Тайна

Дата: 20 Декабря 2017 Автор: Сергеев Леонид

Подростковый возраст — замечательное время, когда зарождается первая влюбленность, когда пустяковые, по мнению взрослых, переживания достигают такого накала, что порой переходят в серьезную болезнь. Понятно, ведь загадочное чувство возникает впервые и потому все воспринимается особенно остро: каждый взгляд полон значения, каждое прикосновение имеет важный смысл, не говоря уж о словах — они могут поднять в небо или сразить наповал.

Наш маленький поселок, как каждое место, где прошло детство и отрочество, навсегда остался для меня дорогим. Помню точно — тот тихий мирок я считал самым лучшим на свете, и до десяти лет мне не было никакого дела, что где-то есть огромный шумный мир.

В поселке имелось все для мальчишеского счастья. Перед нашими домами росли высоченные березы, на их нижних ветвях мы устраивали качели, а на верхних — «жилище Тарзана». С одной стороны за поселком простирался луг с петляющими тропами к городской окраине. На лугу мы запускали змея, играли в футбол. С другой стороны к домам примыкал, заросший кустарником, овраг, на дне которого протекала мелководная речушка; большую часть ее русла заполняли коряги с бурой гнилью, но попадались и чистые бочаги с песчаными отмелями — местами наших купаний. На противоположной стороне оврага начиналось редколесье, где были грибные поляны, малинники и россыпи земляники.

Посреди самого поселка стояла колонка, от которой бежал ручей в пожарный водоем — в нем летом мы катались на плоту, а зимой гоняли на коньках. Ко всему, наши дома окружали сады и огороды — то есть, фруктов, овощей и ягод мы ели сколько влезет.

Ну а с общением нам повезло особенно — нас, мальчишек десяти-двенадцати лет, было семь человек, а девчонок однолеток всего три, что нас вполне устраивало, поскольку в том возрасте мы считали девчонок никчемным сословием. Например, когда мы всей нашей смешанной ватагой строили шалаши, девчонкам отводили роль всего лишь подсобных рабочих — они что-нибудь подавали и поддерживали, а во время футбольного матча ставили их вратарями.

У наших девчонок были обычные имена и они, естественно, имели прозвища: Ленку Козлову звали Коза, любительницу сладких плюшек Катьку Запольскую — Плюшка, тихоню Машку Полякову

— Мышка. Коза и Плюшка участвовали во всех наших играх, в том числе и в войну, и не пропускали ни одной вылазки в лес, и даже забирались в «жилище Тарзана». Как и мы, они ходили в синяках и ссадинах.

Мышка избегала наших игр. Она вообще не отличалась общительностью, с девчонками дружила, а нас, мальчишек, вроде и не замечала. Бывало, играем в футбол, Коза с Плюшкой, само собой, — в «воротах», а Мышка безучастно наблюдает за игрой или вообще сидит на склоне оврага и читает книгу. Но именно Мышка однажды сделала наше времяпрепровождение «более интеллектуальным».

Обычно с наступлением темноты мы всей командой сидели на бревнах и болтали о пустяках. Однажды Мышка предложила новую игру «в слова»: кто-нибудь называл первое пришедшее на ум слово, сидящий рядом называл слово, которое начиналось на последнюю букву предыдущего слова и так далее. Чтобы усложнить игру, Мышка придумывала определенную тему: например, «предметы» или «животные». Побеждал тот, кто произносил последнее слово, после которого всеобщий словарный запас иссякал. Как ни странно, в большинстве случаев побеждали девчонки, чаще всех — начитанная Мышка. Как только все смолкали, не в силах вспомнить ничего подходящего, она тут же спокойно выдавала нужное слово. Однажды и я, будучи в ударе, вышел в «финал» и некоторое время пикировался с Мышкой на равных, но все-таки мне выиграть не удалось. После этого поединка я разозлился на Мышку и, когда мы расходились, подошел к ней и процедил:

— Много строишь из себя, воображала! А в футбол с нами слабо играть?!

Мышка поджала губы:

— Сам воображала! Футболист называется! Я видела, как ты по мячу мажешь!

Это обвинение просто взбесило меня, я готов был треснуть ее по голове, но сдержался и только бросил:

— Дура!

— Сам дурак! — хмыкнула Мышка и ушла, задрав нос. Тихоня Машка оказалась зубастой Мышкой, даже Крысой.

