Свиньи

Дата: 17 Мая 2017 Автор: Бурдин Максим

                                                           «И бесы просили Его: если выгонишь нас,
                                                           то пошли нас в стадо свиней. И Он сказал им:
                                                           идите. И они, выйдя, пошли в стадо свиное».
                                                                                                                        Мф. (8, 31 - 32)
 
I
 
…И тогда Лазарь не выдержал, вздохнул, перекрестился и ушел в долгий и чудесный запой.
 
Немногим раньше он сидел за обеденным столом грязненькой кухоньки и ел густой, горячий суп. Его Махонька, как он называл супругу в минуты нежности, которых было не то, чтобы много, но и не мало - ровно столько, сколько нужно для умеренной супружеской ненависти, мыла посуду. Ее сухой, некрасивый стан внушал Лазарю покой и умиротворение.

-  Ма-ахонька, - протянул Лазарь, поглаживая свой плотный, разбухший живот. Привстал и плюхнул руку на твердую ягодицу супруги, отчего получил значительное удовольствие, всплывшее на его лице кривой улыбкой.

-  Сука, - вяло отозвалась жена.

Лазарь не обиделся и съел луковицу.

-  И мразь, - продолжила жена, натирая взмыленной губкой блюдо. – Всю жизнь мне искалечил.

-  Жизнь, Манька, на то и жизнь, чтобы ее калечить. Без этого не обойтись. – Лазарь отодвинул початую тарелку и срыгнул. – Только вот калечить умеючи надо. Не ломать на корню, а гнуть ее, падлу, и так, и эдак пробовать. Чтобы, в конце концов, придать ей единственно верную, совершенную форму. Это, Манька, и называется «земным раем».

-  Урод, изверг, свинья! - разошлась супруга. – Тебе все пить, жрать, да умного из себя строить! В доме гвоздь вколотить некому! Все гвозди вколачиваю я!

-  Знаешь, Манька, - Лазарь зевнул и сладко потянулся, - люди делятся на две категории: одни забивают гвозди, а другие руководят процессом… Без этого не обойтись.

Махонька брызнула страшными ругательствами, и Лазарь поспешно ретировался в детскую, единственное место, где было ему спасение от гнева жены.

Пахло мочой и прокисшим молоком. Перед развешанными в углу иконами чадила лампадка. В тесной кровати с деревянными перегородками сопели бок о бок два упитанных, плотно закутанных младенца. Лазарь не научился отличать детей друг от друга: оба маленькие, оба светленькие, оба надоедливые. Потому говорил о детях только во множественном числе, как о целом, именуя их единственно верным и нежным, по его мнению, словом:
 

  -  Беся-ята… - растекся Лазарь в просторной отцовской улыбке и поправил съехавший кончик одеяла. Замер, очнулся, пододвинул стул, уселся, снова замер, поглощенный созерцанием двух перламутровых, как съеденная им луковица, рожиц.

Три года назад Лазарь воскрес, перестал злоупотреблять низкокачественной водкой и перешел на смачный самогон. Потом и вовсе остепенился, начал пить исключительно «разливное», нашел работу в мясной лавке, женился. С этим ушла и легкая утренняя картечь похмельного безумия. Теперь Лазарь просыпался под артиллерийские удары детского хора. Детей считал чем-то вроде кары небесной, а потому относился к ним с трепетом и благоговением. Всегда приносил им с работы ломтик свинины, но так как мяса дети еще не ели, съедал его сам.
Женился Лазарь случайно. Щупленькая, бледненькая, со сросшейся полоской белых бровей и трагической искрой во взгляде, наполовину сирота, Махонька запала ему в душу на четвертый день их семейной жизни, когда Лазарь, сетуя на что-то, разбил вазу, а она, всплеснув руками, бросилась подбирать осколки. Правда, после, обругала его на чем свет стоит, но это не помешало Лазарю ненадолго влюбиться в супругу.

Один из малышей зашевелился и издал протяжный трубный визг. Второй проснулся, чтобы поддержать брата. Лазарь вскочил, крикнул жене, чтобы утихомирила «засранцев», оделся и вышел на улицу.

Хмелящая, зрелая весна бросилась в ноздри запахами истлевших прошлогодних листьев и кала. Лазарь выругался для поднятия настроения, наступил в лепешку и выругался от злости. Очистив подошву ботинка, Лазарь выругался на радостях.

Мясная лавка, где он работал, находилась поблизости. Лазарь пришел туда уже вдоволь накаченный пивом, принял свою смену, застыл у прилавка в желтоватом от пятен запекшейся крови переднике.

