Когда исчезнет русский язык?

Дата: 18 Апреля 2018 Автор: Рымарь Виктор

В 1999 году Генеральной конференцией ЮНЕСКО был учреждён Международный день родного языка. И с тех пор ежегодно 21 февраля этот День отмечается с целью защиты родного языка – сохранения языкового и культурного своеобразия каждой нации, каждого народа в мире.

По оценкам ЮНЕСКО около трёх тысяч языков на планете претерпевают такие существенные изменения, а количество их носителей становится столь немногочисленным, что эти языки находятся под угрозой исчезновения.

Не обходит эта проблема и нашу страну. По данным исследований ЮНЕСКО на территории России находятся под угрозой исчезновения сто тридцать шесть языков!

Конечно, многие полагают, что в обозримом будущем русскому языку исчезновение не грозит. И что великий и могучий будет существовать если не вечно, то очень и очень значительный период истории человечества. И им с наслаждением будут пользоваться ещё многие поколения людей, как на территории России, так и за её пределами.

Однако так ли это? В наш век изменения в информационном пространстве происходят стремительно, причём ускоряясь, в геометрической прогрессии.

Тревожных разговоров о том, что русский язык подвергается вредным воздействиям по нарастающей, что необходимо немедленно предпринимать меры по его защите – таких разговоров в культурной среде становится всё больше.

Недавно через Интернет была произведена точечная адресная рассылка «актуальных вопросов по проблемам языка».

Пришли эти вопросы и к нам. Мы не могли остаться в стороне от важной темы и тоже поучаствовали в дискуссии. Ниже приводим эти вопросы и наши ответы на них.
 
 - Часто можно слышать, что язык надо защищать. От кого? От народа – носителя языка? От писателей – продуцентов языка? Ведь те же Пушкин или Карамзин не были чужды новаторства.

- Считаем, что категория защиты к такому феномену как язык малоприменима. Язык – это не материальный объект, это процесс. И процесс непростой. Язык – одна из форм проявления человеческого разума, один из способов его, разума, бытия и его существования.

На наш взгляд, применительно к языку более подходит вопрос о том, нужно ли этот процесс сдерживать, как-то его произвольно регулировать.
Язык сегодня – это всеобщее достояние всех современных людей, полученное от всех предшествующих поколений. Если говорить о защите языка, значит, признать, что какая-то часть человечества или нации пользуется этим достоянием как-то не так, следовательно, как-то не так проявляет свой разум, обладает неправильным умом.
Что ж, разные группы людей и чувствуют, и мыслят по-разному, и по-разному выражают мысли. Различие – имманентное свойство человеческого общества, как, впрочем, всего сущего. И нередко люди не могут найти общий язык. Но глубинная причина непонимания людьми друг друга совсем не в языке, а в разности сознаний, разности всей психической сферы. Если бы люди и мыслили, и чувствовали одинаково, не было бы и языковой проблемы – и мы бы не вели этот разговор – как не было бы и многих других проблем в сфере человеческих взаимоотношений.
Не думаем, что каким-то людям надо язык защищать, то есть воздействовать на других людей, которые с точки зрения первых пользуются языком неправильно.
Каждому человеку нужно просто находить людей, с кем он может говорить примерно на одном языке. Примерно – потому, что полного соответствия и полного совпадения и полного взаимопонимания не бывает по причинам, отмеченным выше.

Далее, что касается принципа причастности к языку. В заданном выше вопросе нация разделяется на две части. На писателей и народ. Одни якобы язык продуцируют, другие его «носят», то есть пользуются им. Мы не находим это деление адекватным. Скорее, и «народ» язык продуцирует, и «писатели», безусловно, являются носителями языка.
Что касается инноваций в сфере языка, то они являются отражением духовных процессов общества в целом. Здесь – для лучшего понимания явления – на язык можно смотреть как на продукт коллективного сознания или, если угодно, бессознательного.

Никакой продуцент ничего нового не внесет, если общество по своей ментальности не способно это принять к употреблению. И если в обществе, локальном сообществе, не возникла обусловленная духовными процессами потребность в новаторстве, не возникнет и никакого продуцента из числа носителей языка.
 
 - Язык – живой организм. А всё живое меняется во времени, зависит от окружающих обстоятельств и т. д. Как оценить попытки депутатов нижней палаты законодательно повлиять на эволюцию языка (закон о языке 2005 г)?

- Депутаты пытались законодательно повлиять не на язык, а на поведение людей – на поведение, касающееся использования языка в публичной сфере.
На использование языка дома, в узких кругах закон пока влиять не пытается. При этом депутаты исходили из своих собственных представлений, каким должен быть язык. В целом их намерения благие.

