурных событий проявились как многие ее положительные, так и отрицательные черты. Кроме того, очень четко проявилась уникальность того социального слоя, который уже несколько десятилетий, с легкой руки писателя П.Боборыкина, называли интеллигенцией. Крепло убеждение в том, что такой социальной группы нет большие нигде в мире, что простые определения – «образованный человек» или «интеллектуал» не исчерпывают всей полноты и сложности этого понятия. Словом, лучшие представители российской интеллигенции испытали потребность осмыслить собственное положение в мире, свое отношение с властью, Богом, свои хорошие и дурные качества.

 

Официальное самодержавие не имело популярности в среде интеллигентов, подобных Самгину. Между двумя революциями нелюбовь к самодержавию воспринималась как «старинная будничная привычка, как чай пить» [Горький 1972, Т. 24: 267]. Для того чтобы показать носителей идеи самодержавия-православия-народности, автору приходится изображать ситуации общения, становящиеся, как правило, вынужденными для одной из сторон. М.Горький в этом случае несколько раз использует жанровую форму допроса, в котором дискредитируется сама идея свободного обмена информацией.

 

Всего эпизодов допроса в тексте «Самгина» три, и все они представлены во втором томе, посвящённом преимущественно изображению процесса нарастания революционной ситуации в стране. Первые два допроса происходят примерно в одно и то же время – в конце 1890-х гг., во время интенсивной политической борьбы. Это был период, когда многие решали, «с кем» они, то есть определялись с общественно-политической позицией. Этот период совпал с периодом становления личности Клима – молодого студента, которому также пора было «определиться».

 Два первых допроса имеют сходную схему. Самгин попадает в тюрьму и на допрос не благодаря своей деятельности революционера (которой не было), а из-за топонимической близости к революционерам (общий дом – в Петербурге и на родине Клима) или родственных/приятельских отношений с ними. Позиционирование себя как революционера заставляло Самгина оказывать помощь революции. Клим выглядел в глазах обывателей близким к революционным кругам благодаря подобной деятельности и природной скрытности, осторожности.

 

Коммуникативной целью допроса (как и других юридических речевых жанров) всегда является восстановление фактов, реконструирование ситуации в прошлом или выяснение частных обстоятельств, которые могут прояснить эту ситуацию. Становится ли выяснение фактов и прояснение ситуации главной коммуникативной целью в эпизодах с допросами Клима? 

 

Если даже просто перечислить вопросы, задаваемые Самгину на допросе, становится ясно, что допрашивающие обладают достаточным количеством фактов, чтобы ситуация (на первом допросе – поиски большевика Кутузова, на втором – революционная деятельность Любаши, на третьем – выступления Самгина с докладами по поводу Кровавого воскресенья) была для них достаточно ясной. Из того же ряда вопросов можно заключить, что истинной целью как самого допроса является нечто другое.

 

На первых двух допросах можно проследить примерно одинаковую логику беседы, несмотря на то, что ведутся они разными людьми и в разных городах (первый допрос состоялся на родине Клима, второй – в Москве).

 

Сначала следуют так называемые вопросы и реплики, призванные установить контакт между собеседниками. Предметом таких разговоров служит погода («Осень-то как рано пожаловала» [Горький 1972, Т. 22: 83]), вопросы о самочувствии и настроении («Скучали?» [Горький 1972, Т. 22: 203]), предложение присесть и закурить.

 

Далее следуют маленькие речи о личных мотивах службы в охранке (ротмистр Попов «пошёл в жандармы по убеждению в необходимости охранять культуру, порядок» [Горький 1972, Т. 22: 85]; полковник в московской жандармерии: «Я, по совести, делаю любимое мною дело охраны государственного порядка <…>» [Горький 1972, Т. 22: 204]). Можно увидеть и другие, почти идентичные друг другу высказывания обоих жандармов. Так, они почти одинаково противопоставляют себя как носителей власти и революционеров в отношении к интеллигенции: «<…> не в наших интересах раздражать молодёжь, да и вообще интеллигентный человек – дорог нам. Революционеры смотрят иначе: для них человек – ничто, если он не член партии» [Горький 1972, Т. 22: 85]; «<…> власть – гуманна, и не в её намерениях увеличивать количество людей, не умевших устроиться в жизни, и тем самым пополнять кадры озлобленных личными неудачами, каковы все революционеры» [Горький 1972, Т. 22: 205].

