"Правильная и неправильная" литература: различные точки зрения, мифы и реальность

Дата: 10 Ноября 2016 Автор: Галиченко Сергей

             Как только появились писатели и читатели, так сразу же возникли споры о правильной и неправильной литературе. А потом сразу же спор об этом споре с утверждением о том, что литература не может быть ни правильной, ни неправильной, а только литературой и не литературой. Впрочем, если вникнуть в суть этих споров, то речь все об одном и том же – о попытке оценить литературное творчество с различных точек зрения.  И прийти к какому-то единому мнению по этому вопросу врядли когда-либо удастся. Но разобраться в оценочных категориях спорящих сторон, чтобы сориентироваться в литературном пространстве, вполне возможно. 
         

             Я еще застал то время, когда нужно было согласовывать с цензурой все печатные издания. Таким образом, определялась неправильная литература, не соответствующая этическим и идеологическим нормам существующего общества с точки зрения советских чиновников.

          Но, вот совсем недавно мы делали интервью для нашей газеты «Правда жизни» с детским московским  писателем Андреем Чувилиным. Помимо творчества он долгое время занимался еще издательской деятельность, работал в издательстве «Детская литература», возглавлял издательство при Союзе писателей… И он обратил внимание на некоторое несоответствие с его точки зрения в том, каким образом определялась правильность и неправильность литературы советской цензурой.

  Например, «Доктор Живаго» Б. Пастернака запрещали, а по роману А. Иванова «Вечный зов» даже сняли суперпопулярный телесериал. Но ведь в «Вечном зове», в талантливом художественном произведении, показана ситуация, когда честные коммунисты Захар Кружилин и Панкрат Назаров на протяжении многих лет безуспешно борются с приспособленцами и скрытыми врагами советской власти, окопавшимися в руководящих партийных и советских органах. А «Доктор Живаго», с точки зрения Андрея Чувилина, по сути, слабое прозаическое произведение хорошего поэта, которое широкую известность приобрело только благодаря его запрету.  

     Вот здесь у нас с идеологической оценкой переплетается профессиональная, с точки зрения на литературу, как на некое ремесло, имеющее свои стандарты, традиции, правила. Но и здесь не все так просто. В Старом Осколе на занятиях в литмастерской, которую поддерживает наше издательство РОСА весьма активно выступает с критикой всех новых книг писатель Юрий Градинаров. В разное время в различных издательствах, в том числе и в московских и воронежских, выходили  его повести, очерки, романы.

И в нашем издательстве вышел его сборник очерков «Неизвестное об известных».

То есть, вполне состоявшийся писатель… Ратует за чистоту русского литературного языка казалось бы… Но при разборе его книги «Сердцем не оскудеть» фактически были выявлены те же недочеты  на которые он обращал внимание  в книгах других авторов. 

И более того.  Взять старооскольского современного автора Юрия Чекусова. Его проза представляет собой сложный набор диалогов и размышлений, но выстраивает зримый художественный образ, будит эмоции… Проза же Юрия Ивановича Градинарова не оказывает должного воздействия на мое образное мышление. Почему? Наверное, именно из-за отсутствия «грязи», которую он так старательно выискивает в творчестве других авторов. Тот же писатель Владимир Калуцкий из Бирюча, что бы он ни писал, но у него узнаваемый  живой стиль, в котором есть и повторы, и инверсия, и недомолвки – все то, что создает живую, оригинальную авторскую речь. Читатель разговаривает с такими авторами. 

Проза же Юрия Ивановича – в большинстве своем искусственна, вымучена поиском лучшей формы.  Но подобное насилие над вдохновением не всегда дает положительный результат.

  Так какие же можно сделать из этого выводы? О субъективности оценки идеологической и профессиональной правильности литературы. Соответственно, можно говорить о роли личности в оценке литературы.

            Сегодня опять новая волна споров о необходимости или о вредности цензуры, которая отсеивала бы неправильную литературу от массового читателя. Причем, если в прошлом веке, основной причиной подобного беспокойства были опасения о вредном воздействии литературных произведений на умы читателей, на формирование общественного мнения и на воспитание подрастающего поколения, то теперь речь более идет о свободе или не свободе творческой реализации. 

            Например, широко растиражированное СМИ и Интернетом через различные точки зрения,  выступления Константина Райкина об опасности,  якобы в нашей стране, возрождения цензуры.

          Между прочим,  у театра и литературы очень много общего помимо того, что в основе театральной постановки находится драматургическое либо иное литературное произведение. Буквально на днях в Переделкино проходил 13 литературный форум им. Николая Гумилева «Осиянное слово», куда меня пригласили в качестве руководителя одного из семинаров по художественной прозе.  И там  весьма часто при обсуждении каких-то вопросов возникали аналогии с театром. Например, о внутреннем монологе литературного героя, о  погружении автора в его образ  и тому подобное.

      Московский писатель и директор издательства, создатель творческого союза «Писатели 21 века» Евгений Степанов  так отреагировал в одной из социальных сетей на этот случай: «А есть ли выход из положения?  Да, конечно, есть.  Можно создать с о б с т в е н н ы й театр и расстаться с приятным, но таким обременительным — несвободой! — государственным финансированием. И никто на вас кричать не будет. И все будет замечательно. И свобода придет, воспетая поэтами! Правда, и нищета будет страшная. Когда за все приходится платить из собственного кармана. И только из него. Все мы вправе сделать свой выбор. Я, например, издаю свои литературные журналы и газеты, не получая ни копейки от государства.  И никто на меня не кричит. И никто мной не руководит. Да, денег в обрез. Да, очень трудно. Но, честное слово, свобода дороже».

            То есть, получается, что сегодня, имея деньги, можно самостоятельно определять какая литература правильная, а какая не очень?  Но я думаю, что Е. Степанов  в данном случае несколько приукрашивает, идеализирует возможность полной свободы выбора. Помимо собственного вкуса, при выборе нового издательского проекта или  реализации своего собственного творческого замысла, ему приходится учитывать еще множество факторов помимо стоимостной составляющей в денежном эквиваленте.
     

            Один из них - читательский спрос. С одной стороны, он определяется в зависимости от жизненной ситуации, а с другой стороны – может умело формироваться. В первую очередь теми, кто занимается реализацией литературных произведений, кто зарабатывает на этом деньги. 
 

             Но с другой стороны, по-прежнему, существуют  некие общественные силы, которые борются за продвижение одной литературы и  недопущению до массового читателя - другой, считая, что она, литература, не смотря на бурное развитие телевидения и интернета, продолжает оказывать существенное влияние на человеческое сознание, на формирование мировоззрения, морали и нравственности.

              В том числе, издатель руководствуется и своим внутренним цензором – вкусом, здравым смыслом, соответствием личным убеждениям. 
 
             Так, например, в нашем издательстве мы несколько раз отказывались от экономически выгодных  проектов в силу того, что посчитали  неправильным свое участие в них. В одном случае, это было связано с тем, что в рукописи с претензией на историческую монографию, наш эксперт обнаружила множество фактических неточностей, по устранению которых автор работать не пожелал.

             В другом случае,  редактор обратил внимание автора на недопустимость оскорбительных оценок  поколения, народа, истории.

             В обоих случаях книги все равно были выпущены  за счет авторов без редакционно-издательского оформления – их просто напечатали в типографии. И они поступили в продажу в книжные магазины …

             Значит, мы были не правы, отказав  в издании книг?  Или все же издательство имеет право определять что такое хорошо и что такое плохо в сфере книжного дела?

            Участвуя в областном фестивале белгородской книги, на заседании круглого стола «Контент белгородской книги: авторский замысел, потребности читателя, интересы издателя» я услышал, как предлагали возложить на издательский совет при  губернаторе функцию некого цензора, который если бы и не запрещал, то хотя бы ставил штамп «Рекомендовано к прочтению» на тех книгах, которые с их точки зрения соответствуют уровню нынешнего просвещенного читателя.   И надо сказать, что сие явление приобрело реальные практические формы и очертания. Сейчас в нашем издательстве  в работе находится энциклопедическое издание Марии Емельяновой «Русская традиционная культура Староосколья»  и на титуле мы ставим штамп «Одобрено Белгородским областным издательским советом». Это, по замыслу, членов совета, в основном, членов регионального отделения Союза писателей РФ и чиновников, должно помочь читателю сориентироваться в выборе правильной литературы.  Соответственно можно предположить, что все что издается без оного штампа, то лучше и не читать.

          Впрочем, встречались мне  и некие общественные обьединения, которые через обращение в суд, добивались запрещения книг, доказывая наличие в их содержании призывов к экстремизму и прочим античеловечным проявлениям общественного характера.  То есть, они брали на себя ответственность за определение неправильных книг, которые должны быть изъяты из потребления массового читателя. Но можно ли что-то здесь утверждать? За последние 20 лет мы имели возможность наблюдать, как диаметрально противоположно оценивались книги,  порой одними и теми же людьми,  например Владимира Высоцкого – от дворовой песни до литературной классики и высокой поэзии. 