Под выпуклой замызганной витриной покоились свежие и не очень останки: багровая мороженная телятина, синеватая баранина, отливающая зеленым свинина. Колбасы и ветчина отдельно. А из самого центра холодильника, окруженная веточками укропа и присыпанная ломтиками льда, взирала на покупателей подслеповатая свиная голова. Немало времени потратил Лазарь, чтобы придать ей потребный вид. Однако покупатели, только взглянув на голову, только увидев холодные, голубые, полуоткрытые мертвые глаза, либо просто отворачивались, либо тут же покидали лавку. Особенно впечатлительные – крестились.

Было в этом продукте что-то для Лазаря притягательное.

Бывало под вечер, когда редкий покупатель заглядывал в мясную лавку, Лазарь подолгу бродил рядом с витриной, поглядывая на свиную голову, а иногда и заговаривая с ней.

-  Ну чего ты на меня уставилась, а? Чего смотришь, свинья? Интересно тебе? – спрашивал Лазарь.

-  Интересно, Лазарь, - отвечала голова.

-  И что же тебе интересно? – Лазарь слегка отходил от витрины и деловито складывал руки на груди.

-  Многое интересно, Лазарь. Например, интересно, чего это ты сегодня с женой опять повздорил? – говорила голова.

-  А того и повздорил, что она мне жена, - отвечал Лазарь. – Женщина скучна и быстро надоедает, если в ее руке время от времени не возникает сковородка. А хорошая взбучка… - слово «взбучка» выходило у Лазаря так сладко, что он повторял: - хорошая взбучка нужна каждому мужчине! Без этого не обойтись. Хотя ты – свинья, тебе ли это понять…

-  Я понимаю, Лазарь. Я все понимаю. Мы, свиньи, очень похожи на вас, людей. У нас даже ДНК почти одинаковый. Правда в свинарнике, где я жила, все было иначе. У нас там, видишь ли, коммуна: хряки просто оплодотворяют самок, самки просто рожают. И никто никогда ни с кем не вздорит.

-  Свиньи!.. - презрительно констатировал Лазарь. – Ссора – это же целая культура. Искусство хорошо и правильно повздорить прививается людям еще в детском саду. Умения вовремя и к месту вставить крепкое словцо, вот, что делает человека – человеком!

-  Да, Лазарь, ты прав, - вяло соглашалась свинья.

Лазарь зажмуривал глаза, задерживал дыхание и наваждение проходило.

В самый разгар рабочего сна Лазаря навестил Бубель. Он бодро шагнул в двери магазина и так же бодро извлек из-за пазухи бутыль добротного домашнего самогона.

-  Ну что, Лазарь, тряхнем сединами?!  - провозгласил Бубель, встряхнул бутылку и восторженно взглянул на витрину. – А закуски-то, а закуски!..

Лазарь знавал разных собутыльников. Одни были вежливы и закрыты. Говорили мало, по существу. К бутылке прикладывались как бы неохотно, брезгливо, быстро напивались и лезли в драку с Лазарем. Другие пили много, сохраняя при этом трезвость ума. С такими было интересно поговорить, повздыхать, смутно ощущая, что тебя не принимают всерьез, но слушают. От таких можно было услышать немало обид, тут же все их простить, и сразу же на свой лад обругать собутыльника, зная, что точно также поймут и простят тебя.
Бубель не относился ни к тем, ни к другим.

Пил он много, но напивался не то, чтобы быстро. Внимательно выслушивал все душеизлияния Лазаря, вставлял в нужный момент нужное слово. Бубель любил Лазаря, как брата. Лазарь любил Бубеля не меньше, чем свежее «разливное».

-  Человечество… - говорил Бубель, опрокинув граненый стакан, - человечество… - повторял он, занюхивая грязным рукавом, - человечество… - продолжал Бубель, закусывая сырой котлетой, - человечество довольно забавный народ!

-  Чем же это? – уточнял Лазарь.

-  А вот смотрю я намедни телевизор, - говорил Бубель, берясь за телятину, - а там что? Там все сплошь – насилие и секс. Если показывают новости, говорят о терроризме. Если показывают прогноз погоды, то в роли ведущей обязательно этакая-растакая фифа в мини-юбочке, при взгляде на которую, прости Бог, у мертвеца встанет. Люди забыли, что такое дружба! Люди забыли, что такое любовь! Люди забыли, что помимо пошлости, есть еще и святость!

-  И что же тут забавного? – спросил Лазарь и наполнил стаканы.