Знать бы мне тогда, что нередко крепкая дружба и даже любовь начинаются с жесткого противоборства. Но я не знал, и не упускал случая нагрубить строптивой девчонке. Она отвечала мне злыми насмешками. Так продолжалось, пока мы не повзрослели — всего на два года, но наши отношения круто изменились.

Как-то мы с Мышкой оказались у колонки — оба с ведрами пришли за водой. Пока наливалась вода, я молчал, ждал от «Крысы» очередной колкости, но она вдруг кивнула на забор, увитый усами тыквы, и сказала:

— Тыква — мое любимое растение. Такие большие желтые граммофоны. И вначале за ними только маленькие шарики, но с каждым днем они растут и превращаются в огромные шары. Прям чудо!

— Я люблю пшенную кашу с тыквой, — буркнул я.

— Я тоже люблю, — тихо проронила Мышка. — И жареные тыквенные семечки тоже.

Так, на любви к тыкве мы и помирились. Со временем наше примирение переросло в дружбу.
А повзрослевшие Коза с Плюшкой в один прекрасный день заявили, что больше не будут играть в футбол и демонстративно вышли из «ворот» в самый разгар матча. На все наши уговоры Коза тянула:

— Надоело. Неинтересно. И потом болят руки и ноги.

Плюшка высказывалась еще жестче:

— Футбол — глупая игра.

А буквально через неделю «бывшие вратари» со значением объявили, что придумали себе новые имена — Изольда и Виолетта, и потребовали называть их «по-новому». Экзотические имена звучали, как музыка, но мы долго не могли к ним привыкнуть, то и дело срывались на привычные прозвища, чем вызывали гнев наших новоиспеченных «королев» — так их в шутку назвала Мышка.

— Хотите стать королевами, — усмехнулась она. — А мне и мое имя нравится.

Вместе с новыми именами «королевы», как и положено, изменились и внешне: Ленка-Коза-Изольда стала украшать себя искусственными цветами, а Катька-Плюшка-Виолетта закручивала около ушей волосы в некие спирали — Мышка их называла «завлекалки». Но главное, каким-то странным образом, эти красотки вовлекли нас в новую игру, точнее — ввели в нашу забаву «со словами» романтический уклон.

Игра называлась «Садовник» и заключалась в том, что каждый выбирал какой-нибудь цветок и во время игры был не Вовкой и Сашкой, а, например, Ландышем и Колокольчиком. Ведущий — «Садовник», после слов «все цветы мне надоели, кроме…» — называл один из цветов; тот откликался и переадресовывал свой выбор другому цветку, и так далее. Было очевидно — если кто-либо постоянно выбирает один и тот же цветок, он испытывает тайную симпатию к этому игроку. Чаще всего ребята становились цветами, которые росли в наших палисадниках: пионами, георгинами, ирисами. Изольда непременно была лилией, а Виолетта — розой. Мышка, конечно же, — цветком тыквы, а я — репейником (мне нравились эти колючие лиловые цветы).

И вот однажды я замечаю, что Виолетта-роза все время выбирает репейник и при этом как-то загадочно смотрит на меня. Понятно, игру Виолетты заметил не только я, и ребята начали хихикать. Мышка даже фыркнула и вышла из игры.

Спустя несколько дней мы с Виолеттой столкнулись на городской окраине у продмага, куда меня мать послала за продуктами. Я только вышел из магазина, как она появилась неизвестно откуда, в ее руках был букет васильков.

— Вот сейчас один молодой человек подарил, — пояснила она, кивнув на цветы.

Мне было совершенно все равно, кто чего ей подарил, но она продолжила:

— Он сказал: «Вы такая красивая»… А ты как считаешь? — она кокетливо тряхнула «завлекалками».

А я никак не считал. Некоторые ребята уже проявляли кое-какой интерес к Изольде и Виолетте, но для меня они были всего лишь товарищами, ну еще бывшими игроками футбольной команды, к тому же — самыми худшими. Естественно, на ее вопрос я просто пожал плечами и пробубнил что-то невнятное.

— Ничего ты не понимаешь, — скривилась Виолетта и быстро направилась к поселку.