 

Также оба допрашивающих высказывают симпатию по отношению к изъятым запискам Клима: «<…> оч-чень интересно! Зрелые мысли, например: о необходимости консерватизма в литературе», «<…> особенно и приятно порадовала меня заметочка о девчонке, которая крикнула “Да что вы озорничаете”. И ваше рассуждение по этому поводу – очень, очень интересно!» [Горький 1972, Т. 22: 83].

 

На втором допросе: «По долгу службы <…> прочитал заметки ваши <…> и, признаюсь, удивлён! Как это выходит, что вы, человек, рассуждающий наедине с собою здраво и солидно, уже второй раз попадаете в сферу действий офицеров жандармских управлений?»; в записках «совершенно ясно выражено ваше отрицательное отношение к политиканам <…>» [Горький 1972, Т. 22: 204].

Обоими жандармами используются определённые каноны, включающие в себя психологические приёмы воздействия, моделирование коммуникативной ситуации, направленной на достижение цели. Можно заключить, что допрос, по своей сути являющийся информативным жанром, выполняет в тексте «Самгина» иные коммуникативные функции.

 

Жандарм призван был не просто запугать Самгина и тем самым привлечь на свою сторону, а убедить их во внутренней близости к тем, кого он считает своими врагами. Между первым обыском и первым же допросом проходит несколько дней, и Клим успевает почувствовать отношение горожан к себе как революционному деятелю: Самгин «заметил, что на улицах и в городском саду незнакомые гимназистки награждают его ласковыми улыбками, а какие-то люди смотрят на него слишком внимательно» [Горький 1972, Т. 22:  81]. Автор акцентирует внимание читателя на том, что Самгину далеко не безразлично отношение к нему, как к герою. Любопытство окружающих особенно навязчиво выражал Дронов: «он назойливо допрашивал:

 

– Значит, и ты причастен?» [Горький 1972, Т. 22:  82]. Клим «не мог не чувствовать, что отношение это приятно ему» [Горький 1972, Т. 22:  81], но и опасался, как бы не пришлось «заплатить за внимание чересчур дорого» [Горький 1972, Т. 22: 82]. Клим перед допросом настроился «героически», собираясь сказать «нечто внушительное, например:  “Прошу не толкать меня туда, куда я сам не намерен идти!”» [Там же].

 

Но подспудная неоднозначность его внутреннего состояния выражается в следующей сразу за «героической» репликой пейзажной зарисовке: в жандармское управление Клим шёл «среди мокрых домов», где «метался тревожно осенний ветер, как будто искал где спрятаться <…>» [Там же].  Такие «ножницы» между видимым и действительным создают неоднозначность положения Самгина. С одной стороны, он, по сути – обычный образованный гражданин страны. С другой – претендует на большее значение в обществе, поэтому позволяет думать о себе как о «комитетчике», хотя и не желает нести за это наказание. Отсюда возникает несоответствие поведенческих реакций Самгина и его внутренних ощущений. 

 

Позиция допрашивающего крайне удобна. Во-первых, в самой ситуации допроса, когда допрашивающий по определению находится в более выгодной позиции по отношению к ответчику, во-вторых – в наличии у полковника более чёткой и «системы фраз» [Маркович 2008: 104] . У Самгина, по сути, та же «система  фраз». Но она скрыта. Поэтому происходит диалог двух союзников, а собеседников не двое, а трое: 1-й – допрашивающий, 2-й – Самгин реальный и 3-й – Самгин виртуальный (Самгин своих записок, фигурировавших в допросе как виртуальные оппоненты Самгину реальному). Допрашивающий в этом случае исполняет функцию некоего «медиума», посредника, который озвучивает написанное Самгиным и тем самым выводит внутренний диалог-спор между Самгиным мысли и Самгиным дела на внешний уровень. Внутренняя борьба становится реальной борьбой, реальным диалогом. Сам Самгин устраивает себе допрос с пристрастием, определяя для себя, с кем он. Но высказаться откровенно не может благодаря пресловутому «долгу чести», долгу интеллигентного человека служить делу свободы, внушённому ему с детства. Поэтому нужна фигура законного носителя консерватизма, который озвучил бы, интерпретировал записки Самгина для него самого и для читателя, оформил бы словесно истинное мироощущение Клима. Самгин реальный – не хочет истины, которая кажется ему постыдной, недостойной, Самгин виртуальный посредством озвучивания жандармом записок Клима и их прямолинейного комментирования эту истину уже знает. 