Язык является проявлением сознания, отражением его качеств и содержания. Но причинно-следственные связи имеют, как известно, и эффект обратного действия. В данном случае, насаждение норм языка может в какой-то степени повлиять на сознание людей и, далее, на их поведение. Этого, по всей видимости, в конечном итоге и добивались депутаты. Они полагали, что если заставить человека отказаться от плохих, с их точки зрения, элементов языка, то, в конечном счете, это приведет к улучшению сознания и затем поведения человека. А, следовательно, жизни общества в целом, что и является целью всей депутатской деятельности.
 
 - Сегодня говорят о деградации языка. Когда этот процесс начался? Можно ли его связать с былым насаждением в стране атеизма? Ведь языки народам дал Бог.

- Хорошо бы спросить у тех, кто говорит о деградации языка, что ими понимается под деградацией. Исчезновение каких-то элементов языка? Возникновением новых элементов? Ослабление каких-то языковых функций? Каких? В чём это конкретно проявляется? И так далее.
Когда мы определим, что есть деградация языка, мы сможем проанализировать, какие изменения языка следует оценивать как деградационные. Далее установим, когда это началось и лишь затем попытаемся определить, что явилось причиной.

Языки-то Бог народам дал, но не приложил подробных инструкций на каждом из них, как ими правильно пользоваться. Забыл, а, может быть, сделал это специально, и дал ведь не один, а разные языки, чтоб у нас было побольше проблем. А то их у нас мало: болезни, наводнения, землетрясения, ураганы…  – сущие пустяки, надо, чтоб мы еще друг друга не понимали со всеми вытекающими последствиями. Как тут не возникнуть атеизму в умах особенно нетерпеливых? Впрочем, это иная тема.
 
- Деградация языка связана напрямую с деградацией общества? Засилье нецензурной лексики – отражает падение морали и нравственности? Что первично в этом процессе? И с чем бороться в первую очередь?

- Первый вопрос из данной группы вопросов формулируется таким образом, как будто совершенно ясно и неоспоримо, что язык деградирует. То есть становится плохим с точки зрения ранее принятого эталона. Но при этом не уточняется, о каком именно языке речь, о чьём языке. Нет ведь языка вообще. Даже определений языка существует несколько. Есть общефилософское определение языка, есть литературоведческое, кибернетическое, семиотическое и так далее. Даже если возьмем обыденное понятие языка, то, приглядевшись, увидим, что у разных групп даже одного и того же народа (в смысле этноса) – свой язык – лексикон, фразеология, синтаксис, фонетика, интонации…

 Язык какой-то социальной группы может деградировать – как следствие деградации самой группы, а язык другой группы – оптимизироваться. Даже язык одной группы по каким-то параметрам может оптимизироваться, а по каким-то деградировать. Жизнь языка – процесс сложный, как и жизнь общества, в котором по одним параметрам – явный прогресс, по другим – упадок.

Ответ на второй вопрос. Засилье так называемой нецензурной лексики – свидетельство отсутствия самой цензуры. Этой лексики, которую люди определенного круга оценивают как нецензурную, стало больше потому, что людей этого круга стало меньше вместе с их влиянием на другие круги.
На передний план вышли другие люди, для которых лексика, о которой речь – обычный и неотъемлемый элемент языка, адекватно отражающего духовное содержание этих людей. Их много, и они просто говорят на своём абсолютно им родном языке.

Язык других групп людей остался прежним, развивается в соответствии с духовным развитием или стационарным состоянием их носителей.
Говоря о группах, мы не имеем в виду социально-функциональные, профессиональные группы, социально-имущественные группы, а лишь социокультурные группы.
Говорить о причинах «нашествия» или «восстания масс» всё равно, что говорить о причинах налёта саранчи, возникновения новых вирусов или проявления солнечной активности. Так устроена вселенная: всё возникает и исчезает, усиливается и ослабевает, одно приходит на смену другому. Любая причина – лишь звено в бесконечной (имеющей не линейную, а многомерную структуру) цепи причинно-следственных связей, где взаимодействие происходит по всем направлениям.

С чем бороться в первую очередь? Если кому-то не терпится и очень хочется бороться, то в первую очередь надо бороться с теми явлениями деградации языка, которые удастся заметить в себе самом. Наверняка, на стремящегося к борьбе повлияли иные социокультурные группы, и его лексикон «обогатился» элементами их языка. Ему следует обратить внимание на себя: не использует ли он жаргоны каких-то групп, матерную ругань, не засоряет ли речь свою бессмысленными «модными» «словами-паразитами» и так далее.
 