-  А то и забавно, - усмехнулся Бубель, - что люди сидят по уши в дерьме и им это нравится!

Они выпили, не чокаясь и Бубель продолжил:

-  Но самое забавное даже не это. Самое забавное, что и мне, и тебе, все эта чернуха нравится не меньше, чем другим! А что это значит? А значит это, что все люди просто-напросто – свиньи!

-  Нет, Бубель, - отвечал Лазарь, косясь на свиную голову, - люди есть люди. Нету плохих и хороших. Вот представь, ты получил зарплату и решил выпить. Напился со мной до чертиков, пришел домой, а там – жена. Злая – вернулся ты поздно. И зарплату пропил. Для жены ты в этот момент очень плохой. А для меня? А для меня ты – благодетель!
Бубель задумчиво опрокидывал очередной стакан, и беседа продолжалась. Около полуночи Лазарь забеспокоился, что лавка давно закрыта и ему пора бы домой. Ближе к «двум» заволновался, что последняя бутыль заметно обмельчала. Когда пробило «три» потерял счет времени, память ему отказала и Лазарь провалился в прекрасный мир тяжелого опьянения, пребывание в котором грозило долгим и чудесным запоем…
 
…И было Лазарю страшное видение…
 
Он, Лазарь, как будто бы был совершенно трезв умом, чист душою и невинен в помыслах своих. Он бежал по зеленому лугу и улыбался, глядя на солнце. Лазарь видел бабочек и бабочки сами летели к нему в руки, садились на его плечи, пели ангельскими голосами что-то Лазарю совсем непонятное, но настолько славное, что ему хотелось петь вместе с ними. Голубое-голубое небо было усеяно довольными облаками. И как же было легко и радостно на душе! Лазарь носился по зеленому лугу, подпевал бабочкам и был счастлив.

А потом появились они.

Не сразу. Вначале потучнели облака. Затем пропало солнце. Исчезли бабочки. И стало на душе тоскливо и тревожно. Тяжелые тучи двинули на Лазаря, засверкали бродяги-молнии, заохали громы и Лазарь пал духом. Когда тучи подошли совсем близко, когда нависли над ним огромным черным кулаком, Лазарю стало совсем не по себе. А потом и из туч появились они.
Лазарь припал к земле и закрыл глаза ладонями. Розовато-смуглые, с влажными перламутровыми пятаками, свиньи окружили его плотным стадом. Свиньи носились вокруг него, взбивая копытами землю. Свиньи заполнили пространство страшным, удушливым визгом.

Лазарь приподнимался на колени и что-то кричал, просил о чем-то, грозил, умолял. Но небеса оставались безмолвны, а свиньи глухи. Одна из свиней, самая большая и самая дикая, ухватила Лазаря за край рубашки.

-  Уйди, уйди, свинья! - вскричал Лазарь, но та уже тянула его за собой.

-  Что?! Что вам нужно, свиньи? Уйдите, уйдите прочь, прошу! - взмолился Лазарь.

-  Нам нужен ты, Лазарь, - отвечали свиньи в один голос.

-  Но зачем? - не понимал Лазарь. - Зачем я вам понадобился?

-  Ты очень аппетитный, - отвечали свиньи. - О-очень аппетитный субъект.

-  Так вы хотите меня... съесть? - Лазарь мысленно воззвал к небесам, но небеса молчали.

-  Съесть? Нет, Лазарь, не бойся, мы тебя не съедим. Мы тебя просто покусаем, - сказали свиньи и стадо накинулись на Лазаря.
 
...Грозовые тучи сошлись в одну большую свиную голову, иронично взиравшую с высоты...
 
II
 
Утром к Лазарю подкралось похмелье. Оно обнаружило его лежащим под прилавком в самой непринужденной позе, настойчиво постучало по голове и отдалось великим сушняком в горле.

Лазарь с трудом отворил глаза, тоскливо посмотрел в потолок и снова задвинул веки.

-  Отвали, - попросил Лазарь.

-  Выпей водочки, - посоветовало Похмелье.

-  Выпью, - пообещал Лазарь, поднялся, водочки не нашел, зато наткнулся на бездыханное, с первого взгляда, тело. Тело внешне походило на Бубеля и навевало сложные мысли о непредсказуемости человеческой судьбы, о множестве ипостасей, в которых временами пребывает всего только один человек. Ипостась, в которой пребывал Бубель, Лазарю не понравилась.