Поэтому проповедническая речь жандарма находит подтверждение в мыслях Самгина. Вывод, подытоживший обе встречи: в записках «ясно выражено ваше отрицательное отношение к политиканам» [Горький 1972, Т. 22: 205]; «Ваш путь–путь жертвенного служения родине» [Горький 1972, Т. 22: 208].

 

Проблема Самгина, и, шире – интеллигенции – в утрате духовно-нравственных, национальных ориентиров, которые заменялись беспрестанно сменяемыми социально-политическими и экономическими доктринами. Обращение лишь к социальной составляющей жизни обедняло её, выхолащивало, что не могло не сказаться на всём облике интеллигенции, на её коллективном портрете, типическим воплощением которой и стал Самгин.  Общий настрой совпадает с внутренним настроением Клима. Самгин в своей «непосредственной посредственности» выступает одновременно образцом и свидетелем собственной (и несобственной) пустоты [Неженец, Палеева 2018: 51]. Он понимает, что испуган именно тем, что не оскорблён предложением жандарма служить в тайной полиции. Многолетняя привычка воспринимать полицейских чиновников и саму тайную полицию как учреждение душителей свободы заставляла его считать себя оскорблённым итогом беседы. А совпадение внутреннего состояния Клима с проповедью охранительных идей помогло в очередной раз ощутить дисгармонию между делом и мыслью. Пожалуй, наиболее важный итог допроса в том, что он заставляет Клима приоткрыть глаза на собственное мировосприятие.

 

Но в тексте «Самгина» есть ещё одна сцена допроса, которая служит имплицитным завершением идейных исканий Самгина. Всё, о чём он думает и мечтает в последующем – лишь иллюзии, которые, если бы смог быть честным с самим собой, он осознал бы ещё в студенческий период своей жизни. 

 

Третий допрос произошёл уже в 1905 году, после событий Кровавого воскресенья, свидетелем которого стал Самгин. Заключительная сцена допроса не случайно изображена в период накала политической разобщённости в стране. Не нова мысль о том, что многие революционеры и сочувствующие отвернулись от революционной деятельности после московского восстания, вблизи увидев то, о чём грезили целые поколения.

 

Клим, невольно высказывая свои опасения, а также стремясь быть центром внимания, перестал соблюдать обычную осторожность: он, как свидетель расстрела мирной демонстрации, стал выступать с докладами по поводу этих событий (Он видел: «вне кружка Спивак люди подозревают, что он говорит меньше, чем знает, и умалчивает о своей роли. Это ему нравилось, это несколько окрыляло его» [Горький 1972, Т. 22: 579]; Дронов – Климу: «Ты – революционер, живёшь для будущего, защитник народа и прочее…» [Горький 1972, Т. 22: 617]). Но не только жажда внимания диктовала ему эти действия. Им руководил страх, который он почувствовал во время расстрела, и который стремился передать другим. Подобная общественная деятельность не могла не заинтересовать тайную полицию, и Самгина арестовали в третий раз.

 

Однако полковник Васильев не способен вести беседу, а тем более – допрос. Самгин воспринимает речь Васильева как безумную, и опасается, что «он (Васильев) может бросить в голову чем-нибудь, а то достанет револьвер из ящика стола…» [Горький 1972, Т. 22: 587]. Но фразу о самозащите интеллигенции от анархии Самгин воспринял как «единственно разумное, что он сказал» [Горький 1972, Т. 22: 589]. Эта фраза показывает читателю его спрятанные глубоко в сознании страхи, опасения. Этот подсознательный голос, вырвавшись наружу, оставил свои последствия: «недели две он (Самгин) прожил в состоянии человека, который чем-то отравлен» [Горький 1972, Т. 22: 590]. Надежды, которые питал Клим по поводу Союза союзов, оказались – в переложении полковника – не надеждами, а страхами («как же вы не понимаете, что церковь, отвергнутая вами, может поднять народ и против вас? Может! Нам, конечно, известно, что вы организуетесь в союзы, готовясь к самозащите от анархии…» [Горький 1972, Т. 22:  588]. Консервативные и монархические настроения были непопулярны в среде, в которой воспитывались Клим и его товарищи. Навязывалась точка зрения на царя как на обманщика, на тайную полицию – как на врагов свободы и т.п. Однако внутренние противоречия, свойственные Климу, как раз и базируются на подсознательной близости к этим кругам, на невозможности проявить открыто эти симпатии: невольничество выражалось в том числе (и даже в первую очередь) в интеллектуальной несвободе, несамостоятельности мышления.

 

В «Жизни Клима Самгина» писатель, может быть, впервые, сделал попытку не дать ответы на самые больные вопросы современности, а честно задать вопросы самому себе. Проблема «двух душ», искренности Максима Горького обусловлена всем мировоззренческим комплексом писателя, в котором ни одна идея не могла занять господствующего места. Он не был человеком одной идеи. На протяжении всей жизни М.Горький был приверженцем многих, порой взаимоисключающих идей. И каждый раз искреннейшим образом верил в спасительность очередной. Так, на раннем этапе творчества он с восторгом проповедовал индивидуализм, потом отдал себя «коллективному Человеку», не изжив до конца ницшеанства. 

 

Утрата внутренней гармонии, попытки снова поверить в свою веру ради высокой цели, ради лучшего будущего абсолютным успехом не увенчались. И в дискредитации Самгина во время диалогов с жандармами глубоко спрятаны опасения самого М. Горького. Проблема «сознания, оторванного от почвы», и «укоренённого» сознания кроется именно в расколе между подлинным «я» и общепринятым. С этим несоответствием внутреннего и внешнего в силах справиться далеко не каждый. Большинству (а именно к большинству принадлежит заглавный герой «Самгина»), идя на поводу у высоконравственных, а потому труднодостижимых в реальности идей, приходится невольно подменять смысл основополагающих ценностей.

 

Своеобразным подведением итогов может служить эпизод в заключительном томе произведения. Новогоднее пиршество у Елены Прозоровой (вдовы работодателя Самгина), на которое собралось не менее полусотни человек, вписано в контекст произведения как один из многочисленных эпизодов непрекращающейся дискуссии. Автор изображает разношёрстность, пестроту собравшихся на праздник людей («Были актрисы, адвокаты, литераторы, два офицера сапёрного батальона, был старичок с орденом на шее и с молодой женой <…>, преобладала молодёжь, студенты, какие-то юноши мелкого роста, одетые франтовато» [Горький 1972, Т. 24: 303]). 

 

Казалось бы, их полемика ничем не выделяется из числа таких же горячих и ни к чему не приводящих разговоров. На самом деле праздник у Елены Прозоровой – своеобразное средоточие всех общественно-политических и литературных кружков, в которые был вхож Самгин. Попытка Самгина искусственно создать свою «систему фраз», которая отвечала бы и внутренним запросам личности, и веяниям времени, окончилась неудачей. «Итоговая» речь Клима Самгина в четвёртом томе показывает, что мысли, которые Клим искренно считал только своими, глубоко оригинальными – лишь вольный пересказ речей предыдущих ораторов. 

 

Рассчитывая на опытного читателя, который по ключевым репликам может уловить суть спора, он составляет из них своеобразную мозаику. Соединение декадентских стихов и песен («Мы – пленённые звери, / Голосим, как умеем…» и пр.), пересказа великосветских сплетен («Какой-то проходимец, босяк, жулик Распутин хвастает письмом царицы <…>» [Горький 1972, Т. 24: 313]), политических разговоров («События конца японской войны и пятого-седьмого годов показали нам, что мы живём на вулкане <…>» [Горький 1972, Т. 24: 308]) создаёт исчерпывающую картину идейного, интеллектуального, нравственного разлада в рядах интеллигенции.

 

Предваряя выступление Клима Ивановича, повествователь сначала даёт возможность читателю услышать затянувшуюся здравицу известного адвоката разнообразию индивидуальностей и свободе развития духа, а затем – речь Клима на ту же тему и с подобными же выводами, которую пирующие не дают ему даже закончить. 

Клим Иванович уверен, что «никто из этих людей не сказал больше, чем мог бы сказать он, никто не сказал ничего, что не было бы знакомо ему, продумано им. Он – богаче. Он – сильнее» [Горький 1972, Т. 24: 314]. Поэтому он уверен и в успехе своей стихийной лекции. Горьковский герой заботится именно «о маске умного и независимо мыслящего человека для самого себя, для Клима казаться является способом утверждения себя в обществе» [Оляндер 2006: 64]

 

Не предполагает Клим и того, что его тезисы будут оспариваться: речь произносится докторально, нацелена на одностороннюю коммуникацию на уровне лектор-слушатель. Слово для него и есть событие и жизнь [Неженец, Палеева 2018: 52]. Мысль о жертвенной роли интеллигенции, не дававшая Самгину покоя с детства, наконец, получила преломление в отрицании роли интеллигенции в качестве идоложертвенного мяса. Однако на поверку она оказалась «старенькой историей». Это доказывают многочисленные реплики, прервавшие речь Самгина. Мучительный путь размышлений и самоанализа, которыми испещрён жизненный путь героя, вылился в несколько шаблонных, неоригинальных фраз, не раз слышанных и давно отрефлексированных интеллигенцией. Безысходное одиночество – одна из характернейших особенностей образа Самгина, имеющая концептуальное значение [Гавриш 2018: 6]. Одинока вся интеллигенция: люди не слышат друг друга.

 

Остраняющий взгляд Самгина направлен не только на людей своего круга, но и на проповедников новой жизни, всякого рода «объясняющих господ»   [Белова 2015: 96] . Герой видит ограниченность любых партийных программ, философских идей, верований, ничто не выдерживает проверки сомнением, все оказывается частичным и половинчатым. Сквозь эту неудовлетворенность, сквозь это упорное нежелание быть ограниченным проступает скрытая тоска по абсолютному смыслу [Фаритов 2019: 274].

 

В 1909 году вышел сборник «Вехи», провозгласивший примат духовной жизни над общественной, и тогда же оценённый как некий итог духовных поисков русской интеллигенции.

Речь Самгина в смысловом целом многоголосого спора представляет собой своеобразную контаминацию слышанных ранее реплик, выхваченных им из чужих разговоров, и подытоживает его собственные духовные искания, которые суть отражение исканий интеллигенции в целом. 

 

Всё вышесказанное позволяет воспринимать Самгина, его сознание, его мировоззрение как квинтэссенцию мировоззренческих устремлений всей интеллигенции. Его сознание вместило в себя все искания, проблемы, слабости интеллигенции, поэтому постижение феномена Самгина – путь постижения феномена русской интеллигенции, её судьбы, её роли в исторических катаклизмах рубежа веков. Вся картина спора представляет собой вариации одного тезиса, хотя внешне он не выражен. О чём бы ни спорили на вечере – спорят о примате индивидуального или общественного. Тем не менее, к каким-либо определённым выводам прийти не могут: специфика подобных споров призвана показать принципиальную незавершимость дискуссий. Все эти споры безрезультатны. 

 

Столкновения идейных позиций героев часто оказываются только следствием разных коммуникативных мотивировок: спора ради спора, спора ради демонстрации собственной правоты, спора ради самовыражения и т.д. Разные установки лишают полемику смысла, а человека – возможности выяснить истину и превращают коммуникацию в «разговоры глухих», где каждый говорит о себе. Это подтверждает и завершение дебатов на новогоднем вечере: речь Самгина, утонувшую в ответных репликах, венчает танец под фривольную песенку Беранже, на которую все присутствующие с удовольствием переключаются, позабыв о духовных ценностях, о которых только что горячо спорили. В речи Самгина М. Горький запечатлел мучительно-неразрешимый процесс превращения людей в невольников мысли. Весь комплекс психологических состояний и рефлексий Клима – отражение этих процессов в лагере интеллигенции, ибо Самгин –монументальный ультрасредний, и именно в нём воплощено в мельчайших подробностях не индивидуально-особенное, не исключительно оригинальное, а массовое для истории России. 

 

 

 

 

    Список использованной литературы

 

1.    Порус, В.Н. Тайна Клима Самгина / В.Н. Порус //  Ярославский педагогический вестник – 2018. – №4. – Режим доступа: https://www.elibrary.ru/item.asp?id=35564650

2.    Луначарский, А. В.  Самгин // А. Луначарский Статьи о советской литературе [Текст]. – М.: Учпедгиз, 1958. - 480 с.