- Сегодня в России происходят коренные демографические изменения населения. Русские в обозримом будущем составят меньший процент населения. Наверное, закономерно будет, что русский язык, сохранившись как язык, но уже нового народа, станет другим языком?

- Русский язык и сейчас неоднороден. Есть язык интеллектуально-нравственной элиты народа, и есть, например, язык русского блатного сообщества. Это разные языки, хотя их носители – одной национальности. Есть языки прочих субкультурных групп. Каждая из субкультурных групп этноса может пополняться людьми генетически иной национальности, важно каковы они по культуре, по языку. Мы можем назвать немало людей разных национальностей, но по культуре – русских, причем весьма образованных, обладающих прекрасной речью, лишенной всякого языкового мусора. Многие генетические (этнические) русские могли бы взять их речь за эталон.

Люди, которые волею судьбы воспитаны на лучших образцах русской культуры, для которых русский язык – родной язык, эти люди и будут носителями классического русского языка, его хранителями независимо от того, какой национальности они генетически. И, наоборот, чистокровные русские, если таковые вообще есть, воспитанные на сквернословии, на примитивных культурных явлениях никак не поспособствуют процветанию русской культуры и языка.

Возможно, сильно распространится и третья разновидность языка – русский разговорный массового иммигранта, язык, достаточный для того, чтобы объясниться на стройке, в магазине, в армии, но недостаточный для обсуждения вопросов духовных даже на самом простом уровне.

Таким образом, весь русский язык можно разделить условно на три разновидности: язык русской духовной элиты, язык русского простонародья, язык массового иммигранта.
Носителей третьей разновидности языка, по всей видимости, будет всё больше и больше. Эта разновидность языка будет более тесно взаимодействовать со второй разновидностью, подпитываясь из нее. Круг же языковой русской элиты какое-то время будет сужаться.
 
- Нынешние дети растут на фильмах Голливуда, читают в основном о приключениях Гарри Поттера. Русская классика проходит мимо них. Школьная программа не в счёт. Не будем здесь лукавить. Сегодня для подростков русский язык – язык перевода, читаемой ими западной литературы и язык убогого женского романа. Роли великого и могучего это как-то мало соответствует. Отечественные кинематографисты сетуют на скудный бюджет, из-за которого не могут дать достойный ответ Голливуду. А чем оправдываются наши писатели?

 - Писателями люди становятся по разным причинам и преследуя разные цели. Есть несколько типов писателей. Лучшие – по нашим критериям – это писатели, которые обладают и глубиной мышления, и даром художественного мировидения, тонким чувством юмора, владеют изящным стилем и богатым лексиконом, которые выдвигают оригинальные идеи, высказывают парадоксальные суждения, ставят сложные, жгучие вопросы, которые предаются творчеству самозабвенно, не подгоняя своё творение под чьи-то запросы или интересы книжного рынка. Такие писатели сетуют, во-первых, на отсутствие адекватного читателя, во-вторых, на то, что, создавая такую литературу, невозможно прокормиться. И то и другое понятно. Второе исходит из первого.
Действительно, написать хорошую книгу – большой долгий труд, требующий от писателя полной самоотдачи, поглощающий автора всего без остатка. Но писатель – живой человек, ему надо есть, оплачивать жильё, лечиться и так далее.

Кто ему это обеспечит? Издатель? Нет, издатель не издаст его книгу в силу её «нерыночности». Издателю нужны совсем другие авторы. Может быть, государство? Оно ведь должно быть заинтересовано в воспроизводстве грамотного, думающего, нравственного народа? Но люди, занимающие соответствующие государственные должности, обладают собственными представлениями о том, как это делать. Может, российские нувориши выделят малую толику от своих миллиардов? Нет, этим вообще никакие писатели не нужны, они предпочитают пускать деньги на футбольные клубы, яхты и роскошные особняки.

С другой стороны, кто правильно определит: кому давать деньги? Кто из писателей действительно создаст социально-значимые творения, а кто продуктом своего самовыражения обществу только навредит? В советское время был и литинститут и «цех» писателей, которым предоставлялись творческие дачи и ежемесячная хорошая зарплата. И где шедевры? И каков результат?
 
 - Теперь о логике борцов за чистоту языка и за искоренение иностранных терминов. Их цель и мотивация? Они хотят, чтобы, живя в 21 веке, мы говорили языком 19-го? Иной темп жизни, иная логика, а язык прежний? Да и уж если на то пошло, если бы борьба за чистоту языка была всегда успешной, эти вопросы задавались бы на старославянском. Где дозволенная мера прогресса?