               А после выхода в свет «Преступления и наказания» Федора Достоевского было немало молодых людей, решивших проверить с топором в руках тварь ли он дрожащая или право имеет.  Так неужели и Федора Михайловича запретить? И на свой вопрос я получил утвердительный ответ, так как если есть уверенность в том, что книга Достоевского нанесла вред конкретному человеку, то ее нужно будет запретить.

      Но ведь это книга не пособие по убийству старушки топором, а, наоборот, о значимости каждой жизни на земле, о неотвратимости наказания за совершенное преступление, коим является попрание права жизни другого человека, попустительство порокам своим в ущерб совести человеческой… А ведь именно она, совесть, и должна стать главным судьей, главным цензором.

И будит, будит Федор Михайлович эту совесть в себе и в читателях романов своих.  Это ж как лекарство – для одних спасение, а для других - наркотик. Один настойку на боярышнике пьет здоровья ради, а другой – чтобы опьянеть и уйти от реальности. Так запрещать нужно или, наоборот, пропагандировать книгу, развивать литературную критику, ширить формы интерпретации литературного произведения?  
 
           Но  есть еще и другая опасная причина невнимания к современному творчеству местных авторов, о которой не успели поговорить. А судьи кто?
 
        Многие правильно говорят о необходимости сохранения и развития нравственной основы в современной литературе, о бережном отношении к русскому языку. Но, с моей точки зрения, глядя на те книги, которые  выходят под эгидой  различных официальных творческих союзов либо городских  администрации, необходимо, прежде всего, именно в этом направлении внести некоторые коррективы, как по форме, так и по содержанию.  

             Проще говоря, язык книг должен быть не только «правильным» с точки зрения содержания, но правильно  оформленным, выверенным, понятным, динамичным, интересным. А то, получается, что напишем, как написалось и обижаемся, что мол, берут книги только в добровольно-принудительном порядке, друзья – товарищи, да и те не читают.  
Но здесь очень важно не переступить грань, как произошло, например, с эстрадой, где в погоне за молодежной публикой, шоу вытеснило песню, вытеснило саму эстраду, заменив все эротическими танцами подросткового периода. Нужно быть интересным и понятным, но нельзя опускаться ниже уровня собственного достоинства, нельзя заигрывать с   развращенным читателем, или с теми, кто никогда и книгу в руки не брал.  Это с одной стороны.

                А с другой – все мы живем в одном Отечестве. И нужно проявлять сочувствие, сострадание и сопереживание не только на словах, но и на деле. Ведь в этом и кроется особенность русской души – в способности сострадать, а не только  сопереживать и сочувствовать.  Разделить  чужую боль, как свою. 
Но насколько актуально сегодня говорить о книге в связи с воспитанием? 
 
            Когда в 2010 году впервые вышла большим тиражом автобиографическая повесть  Павла Санаева «Похороните меня за плинутусом», мы обсуждали ее на заседании  творческой гостиной, которую проводили в центральной библиотеке в городе Старый Оскол Белгородской области.  Народу пришло много – и стар, и мал, в прямом смысле: были и пенсионеры, и старшеклассники, представители наемного труда и работодатели, интеллигенция и крестьянство… Потом мы опубликовали отчет с фрагментами выступлений в газете «Правда жизни».  Практически никто  из участников обсуждения не высказал положительного отношения к повести. И главным фактором было как раз ее отрицательное воздействие на читателя не столько самим сюжетом или образами литературных героев, сколько разрекламированной  историей создания повести, согласно которой автор описывает собственную бабушку. Двойное отрицательное воздействие на читателя предположили участники встречи, высказываю точку зрения о том, что книга учит тому, как нужно пренебрегать традиционными семейными ценностями, как нужно неуважать старших, как нужно выносить сор из избы, как превращаться в иванов, не помнящих своего родства и тому подобное. Между тем книга до сих пор каждый год практически переиздается, тиражи растут, по ней ставятся спектакли и снимаются фильмы… А автор уже издал продолжение.

