Вот ведь как бывает, и не узнаешь, как слово твоё отзовётся: в белой ли птице небесной вскроется, в тонкой дрожащей травинке? Но и это всё суета… Слово твоё смертное пролетит по тропинке, по сельской, давно исхоженной, забьётся в маленькую щель крыши сарая и там падёт, болезненно так падёт… …А ты всё же покричи белым птицам, покличь небесных, авось, откликнутся – всё же не враги… Да и придёт другое время, соколиное, вверенное только тебе одному. Ты только не молчи, говори своё слово, говори… И взметнётся оно и растревожит душу твою… И падёт оно, как пёрышко, так легко в лето – августовское, сонное, гулкое лето: там, где бабочки-смехачи, где гудят валаамские осы, светом и золотом освящённые… Возьмёт тебя Господь и сле́пит, и выдохнет сызнова из того, что есть, что предначертано – глиняного человечка… А там, глядишь, и вечность придёт, проползёт ужом. И так незаметно, что не узнаешь ты, как слово твоё отзовётся в мире таком живом и человечьем… …Человечки мы, человеки…