- Цель и мотивация борцов за чистоту языка обусловлена функциями языка. Язык не только средство передачи информации. Это многофункциональный элемент культуры. Под культурой следует понимать всю совокупность разумной деятельности человека плюс совокупность материальных и идеальных результатов этой деятельности. Иными словами, культура – продукт и процесс всей разумной деятельности человечества.

Язык же – сложный по своей функциональности элемент в замкнутой цепи причинно-следственных связей культурного организма, являющийся к тому же не статичным феноменом, а процессом.

Язык – и способ передачи информации, и источник получения эстетических переживаний, и инструмент для творчества и мышления, и сам – объект творчества, то есть люди экспериментируют с языком, его изменяют и так далее. Язык выступает и как объект и как форма игры. Дети с языком балуются, люди настроенные садистски, с удовольствием над ним издеваются и так далее.
Борцы за чистоту языка, например, являют собой группу с устойчивыми консервативными наклонностями. Новое в языке, как, впрочем, и в иных сферах культуры, вызывает у них крайне неприятные чувства. А всё привычное, знакомое с детства им мило и приносит удовольствие. Как же они не будут бороться с инновациями? Они искренне уверены, что всё новое по крайней мере сомнительно. Они отрицательно относятся даже к техническим новшествам, которые другим людям давно помогают жить и работать.
Дозволенная же мера прогресса в языке находится в рамках его главной функции – информационной. В этом смысле тот язык лучше, посредством которого люди быстрее и с меньшими искажениями передают друг другу информацию на уровне современного состояния культуры.

Желания же отдельных групп людей поиграть с языком, побаловаться и так далее, создают отдельные субкультурные языковые сферы, и проблемы возникают только тогда, когда эти сферы пересекаются. Поэтому здесь должно действовать общее правило: на своём языке – только со своими.

К сожалению, это не все понимают. Когда субкультурная группа начинает говорить с широкой публикой, то есть с остальными группами, на своём жаргоне, то, естественно, это вызывает раздражение. Этим грешат и чиновники, говорящие с людьми на кондовом канцелярите, и теле-радио-журналисты, вворачивающие свои профессиональные словечки, и «интеллигенты», вставляющие где надо и где не надо редкоупотребимые термины.
 
- Может, стоит расценить язык каждой эпохи как памятник этой эпохи? Но нельзя же жить на кладбище мёртвых языков?! Переделки Л. Толстого говорят об этом. Сегодня Толстого будут читать либо в адаптированном варианте, либо не будут читать вовсе. Или «адаптирование» классика (любого) – это «превращение вина в уксус»?

- Действительно, язык эпохи – памятник этой эпохе. Знать иные языки кроме родного – благо для ума, расширяющее его горизонты. Что-то заимствовать из других языков, в том числе древних, просто старых, – значит, обогащать свой язык, расширять своё сознание.

Но речь здесь, опять же, о языке определенной социокультурной группы. Если только вы один будете обогащать свой личный лексикон, вас просто перестанут понимать коллеги, соплеменники. И чем интенсивнее вы будете «культурно богатеть», чем активнее практически применять это богатство, тем меньше вас будут понимать, дальше вы будете отделяться от других людей. В этом главная проблема пребывания человека в языковом пространстве.

Не у всех есть время и желание читать романы Толстого, еще у меньшего количества людей есть время и желание при чтении классиков заглядывать в словари для выяснения значения ныне не употребляемых в обыденной речи слов. А потому многим прочитавшим далеко не всё понятно.

Адаптировать тексты, конечно, не следует. Кто хочет постичь ушедшую эпоху, пусть потрудится почитать подлинник, пользуясь при этом словарем Даля. Кто хочет просто узнать идеи романа, пусть почитает исследовательскую литературу о творчестве писателя.

А для просвещения масс государству следовало бы оплатить качественную экранизацию романа, где бы герои говорили на современном языке. Кстати, просмотр хорошо сделанного фильма многих подтолкнул бы и к прочтению «первоисточника».
 
- Как вы оцениваете сегодня российского читателя? Поэт для народа в России нынче больше чем поэт? Или обычный специалист из разряда «белых воротничков»?

- Читатели как и писатели делятся на несколько категорий. Это применимо к читателям любой страны. Россия не является какой-то из ряда вон выходящей страной по части чтения её населением книг. Кто-то из читателей ищет ответы на мучающие его вопросы, кто-то жаждет знаний, кто-то наслаждается остроумием автора, изяществом языка, кто-то стремится уйти от действительности в приятные грёзы, кто-то читает от скуки, чтобы отвлечься, «убить время», кого-то увлекает сюжет, загадка: а что же дальше? кто убил? от кого ребенок?! и так далее…
 В наше время читателей, относимых к последним из перечисленных выше категорий, стало несколько больше. Но их и всегда было больше, чем первых.
О поэте и современном народе России можно сказать, что поэт для народа нынче не больше чем поэт, а меньше чем поэт.
 