            Другой случай общественного определения неправильности книги произошел совсем недавно, в прошлом году. В одном из московских издательств вышла книга Ирины Горюновой «Король-рысь». Как в самой настоящей сказке, в этой книге есть место волшебству, любви и предательству, испытаниям и приключениям. В королевствах живут монаршие особы и их подданные, маги и прорицатели… И конечно, у короля есть дочь, прекрасная принцесса Грёза. А ещё всегда был рядом любимый Шут, с неосмотрительной насмешки которого и началась вся эта история. Злая колдунья мстит королю за давнюю обиду и преданно служит чёрной богине Моране, чтобы на землеповсюду воцарилось зло. Но суждено ли осуществиться их страшным планам? Ведь в борьбу с Тёмными силами вступил сам Бергар — могущественный светлый колдун, и помогают ему весьма удивительные личности: Леди-Воин, Мужчина-в-Платье и Король-Рысь. Что-то похоже на «Волшебника изумрудного города», но только написано так, словно с ребенком разговаривают на равных, по-взрослому, не обходя подробности взрослой жизни.  Книга активно раскручивалась. Во многих городах России и за ее пределами проводились конкурсы на лучший отзыв, придумывались игры вокруг сюжета, выпускались сувениры и прочее.  Попробовали провести один из конкурсов и в Старом Осколе. Дали книгу для ознакомления в детские библиотеки. Через некоторое время библиотекари нас попросили избавить их от проведения мероприятий по этой книге, так как с их точки зрения, родители не поймут, почему такую книгу можно читать детям. В Москве книга замечательно продается, в крайнем случае, выставлена во  многих интернет-магазинах.
 

Но что же наиболее популярно у издателей в области литературы для детей? Обратимся к статистике Книжной палаты.
  

             Как видим, в области детской литературы,  вкусы читателей консервативны.
 

          Хотя, рейтинги книжной палаты составляются на основании выданных ISBN и присланных, соответственно, обязательных экземпляров. Но, так как стоимость ISBN и обязательной рассылки обходится издателю или автору от 2 до 3 тысяч за каждую книгу, то многие  в провинции предпочитают выпустить книгу либо просто для своих родных и близких, либо для распространения в частном порядке, где нет особых требований к книгам для детей. Таким образом, статистика книжной палаты отражает не полную картину, но тенденцию, определенную  покупательским спросом, который все же представляет составную часть читательской среды, а не всю ее полностью. Есть у нас еще и те, кто читает бесплатно в библиотеках, в интернете, у друзей.
 
         Ну, раз уж мы заговорили о книжной палате, то давайте посмотрим на ее рейтинг авторов художественной литературы в 1 полугодии 2016 года
 

               Если рассматривать всю двадцатку, то можно сыграть в детскую игру – угадай, кто здесь лишний.  Кто из писателей выбивается из общей тенденции? Наверное, только Достоевский, который попал сюда на волне возрождения патриотизма и русофобии, когда его имя делается нарицательным. Одни известные политики  призывают искать в его произведениях национальную идею. Другие уверяют, что разорвали бы его  голыми руками только за намек на русскую исключительность, на особую миссию русского мира. Проще говоря, книги Достоевского попали в рейтинг из-за того, что на них появился спрос, который, в свою очередь спровоцирован тем, что Федора Михайловича разрекламировали политики.
            В основном же –  издательства выпускают литературу развлекательного характера – детективы, причем женские, характерные легкостью изложения и иронией, и фэнтези.
 
            Раз есть спрос – значит это правильная литература? Отнюдь. Далеко не все с этим согласятся. Более того, на уровне официальной прессы и публичных мероприятий часто звучит мнение созвучное с мнением многих представителей общественности о том, что нам нужны книги другие, которые не просто развлекают, но просвещают, образовывают, воспитывают, развивают чувство прекрасного, продолжают лучшие традиции отечественной и зарубежной литературы.

           Так возможен ли какой-то компромисс  в отношении к литературе? Какая литература правильная, а какая неправильная?  Мы же видим, что у каждой группы заинтересованных лиц своя точка зрения по этому поводу?
 
             Авторы, издающиеся за свой счет, считают, что они имеют право на творческую реализацию вне зависимости от того, что говорят об их книгах те, кому выплачивают гонорары, а книги их издают за счет бюджетных средств? Они считают, что именно в их книгах сосредоточена правда жизни, искренность чувств, как раз то, что нужно народу.
 
             Те, кто зарабатывает на жизнь своим литературным трудом, считают, что правильной будет любая литература, которая  покупается, на которую есть спрос.
 
              Те, кто живет за счет своей принадлежности к литературе, получая гранты и зарплаты, считают, что литература может быть только такой, какой они ее создают в  своих книгах, которые даже если и не продаются, и не читаются, но зато помпезно презентуются, получают всякие премии и положительные критические отзывы.
 
            За кем же должно быть последнее слово в этом споре?  Читатель-то тоже ведь разный как писатель.  Может быть, каждому писателю по своему читателю?
 
          На мой взгляд, все же возможна и даже обязана быть более или менее консолидированная точка зрения на общую оценку книги, как интеллектуального продукта, художественного произведения.  Она должна учитывать общественную мораль, выработанную на основе нравственных устоев, складывающихся поколениями и отражающихся в традиционной народной культуре. Кто должен это определять?  Те, кому мы делегируем свои права управления обществом и с кого мы могли бы в любой момент спросить по полной программе…