Чересчур она была монументальна и философична. Лазарь еще раз окинул взглядом распростершееся на полу изваяние, решил, что до обеда Бубель вряд ли оживет, а потому, делать в лавке больше нечего.

Закрыв магазин, Лазарь первым делом отправился на поиски живительной водки. Мир показался ему слишком отчетливым, а люди в нем слишком скучны. Было во всем, что он на тот момент видел, что-то инородное, тошное. Светило солнце, однако, дорога, по которой он шел, напоминала темный-темный коридор, а мелкие камни и колдобины были подобны непроходимым препятствиям.

-  Что, плохо тебе, Лазарь? - спрашивало Похмелье.

-  Очень плохо, жить не хочу, - отвечал Лазарь.

-  А зачем же ты пил намедни? Ведь знал, что плохо тебе будет.

-  А затем я пил намедни, - отвечал Лазарь, - что не пристало человеку перед трудностями прогибаться.

-  Как же, как же, рассказывай! - Злорадствовало Похмелье. - Пил ты, Лазарь, только потому, что болен грехом смертным пьянства и чревоугодия.

-  Ну так если и болен, то что с того?

-  А то, Лазарь, что ты сейчас ни кто иной, как самый настоящий общественный паразит!

-  Я? - Удивлялся Лазарь.

-  Ага, - говорило Похмелье, - ты. Не стыдно тебе, Лазарь? Вон, посмотри, девки от тебя шарахаются, а старушки крестным знаменем осеняют вослед. Жена дома сидит, слезы печали льет, дети плачут голодные и неприласканные. А что в этом время делаешь ты? А ты в это время идешь за водкой!

-  Слушай, а чего это ты взялось меня уму-разуму учить? - воспротивился Лазарь. - Ты похмелье или совесть?!

-  Похмелье, - ответило Похмелье. - Только необычное. Я Похмелье с элементом Совести. Так тебе больше нравится?

Лазарь промолчал, купил в подвернувшемся киоске бутылку, сунул ее в карман и ускорил шаг. На его пути, взятые глазом в перспективу, оттого более неожиданные и пугающие возникали, задерживались на доли секунды, терялись где-то за спиной пешеходы. Вот, гордо вскинув подбородок, прошагал навстречу Лазарю надменного вида господин. Вот девочка печально посмотрела. А за ней - с нескрываемой интересом — взглянула нарисованными глазами дама. Вот всплыл из ниоткуда старик с резкими, каноническими чертами лица, гневно сжал кулаки, плюнул в Лазаря и исчез. И следом за ним появился и пропал забулдыга, с завистью уставившийся на бутылку в кармане куртки Лазаря. Зазевавшись, Лазарь сбил с ног юношу, увлеченного игрой а автоматы. Получив удар крепким словцом в спину, Лазарь следовал дальше.

С каждым новым шагом ему становилось хуже, с каждым новым вздохом, он все более явственно ощущал бренность своего существа и несовершенство мироздания. Дышал Лазарь часто, вышагивал с заметной быстротой, потому за считанные минуты впал в черную, непроглядную депрессию. Мир окружающий  стонал и приплясывал, дорога убегала из-под ног, дома, точно пробудившись от вечного сна, глубоко и жадно вздыхали и потягивались, люди, встречающиеся Лазарю, походили на жутких античных чудищ. Он закрывал глаза, кусал руки, твердил что-то невнятное, но тщетно.

-  Терпи, казак, - атаманом будешь! – издевалось Похмелье.

-  Пошло к черту! – откликался Лазарь.

-  Не сквернословь, Лазарь, не бранись, - назидательно говорило Похмелье. – Слово не воробей…

Лазарь вышел на какой-то проспект, свернул в какую-то улочку, нашел какую-то подворотню, где можно было перевести дыхание и спокойно опохмелиться.

-  Прощай, Похмелье, - сказал Лазарь и откупорил желанную бутыль.

-  До скорой встречи, Лазарь, - откланялось Похмелье.
 
Был полдень. Махонька копошилась на кухне, когда входная дверь отворилась, в доме потянуло перегаром и на пороге предстал муж.

-  Молчи, жена, я не в духе! – сурово предупредил Лазарь, покачнулся, но устоял.

Махонька стояла лицом к широкому окну и молчала. Низко-низко ползи за окном и, казалось, прилипали к стеклам, толстые, неповоротливые дождевые облака. Лазарь осторожно, опираясь о стену, сделал несколько шагов по направлению к кухне.

-  Между прочим, я сегодня еще не завтракал, - набрался храбрости он. – Я голоден и зол.