 - Вопрос, похожий на предыдущий, но уж относительно самих писателей: Русский писатель – это особое явление? Оно существует сегодня? Или глобализация охватила и национальную литературу? И как мастера слова перенесли низвержение с пьедесталов властителей дум в специалистов по заполнению досуга масс?

- Сейчас, конечно, глобализация коснулась и сознания писателя. Русский якобы писатель, надев швейцарские часы, американские джинсы и английский пиджак (всё изготовлено в Китае) – отправляется за вдохновением в Грецию, Испанию, другую южную страну. Чем он хуже Горького, творившего на Капри?
И в книге такого писателя вроде бы всё есть: и мысли, и юмор, и кириллица… Но нет русского духа. То есть, книга, может, и хорошая, но книга не русского, книга – жителя планеты.
Вот если бы писатель надел сапоги и телогрейку, и, взяв сумму, приготовленную на пляжный отдых, уехал бы на год-два в какую-нибудь северную деревню… Тогда бы мы воспринимали его книгу, там написанную, как особое явление, как книгу русского писателя.

Есть такая огромная категория людей, которым по большому счёту не важно, как зарабатывать деньги, лишь бы было не пыльно и не очень тяжело. Некоторые из этой категории умеют немного думать и писать. На этом основании берутся за производство текстов, пользующихся спросом у платежеспособного большинства населения. Ну, что ж, можно назвать их «специалистами».
Властителями дум, конечно, они не являются. Дум (в возвышенном смысле этого слова) нет ни в их текстах, ни в головах читающих эти тексты. Вряд ли эти производители текстов когда-нибудь были властителями дум, да потом низверглись. Хотя в головах людей с течением времени возможны всякие метаморфозы. Чаще, однако, маразматические. Тут нет ничего удивительного. Обычно так и бывает у тех, кто и в молодости особым умом не отличался и о сверхобыденном думать не любил.
 
- В свете предстоящих выборов, трудно удержаться от вопроса на соответствующую тему. Каков будет выбор творческой интеллигенции? Она с народом? Представляет из себя благоприятную среду для дальнейших демократических преобразований? Либо же она потенциальное «пушечное мясо» или авторитаризма или анархии?

- И интеллигенция (люди умственного труда), и народ (люди труда физического) неоднородны. Есть всякие и там, и там. У кого преобладает стремление к тихой, созерцательной жизни, тот будет всячески приспосабливаться, прятаться от невзгод. Кто по натуре бунтарь, тот будет бунтовать даже при сравнительно благополучном положении вещей. Преобразователь всегда рвется всё поменять, перестроить. Консерватор – сохранить, сберечь. У каждого свои потребности. Одни жаждут авторитарного режима, «чтоб был порядок». Другим подавай максимум свобод, хрен с ним, с порядком. И каждый считает себя правым, у каждого – неопровержимые доказательства его правоты.

Обратите внимание: в данных вопросах сквозит предвзятость, угадывается заданная позиция. «Демократические преобразования» – неоспоримо вещь достойная, и тут люди могут быть «благоприятной средой». А вот авторитарный режим или анархия – очень плохо – тут люди «пушечное мясо».
Так и с языком – что нам близко, мило-дорого и понятно, и привычно – это хорошее в языке, а что нас раздражает, не вписывается в нашу субкультуру – недостойно быть в языке, и с этим надо бороться.

Иными словами, в реальности нас беспокоит не язык сам по себе, а наше психическое самочувствие, мы не получаем удовольствия от той языковой среды, в которой пребываем и желаем её изменения под свои потребности, вкусы. Также мы не всё понимаем в языке иных социальные группы, к тому же они нас и независимо от их языка – сами по себе –раздражают, как нечто чужое и враждебное. Мы хотели бы, чтоб они пребывали где-то подальше, чтоб их и не видеть, и, естественно, не слышать…
 
Об этих проблемах можно ещё говорить очень много и долго. Однако как бы мы ни философствовали о языке, а хочется всё же закончить гениальными стихами Ивана Алексеевича Бунина, написанными более ста лет назад:

Молчат гробницы, мумии и кости.
Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
Звучат лишь письмена.
И нет у нас иного достоянья!
Умейте же беречь
Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья
Наш дар бесценный — речь.

Санкт-Петербург, 2018 год