Житейское море

Дата: 23 Октября 2016 Автор: Калуцкий Владимир

В селе Хлевище, на Родине писателя Николая Рыжих, установили его памятный бюст. 



     Я познакомился с ним через подзатыльник. Подзатыльник  мне влепил Николай Прокофьевич в Курске, на  семинаре, где меня принимали в Союз писателей. Я не ходил на занятия, все дни провалялся в номере гостиницы, читал «Одиссею капитана Блада» Сабатини. Я не верил, что в Союз меня, сочинителя из захолустья, примут. А они приняли. Ну, вот, Николай Прокофьевич подзатыльником меня и поздравил. И добавил, что еще и пинка даст, если я с прежним легкомыслием буду относиться к своим способностям.

       Мне в ту пору было немногим за тридцать, Прокофьевичу – почти шестьдесят. Конечно, я тут же начал узнавать – кто этот дядька со шкипреской бородкой, что позволяет себе запанибратские вольности? На меня глянули с укоризной: «Как? Пробраться в писатели и не знать – кто такой Рыжих?!»

      И тут же я был  посвящен в узловые завязки  его биографии. Уроженец села Хлевище, что в Алексеевском районе. Сначала морской офицер, потом – моряк торгового и рыболовного флота. Был приписан к Камчатке. За время службы написал несколько книг, принят в Союз писателей СССР и получил пару  крупных литературных премий. Продолжает серию книг о море – «Синее море», «Студеное море», «Штормовое море»... Недавно возвратился на Белгородчину, где, как офицеру северных широт, ему предоставили однокомнатную квартиру. В общем, имел право человек припечатать меня к творческому союзу широкой морской ладонью. 

     А дальше случилось так, что мы сошлись с Николаем Прокофьевичем на почве обоготворения малой Родины. Его путь из Белгорода в Хлевище всегда лежал через мой Бирюч, и он часто задерживался у меня на несколько дней. Когда приезжал – спешил на кухню. Минуту спокойно смотрел на мою жену, а потом говорил хрипотцой, ему присущей: «Шурка! Ну, хто ж так картохи чистя? У тибе ж у шкорку уходя половина. Если б на корабле - ты б усю команду голодом заморила». Сам брал нож и очень аккуратно, словно алмаз огранял, делал из клубня настоящий бриллиант. Он всегда у меня говорил по-деревенски, и явно наслаждался возможностью выговориться.

      Вообще только человеку с большой фантазией при первой встрече пришло бы в голову называть Николая Прокофьевича писателем. Мужик. Кряжистый, бородатый, косноязычный. Хлевищенский однодворец, внук полного Георгиевского кавалера. Но когда он принимался читать главы из новой повести «Федины лапоточки» – ты забывал, кто перед тобой. Голос, язык, смысл повествования уводили тебя в тот простор, где именно народные приметы поднимаются до уровня сотворчества с Господом.

      Белгорода Николай Прокофьевич не любил. Шли девяностые – годы безденежья и ненужности. Чтобы не голодать, Рыжих таскал на горбу  стеклянные банки с нашего консервного завода. В эти банки в Хлевище ему закручивали домашние соленья-варенья, и писатель Рыжих продавал их в том же Белгороде. Мне с горечью признавался: «Я ведь не бестолочь какая. Поехал в Алексеевскую районную газету «Заря». Думал – редактор хоть на полставки, хоть на четверть ставки возьмет. Не взял. А в последнее время вообще передо мной двери закрывают. Боятся, что я лучше них писать буду».

      И спасался Прокофьевич  писательством. Он заканчивал «Светлое море» и вплотную занялся рукописью повести «На карте района», которую позже переименовал в «Федины лапоточки». Повесть напечатана в «Роман-журнале 21-й век». 

      Это удивительное повествование читается словно под звучание народных наигрышей. Здесь – энциклопедия русской деревни ХХ века. И когда в области ведутся разговоры о краеведческой и патриотической литературе – я могу подсказать: более русского и более познавательного материала, чем книга Николая Прокофьевича Рыжих «Федины лапоточки» на свете просто нет.
Он курил трубку и очень любил чай. Табак и  пригоршню чаю на заварку всегда возил с собой. Часто они смешивались, что писателя ничуть не смущало. Поэтому дымок от его носогрейки иногда отдавал цейлонским настоем, а чай попахивал никотиновым дымком. Он все делал сам.

      Похоронен Николай Прокофьевич далеко от Белгородчины, под простым православным крестом. А на Родине теперь есть ему памятник. И он уже тем знаменит, что прославил Белгородчину как край, где монументы иногда ставят и достойным людям...