Махонька молчала. Окончательно успокоившись, Лазарь прошел на кухню, положил руки на плечи супруги и в надежде выдавил:

-  Ма-ахонька…

Жена молчала, не двигалась. Черт бы тебя побрал, дуреха, подумалось Лазарю. Махонька выкидывала немало выкрутасов, когда Лазарь приходил выпивши. То сковороду в руки возьмет, то утюгом раскаленным огреет. И всегда-то прикрикнет, и всегда-то обматерит. Да так обматерит, что с сердца камень, с гуся вода. И весело бывало Лазарю и задорно. Самым тягостным испытанием было для Лазаря, когда жена молчала. В такие моменты даже сквозь плотный панцирь опьянения пробивался к нему трезвый и отчетливый голос совести.

-  Ну, Ма-ань…- взмолился Лазарь и резким движением развернул жену лицом к себе.

Из-под жиденьких светлых волос жены уставилось на Лазаря хитрое свиное рыло.

-  Привет, Лазарь, соскучился? – прищурилась свинья.

Лазарь оттолкнул ее и метнулся в сторону.

-  Какой-то ты сегодня странный и необщительный, - обиделась свинья. – Я бы даже сказала, весьма замкнутый в себе, нелюдимый субъект. Надо бы тебя за это наказать, свинтус, - сказала свинья и торжественно хрюкнула.

Квартира наполнилась шумом. Разом вспыхивали и угасали лампочки, ездил из стороны в сторону холодильник, открывались и захлопывались всевозможные двери и дверцы, сыпала, сыпала с потолка старая штукатурка, гудел трубопровод, скрипели половицы, лязгала столовая утварь, поднимались в воздух, и с треском разбивались о стены тарелки. Лазарь забился в угол, закрыл голову руками, кричал. Свинья, переодетая в Махоньку, вспрыгнула на стол и пустилась в исступленную пляску.

-  Ну что, Лазарь, весело тебе? – кричала она. – Скажи, весело?!

Каким-то чудом Лазарь нашел в себе силы, чтобы встать. Каким-то чудом он выхватил из воздуха, пролетавший над его головой, нож. Каким-то чудом Лазарь вырвался с кухни, бросился в детскую, закрыл за собой дверь.

Здесь было, как всегда спокойно и уютно. Хаос, творившийся в доме, не затронул это место. Из красного угла, озаренного нежным светом лампады, смотрели на Лазаря Спаситель и Богородица. Смотрели серьезно и внимательно. И Лазарь вдруг забыл все творившееся доселе. Забыл все свои страхи и все видения. Забыл все свои грехи и пороки. Нож выпал из его руки. Лазарь подошел к кровати, на которой мирно посапывали его дети, уселся в кресло, замер. Прошли хандра и безумие. Стало Лазарю хорошо, да так хорошо, что на глазах его навернулись слезы. Лазарь глянул на младенцев. Такие беззащитные, такие маленькие, такие невинные.

-  Беся-ята… - улыбнулся Лазарь и увидел, что вместо младенцев в кровати лежат, обнявшись, два розовых, завернутых в одеяло, похрюкивающих во сне, поросенка. Лазарь вытаращил глаза, схватился за голову, отвернулся, прошептал что-то, еще раз взглянул на кровать.

-  Свиньи, свиньи, свиньи! – вскричал Лазарь, рванулся и схватил, оброненный нож.

-  Сви-иньи… - выдавил Лазарь, поднеся нож к самому горлу одного из младенцев.

Но кто-то позвал его:

-  Очнись, Лазарь!

Лазарь не расслышал и переспросил.

-  Очнись, Лазарь! – позвали снова.

Лазарь открыл глаза и увидел склоненное над ним знакомое лицо.

-  Очнись, Лазарь! – повторил Бубель последний раз. – Пора идти за водкой.

Лазарь огляделся и увидел, что близится утро, что лежит он на полу под прилавком рядом с дюжиной опустошенных за ночь бутылок, что Бубель проснулся раньше его и теперь этим очень доволен, что голова его, к удивлению, свежа, а мысли ясны и пригожи. И тогда Лазарь не выдержал, вздохнул, перекрестился и ушел в долгий и чудесный запой. 

 

Перейти в архив


Оценка (0.00) | Просмотров: (1531)

Новинки видео


Другие видео(192)

Новинки аудио

Елена Крюкова "Обнаженная натура"
Аудио-архив(210)

Альманах"Клад"  газета "Правда жизни"  Книги издательства РОСА
© 2011-2014 «Творческая гостиная РОСА»
Все права защищены
Вход