3.    Беглов, В.А. Жанровая природа «Жизни Клима Самгина» М. Горького / В.А. Беглов // Вестник Московского университета. Филология. – 2005.– № 3. – С. 123.

4.    Белокурова, С.П.. Словарь литературоведческих терминов [Текст] / С. П. Белокурова. – СПб.: Паритет, 2006. – 314 с.

5.    Бочкарева Н.С., Суслова И.В. Роман о романе: преодоление кризиса жанра (на материале русской и французской литератур 20-х годов ХХ века):                   [Текст] / Н.С.Бочкарева, И.В.Суслова; – Пермь: ПГУ, 2010 – 148 с.

6.    Голубков, М. М. Русская литература XX в. После раскола : [Текст] / М.М. Голубков. - М. : Аспект Пресс, 2001. - 267 с.

7.    Сухих, С. И. Заблуждения и прозрения Максима Горького [Текст]: / С. И. Сухих. – Нижний Новгород: Поволжье, 2007. – 216 с.

8.    Фаритов В. Т. Воля к власти и субъект в художественной прозе М. Горького (Ницшеанские мотивы повести «Жизнь Клима Самгина» [Текст]: / В.Т. Фаритов // Вестник ТГУ. Филология. – 2019. – № 62. – С. 274

9.    Федосеева, Т.В. Современное литературоведение: вопросы теории и методологии [Текст]: / Т. В. Федосеева // Рязань: Рязанский гос. ун-т им. С. А. Есенина, 2017. - 111 с.

10. Горький, М. Собрание сочинений [Текст]: В 25 т. / М. Горький  – М.: Наука, 1972. – Т. 16, Т. 21-25

11. Мотин С. В. О понятии «интеллигенция» в творчестве И. С. Аксакова и П. Д. Боборыкина / С.В. Мотин // Известия Пензенского государственного педагогического университета им. В. Г. Белинского. - 2012. - № 27. - С. 838-844.

12. Федотов, Г. П. Трагедия интеллигенции [Текст]: / Г. П. Федотов // Федотов Г. П. Судьба и грехи России: Избранные статьи по философии русской истории и культуры. – СПб.: София, 1991. – Т. 1. – С. 66–101.

13. Гавриш, Т.Р. Максим Горький как художник-новатор: «Экзистенциальное начало романа «Жизнь Клима Самгина» [Текст]: / Т.Р. Гавриш // Учёные записки Крымского Федерального университета имени В. Вернадского. Филологические науки. – 2018. – № 2. – С. 6

14. Маркович, А.В. Три допроса Самгина: три ступени самопостижения героя и автора (на материале «Жизни Клима Самгина» М. Горького) [Электронный ресурс]: / А.В. Маркович, // Вестник Тамбовского университета  Гумилева. – 2008. – №7. – Режим доступа: https://www.elibrary.ru/item.asp?id=12839905

15. Неженец, Н.И., Палеева, Н.В. «Жизнь Клима Самгина» - незавершённый роман А.М. Горького [Текст]: / Н.И. Неженец, Н.В. Палеева // Культура и образование. - 2018. - № 29. - С. 51-52.

16. Оляндер Л. К. Роман М. Горького «Жизнь Клима Самгина» и социокультурный контекст начала и конца ХХ века [Текст]: / Л. К. Оляндер // Творчество Максима Горького в социокультурном контексте эпохи. Горьковские чтения. – 2004: Материалы Международной конференции. Нижний Новгород: Издательство Нижегородского госуниверситета, 2006. – 597 с. – С. 62–70.

17. Гавриш, Т.Р. Философия выбора смерти (на материале романа М. Горького «Жизнь Клима Самгина»)   [Текст]: / Т.Р. Гавриш // Acta Eruditorum. – 2019. – № 31. С. 19

18. Пьецух, В. А. Горький Горький: Эссе [Текст]:  / В.А. Пьецух // Столица. –1991. – № 338. – С. 52

 

 

 

Перейти в архив


Оценка (0.00) | Просмотров: (912)

Новинки видео


Другие видео(192)

Новинки аудио

Елена Крюкова "Обнаженная натура"
Аудио-архив(210)

Альманах"Клад"  газета "Правда жизни"  Книги издательства РОСА
© 2011-2014 «Творческая гостиная РОСА»
Все права защищены
Вход