Но, видимо, моя небрежность все же задела ее, она решила доказать мне, тупоумному, что является не только красивой, но и «необыкновенной».
На следующий день я зашел к Мышке за книгой, которую она обещала дать мне почитать. Мышка с Изольдой и Виолеттой сидели на скамье в палисаднике и, щелкая тыквенные семечки, что-то обсуждали. Не успел я открыть калитку, как Виолетта вскочила со скамьи:

— Ну, что я сказала?! Сейчас он придет! И точно! У меня волшебное чутье, могу даже угадать, что произойдет завтра!

Я подивился способностям Виолетты, а Мышка хмыкнула и пригласила меня в дом:

— Пойдем, дам тебе книгу.

Сняв книгу с полки, Мышка вдруг сказала:

— Все Плюшка выдумывает, она увидела тебя еще издали… И васильки ей никто не дарил, она сама в этом призналась…

Я мало что понял из всех этих «штучек» Виолетты. Понял одно — она просто морочит мне голову. Но вскоре Виолетта по-настоящему поразила всех нас. Как-то «на дровах» она вдруг заговорила с Изольдой… на «иностранном языке».

— На-бас ши-бас маль-бас чиш-бас ки-бас ду-бас ра-бас ки-бас, — произнесла Виолетта.

— Ду-бас ра-бас ки-бас, — откликнулась Изольда и обе «иностранки» рассмеялись.

Это было впечатляющее выступление, мы все оцепенели, разинув рты. Загадочные фразы сразу возвысили Виолетту и Изольду над нами. Стало ясно — они знают такое, что нам и не снилось.

— Мы изучили один очень трудный иностранный язык, — пояснила Виолетта нам, ошарашенным.

Но внезапно Мышка повернулась к «иностранкам» и проговорила:

— У-бас нас-бас в-бас клас-бас се-бас так-бас дав-бас но-бас го-бас во-бас рят-бас, — и, повернувшись к нам, «перевела: — У нас в классе так давно говорят. Никакой это не иностранный, это тарабарский язык. Надо просто к слогам прибавлять «бас».

Уже через час мы все освоили «новый язык» и чуть ли не до полуночи изъяснялись исключительно «по-тарабарски». И в последующие дни продолжали коверкать наш «великий и могучий» язык. Только Мышка говорила «нормально». И все реже участвовала в наших сборищах — всем своим видом она давала понять, что ей надоели наши игры, что ей попросту неинтересно с нами.
Зато Виолетта с Изольдой чувствовали себя героинями нашей компании. Они «тарабарили» без умолку, а Виолетта еще и пела какие-то веселые мелодии, и ужасно жалела, что мы не можем устроить «танцы под радиолу». Похоже, она не понимала, что ее партнеры еще не доросли до танцев, а такие, как я, и вовсе презирали всякие «танцульки».

Как-то при встрече Виолетта сказала мне:

— На-бас до-бас по-бас го-бас во-бас рить-бас. Встре-бас тим-бас ся-бас ве-бас че-бас ром-бас у-бас ов-бас ра-бас га-бас, — и, чтобы до меня дошла вся важность предстоящей встречи, прошептала на «чисто русском»: — Но это тайна, никому ничего не говори.

Меня охватило любопытство и некоторое смятение — какую тайну собиралась сообщить Виолетта я никак не мог предположить.
Около часа в беспокойном ожидании я ходил взад-вперед вдоль оврага. Наконец, показалась «носительница тайны». Подошла и, глядя мне прямо в глаза, спешно выпалила:

— Ты-бас мне-бас нра-бас вишь-бас ся-бас.

Я растерялся от такого признания, стоял и тупо пялился на Виолетту. А она вдруг приблизилась и еле слышно выговорила:

— По-бас це-бас луй-бас ме-бас ня-бас!

Наверняка, со стороны такая просьба, высказанная «по-тарабарски», выглядела смешно, но мне было не до смеха, я струсил так, что у меня затряслись ноги. Не знаю, откуда появились силы, но я припустился к дому, словно заяц, за которым гнались собаки.

С того дня Виолетта стала обходить меня стороной. Я тоже не стремился общаться с ней, но однажды все же спросил:

— Так про какую тайну ты хотела сказать?

 

Перейти в архив


Оценка (0.00) | Просмотров: (1122)

Новинки видео


Другие видео(192)

Новинки аудио

Елена Крюкова "Обнаженная натура"
Аудио-архив(210)

Альманах"Клад"  газета "Правда жизни"  Книги издательства РОСА
© 2011-2014 «Творческая гостиная РОСА»
Все права защищены
Вход