В этом году, в конце ноября, наступила неожиданная оттепель, весь выпавший накануне снег растаял, полил дождь. А на следующий день ударил мороз. На улицах города образовался сплошной каток. Я ехала в тот вечер на консультацию к народному художнику Виталию Петровичу с большими сумками, полными картин, поставив их на дачную тележку. Помещение перехода без ступенек, предназначенное для колясок, было пустое, грязное и зловещее. Но я без приключений прошла этот коридор и оказалась на свежем воздухе. Я засмотрелась на усыпанное яркими звёздами небо. Вдруг под ноги ко мне упала хрупкая фигурка юноши или девушки, я не поняла сразу. Человек пытался подняться и не мог. Я протянула руку.
– Ушиблись?
– Ох, нога, – прозвучал в ответ мужской голос.
Уцепившись за меня обеими руками, он встал и, прихрамывая, пошёл прочь.
Я подошла к дому, где находилась мастерская Виталия Петровича. Хотела позвонить, сунула руку в карман, и обнаружила, что двух телефонов нет. Мне необходимо много звонить по работе, и я всегда ношу с собой три дешёвых телефона с картами разных операторов. В другом кармане уцелел третий телефон, номера Виталия Петровича на нём не было. Кто-то открыл двери в подъезд, я поднялась на лифте на пятнадцатый этаж и позвонила в двери мастерской. Раскладывая картины, не переставала звонить на украденный телефон. Трубку не брали. Пришлось отправить сообщение: «Верните за выкуп». Через три минуты мне позвонили:
– Полторы тысячи.
– Да я за эти деньги новые куплю. Отдайте один за семьсот пятьдесят, а от другого – карты.
– Я профессионал, дешевле не работаю. А сколько тебе лет? Ты мне понравилась, потому я и упал перед тобой.
– Сорок восемь.
В трубке долго молчали.
– Надо же… Вы меня, наверное, осуждаете. Неужели, правда, сорок восемь?
Когда наступают холода, я надеваю шапку-ушанку, которая не только спасает от холода, но и скрывает мой возраст. Возможно, парень принял меня за ровесницу.
– Ну так, где встретимся?
– Возле УПК, где на права учат. Я сам выйду. Почую ментов – карты выкину.
Я оставила все вещи у Виталия Петровича, с собой взяв лишь телефон и полторы тысячи. Долго шла по скользкому льду и, наконец, из темноты вышла знакомая тщедушная фигурка. Это был всё тот же юноша, только на его худеньком личике появились очки. «Для конспирации», – поняла я.
После выкупа телефонов воришка вызвался проводить меня по скользкой улице.
– Ты только, ради бога прости, мне ужасно стыдно, – бормотал парень, – я, может быть, заработаю, всё верну. Ведь государство у нас о молодых не заботиться, зарплата без стажа – копейки, а кушать хочется!
Юноша, кажется, не верил, что мне – сорок восемь. Я еле отделалась от назойливого попутчика, а он, уходя, ещё раз произнёс: