Река петляла, огибая деревни и села, пряталась в зарослях леса. Лилии и кувшинки, словно нимфеи, стлались по мелководью. Утром это маленький чистый уголок рая. Вадим Юрьевич вспомнил, как был студентом и доставал белые нимфеи для молодой преподавательницы. А она нарисовала картину «Нимфеи», он видел эту картину на выставке, но не мог купить, он был обычным студентом, которые дали клятву Гиппократа, но ещё не заработали денег. Теперь эти нимфеи-лилии живые лежали в воде. Беречь всё живое было у него в крови, с детства. Даже когда резал лягушек – жалко было. Хотя потом, став военным врачом, много чего видел. Он понимал, в жару всё живое спасает река. Вчера он у реки был утром один. Слева от реки к пляжу подступал лес. Горлинки ласково ворковали, неожиданно засвистела иволга, затейливый зяблик, словно в пляске выделывал коленце; дрозды играли на трещотках, кукушка считала года; вдруг, словно пойманный в силки, закричал тонко и пронзительно дятел. Но это лето было особенно жарким, и река усохла, казалось, даже кувшинок почти не осталось.
Степная трава от нестерпимого солнца высохла уже к середине июля, побурела, как на пепелище. И лишь между Доном и Воронежем, да вдоль малых рек изумрудно блестела трава. По берегам обмелевшей извилистой Усманки стоит куга, как строй острых сабель кочевников-скотоводов. Если росла куга вдоль реки, то пили шеломом воду. В прошлом веке красавица Усманка была самой чистой рекой в Европе. Разнотравье окружает реку, прячется в этой зелени всё живое от солнца. В зелёной пойменной траве обитал и лягушонок. Он появился на свет совсем недавно и не знал о глобальном потеплении. Ему было весело и хорошо плавать в тёплой воде, сидеть в тине и ряске. Но вот лягушонок испугался шума, прыгнул и замер, слившись с зелёной травой возле куги.
Чёрная иномарка подъехала к самой воде и остановилась.
– Лет двадцать назад никто не ездил по траве, закон запрещал! – прикрывалась оранжевым зонтиком пожилая женщина. – Водитель за нарушение заплатил бы штраф. Ещё бы и права отняли!
– Глобальное потепление, все хотят к воде.
– Ось Земли смещается, – говорили, валяясь на горячем песке, горожане. – Такой жары сто лет не было.
Пятилетний мальчик, худой, шоколадный от загара, радостно подбежал к машине. Мальчик привык, что после завтрака на траве остаётся еда, которую он мог есть. Но сегодня он был так голоден, что не мог ждать. Он подошел ещё ближе и сказал:
– Дай поесть.
Из иномарки вышла девушка в красном купальнике и спросила худого мальчика:
– Как тебя зовут?
– Нарт.
– Интересное имя.
Мужчина кинул из машины мальчику кусок пиццы:
– Лови!
Маленький мальчик ловко поймал. Кусок надкушенной пиццы мальчик съел, отойдя к куге. Нарт был худой, коричневый, как шоколадка. Он сын беженцев, разбежавшихся из своих селений после развала СССР. Нарт съел и опять подошёл к машине.
– Сколько тебе лет? – спросила девушка в красно-желтом купальнике, сияя любовью и счастьем жизни.
Нарт показал пальцы руки, оттопыривая мизинец в сторону, словно мизинец рос сам по себе.
– А что ты такой маленький? – Ей казалось и она маленькая, потому что маленьких все любят. – Ты мальчик с пальчик, да?
Нарт засмеялся и протянул опять руку.
– Ты где живёшь, мальчик с пальчик?
– Здесь, – показал рукой вокруг себя.
– В реке? – засмеялась она. – Ты речной мальчик?
Девушка посмотрела на реку, увидела белую прекрасную кувшинку и зелёные сабельные стебли аира. Она нырнула в машину и дала ему из холодильника устрицу.
Нарт и его братья жарили на костре лягушечьи лапки и ракушек, и он знал, что их можно есть. Насытившись, мальчик пошёл играть в реку. А девушка опять нырнула в машину, где ждал её любимый человек.
А река текла между берегами. Рядом с сабельным аиром плескались ещё два ребёнка. Речной мальчик бросал лягушонка в воду. Потом ловил его, как мячик, и опять бросал, смеясь. Это доставляло ему радость.
– Его можно есть, – речной мальчик зажал лягушонка ладонями и показал мальчикам-близнецам.
– Ну и что? – подошли близнецы-братья, они были уже первоклассниками.
– А он может вот так! – Нарт подбросил лягушонка вверх и засмеялся. – Летает!
– Что? Лягушка-путешественница! – рассмеялся первый близнец.
– Лягушка-Царевна! – с любопытством глядел второй близнец.
Около воды стояла бабушка близнецов, прикрываясь от солнца зонтиком персикового цвета.
– Лягушонок умрёт, если его мучить, – женщина трясла зонтиком и строго смотрела на истощённого ребёнка. – Хватит играть в воде! Вылезайте!
– Я его кидаю! Вот так! – Нарт увлекал мальчиков своей игрой, ему не хотелось оставаться одному. – Хочешь? Кинь!
Лягушонок взлетел и плюхнулся в воду. И очнувшись от удара, заработал лапками, плывя к берегу.
– Лягушонку больно. Так не надо кидать! Пусть он сам плавает. – Строго говорит бабушка. – Выходите!
– А там ещё один есть, – показал на кугу речной мальчик.
Близнецы нехотя пошли к берегу.
– Хватит! Обсохните! – бабушка поймала за руку одного и повела от воды. – Согрейся! Речной мальчик привык, он вон как загорел. Он речной, живёт здесь. А вы ещё нет.
Внуки капризничали друг перед другом:
– Я не замёрз. Ногам жарко. А! Я не могу идти!
– У меня пятки горят!
– Если не будете слушаться, отведу к матери, домой! – оранжевый зонтик, как жезл повелителя, сердито ткнулся в песок.
– Тут лягушонок живёт! – речной мальчик смотрел на детей из куги. – Ква-ква? Ты где? Лягушонок!
– Пусть живёт. Ты тоже выходи. Я тебе пряник дам, – обещала бабушка.
– А лягушонок? – не выходил он из речной тёплой воды.
– Иди к нам! Лягушонок! – позвал один близнец.
– Лягушонок! Иди к нам! – повторил другой.
Мальчик, как лягушонок, выпрыгнул из воды, огляделся и скоро ел пряник с огурцом.
Нарт, действительно, был речным мальчиком, он родился и жил в вагончике около пляжа. Мать его – Сузана – была бездомной, поэтому она поселилась здесь. Братья его намного старше, и пищу добывали себе другими, недетскими способами. Тогда тоже было очень жаркое лето. Когда было жарко, Лягушонок сидел в воде, и это было ему приятно. Раньше его не пускала Сузана, но теперь он мать не слушал, а бежал, куда ему хочется. Река для него была всё: и игра, и отдых, и еда. Ему хотелось есть, когда рядом ели. В кафе ему иногда давали еду, но только когда шёл дождь, и пляж был безлюден.
Сегодня наехало много людей с электричкой, рядом был мост и станция, и горожане партиями присоединялись к пляжникам. Около моста и деревья, и трава, и песок. Иногда и машины подруливали поближе к воде. Девушка в красном купальнике вышла из воды, и машина уехала. На её место, постелив пляжное розовое полотенце, легли Лида и Таня-фехтовальщица, рядом расположились парни с нардами и картами. В электричках ездили зайцем безработные и студенты.
– Неделю жара, – парень глядел в мутную воду. – Куда деваться?
– Сорок градусов всю неделю! Прикинь. Смотри, рыба и та кверху брюхом.
– Короче, глобальное потепление.
– Крем для загара хочешь? – Лида протянула французский тюбик. Волосы её отливают чёрным перламутром на солнце.
– Нефть в Иране горит.
– Пляж безработных, – усмехнулась Лида, листая глянцевый журнал на английском языке. – Отдыхают! А день-то не выходной! Среда.
– Смотри, сколько тут бездельников.
– Говорят, у нас работать некому, – засмеялась Таня, бывшая спортсменка-фехтовальщица. – Шли бы работать.
– Кому они нужны? Работать они будут, жди! – Лида – брюнетка, волосы жжёт блеском, как антрацит. – Это лохи!
– Хоть лоха бы какого-нибудь, – засмеялась фехтовальщица. – Хоть одного бы раба завести.
– Где купила? – Лида сняла с фехтовальщицы соломенную китайскую шляпу. – Дай мне, а то у меня волосы чёрные. Давай позвоним Вове? – примерила шляпу, пригибая ей поля по бокам, как у ковбоя.
Рядом двое безработных играли в нарды, нардами у них были старые советские пластмассовые чёрно-белые шашки.
Вдруг один из них встал и, как к магниту, притянулся к брюнетке.
– Вы так загорели! – подарил комплимент игрок, глядя на полные покатые кремовые плечи. – У вас такие красивые волосы!
– Крашеные! А так я блондинка.
– Таранка! – идёт парень, увешенный сушёной рыбой. Таранка издаёт запах, солёный, манящий. Нагоняет аппетит, словно нарочно. – Таранки кто забыл?
Лида прищёлкнула пальцами, словно подзывая официанта.
– Таранка! – разносчик, как официант, останавливается перед жгучей брюнеткой. – Свежая!
– Хочу таранки! – Лида достаёт из сумки чёрный кошелёк: зеленеют доллары, краснеют рубли. – Самого крупного леща мне!
Таня отошла, она знает, что у подруги квартиры в Питере, в Москве, хоть и живёт у родителей, недалеко от Усманки. Квартиры сдаёт.
– Слушай, ты не сходишь за пивом? – Лида взглянула на парня с нардами и оторвала сухую голову рыбе. – Хочешь леща?
– А какое надо? – парень встал. – Жигулёвское?
– Я в баклажках не пью. – Дала ему красненькую сотку. – Хорошее купи.
Вернулся пляжный бармен с пивом. В одной руке – бутылка немецкого, в другой – баклажка жигулёвского.
– А это ты зачем купил?! – Лида взяла немецкое пиво и уставилась на баклажку. – Я же тебе говорила – я в баклажках не пью!
– Себе взял, – сглотнул он из горлышка серую муть, с влюблённостью глядя на красивую загорелую женщину, которой принёс пиво.
– А сдачи где?
– Нет сдачи, – он улыбаясь глядел на её загорелые плечи.
– Я тебе разрешала покупать тебе пиво?!
– Тихо, – парень виновато подсел к ней ближе, дотронулся до руки. – Не кричи, – его виновато-ласковые глаза с лаской смотрели на неувядающие прелести женщины.
– Ты за чей счет купил? Посмотрите на него! Он купил себе пиво за мои деньги! Тебе кто разрешил покупать пиво за мои деньги?! Встань! Не садись на моё полотенце!
Он неохотно встал, с силой отрывая себя от пленительного притяжения. Они встали друг против друга: она недовольная, он всё ещё с нежностью разглядывая её. Жара палила. Все смотрели на них, словно на сцену в телесериале.
– Не туда смотришь, – сказал парень своей девушке около куги. – Кино там!
– Ты! Не мужик! Ты! Ты… – Брюнетка скинула на песок китайскую шляпу, швырнула английский журнал и пошла к воде.
Он продолжал следить за ней взглядом, словно за уплывающей кувшинкой.
Вдоль берега шли подростки, обходя свои владения, словно дозор. Отдыхающие притянули к себе ближе сумки.
– Смотри, что там? – сказал бомж-подросток.
– В куге? Что это там?
– Труп.
– Мальчик! – подросток-бомж кинулся к воде.
– Стоять! – удержал старший молодого. – Скажи вон тем.
– Что сказать?
– Что у них труп. Там.
– Где?
– В воде, – он показал на учебную группу. – У нас нет прописки, мы беженцы. Нам нельзя вмешиваться.
Лида шла в воду, хотела сорвать лилию. Но вдруг увидела красивого спортивного мужчину, почти бегом устремившемуся к воде. Его мускулы накачаны, спина мощная, талия упруга. Он как спортсмен шел по пояс в воде. Но не плыл.
Лида бы попросила у него закурить, если бы он был на песке, и познакомилась бы с ним.
Вдруг спортсмен резко шагнул в кугу:
– Что это у вас тут? – метнул он в неё глазами.
Лида, словно проснувшись, вдруг увидела: в куге, в ряске – тельце ребёнка спиной вверх.
– Чей ребёнок? – громко крикнула Лида и, поддаваясь какому-то страху, кинулась из воды.
Следом за ней из воды вышел мужчина, неся маленькое, истощённое, вялое тельце ребёнка с опущенным ото всех лицом вниз.
– Что вы лежите тут?! – Лида бежала горящими ступнями по раскалённому песку. – Ребёнок утонул! Чей ребёнок утонул?
Над ребенком уже склонились спортивные, крупные тела мужчин. А она всё кричала:
– Ребёнок утонул!
Толпа окружила ребёнка. Подошли дети.
– Вызовите скорую!
– Почему нет скорой?
Лида стояла в стороне и наблюдала, страх в ней боролся с сочувствием. Она видела, как мужчины вокруг ребёнка были сдержанны, внешне спокойны. Перекинули, пытаясь отлить воду. Пробуют пульс. Что с ним? Между зубов вложили зачем-то мальчику зажигалку. Здесь они проводили каждую среду ученья, готовясь к войне. И сегодня, как на войне, пытались спасти жизнь человеку.
Вадим Юрьевич – военный врач – с женой и другом лежали на горячем песке, загорали. Вдруг он услышал крик, голоса.
И пошёл к тому месту, где случилась беда.
– Он нежилец. Я сразу поняла, как он родился, – говорила, словно бредила, Сузана с растрёпанными волосами и красным лицом. Она скорее была похожа на бабушку ребёнка, а не на мать. – Он такой же, как дочка была, что сгорела.
Врач тоже, как все, был в плавках. Он встал на колени в песок перед мальчиком. Пульс? Дыхание? Клиническая смерть? Вадим Юрьевич, как акушер, пытался заставить мальчика закричать, заплакать, начать жить в этой жизни. Лиде казалось, что он даже хлопнул ребёнка по попке. Дальше руки врача делали чудо. Быстро, уверенно, профессионально.
– Отойдите! Отойдите все! Дайте воздух!
– Он в коме.
Вдруг мальчик вздрогнул, вздохнул и заплакал.
– Он дышит.
– Дышит.
– Плачет!
– Сузана! Где ты была?
– Я колола дрова.
Женщины, окружившие мать ребёнка, говорили взволнованно.
– Сузана, где ты была?
– Она пьяна. Разве это мать!
– Что с ней говорить?
– Это не мать, а бабушка. Она не пьяная.
– А почему красная, как рак?
– Это у неё давление. Ей дали лекарство. Мы знаем её. У неё десять детей. А девочка сгорела в вагончике, у них печка-буржуйка была. Бомжи же! Беженцы!
– Для Сузаны задача, чтобы у них были набиты животы. Ей кормить нечем.
– А смотреть она за ними не смотрит.
– Откуда они?
– Они беженцы. Из Абхазии.
– А муж её где?
– Был один. Умер. А этот пьёт.
– Бог, да помоги ж нам!
– Не надо им мешать, Сузана.
– Почему детей не заберут у неё?
– Он здесь один, как лягушонок, из воды не вылезает.
– Кто-то за это должен отвечать?
– Вон, читайте! Написано крупными буквами: «Купаться не рекомендуется».
– А где купаться? Жара – сорок. Я на море была двадцать лет назад, при социализме. А сейчас никому река не нужна.
– Задышал, – говорят все почти разом. – Дышит! Дышит. Дышит…
– Нарт заплакал. Он позвал меня, – Сузана рванулась протиснуться через спины мужчин к ребёнку. – Дайте мне его! Живой! Жив!
Вдруг кто-то захлопал в ладоши, потом ещё кто-то, ещё. И аплодисменты становились всё громче.
– Почему они хлопают? – Лида тоже подошла ближе, видя, как весь пляж аплодирует. – Им что здесь? Театр на пляже?
– Они так хотят выразить благодарность врачу.
– Приехала скорая, – тормошит Сузану продавщица пирожков. – Сузана, ты поедешь?
– Куда она поедет! Сиди! Ты сейчас им не поможешь. Потом приедешь. Прими лекарство. У тебя давление.
Врач нёс мальчика на руках через весь пляж по раскалённому песку к машине скорой помощи.
…Когда врач возвращался от скорой помощи к своей жене, люди на пляже почти все хлопали.
«Странный страшный спектакль», – подумала Лида.
Пляж волнуется, люди встают, как во время премьеры. Шум аплодисментов все громче и громче. Вадим Юрьевич улыбается: «Мы все равны перед жизнью и перед смертью». Он понимает, они не знают, как ещё выразить свою радость и благодарность и просто хлопают, как дети. Однажды после операции, во время очередного обхода больных, очень пожилая женщина, лёжа на кровати, взяла его руку и стала целовать. У него не хватило сил и мужества отнять у неё руку, в которой только что он держал скальпель. Это было дороже самых больших денег, которые ему когда-либо удалось заработать.
…В это время вернулась на своё место чёрная иномарка. По зелёной траве, по лягушонку проехала прямо к воде. Братья-близнецы подобрали расплющенного лягушонка и принесли его бабушке.
– Зачем взяли? – спросила их бабушка.
Они молчали.
– Вот! Смотрите! Раздавили лягушонка! Раньше машины так близко к реке не подъезжали! – возмутилась бабушка и строго велела внукам. – Выбросьте и вымойте руки!
– Но, может быть, это Лягушка-Царевна?
– Бросьте! Ни в кого она уже не превратится.
Появилась девушка в красно-желтом купальнике из чёрной машины и удивлённо смотрела то на пляж, то на реку:
– Почему хлопают? Здесь какой концерт? – спросила, удивлённо улыбаясь. Потом нырнула в машину, громко включила музыку и опять вылезла, в руках у неё был пакет. – А где Лягушонок?
– Какой лягушонок? – удивилась Лида и стала наблюдать за красно-жёлтым купальником, откуда такая счастливая.
– А тут мальчик был, маленький, – девушка в красно-жёлтом купальнике достала из пакета мороженое, плитку шоколада «Алёнушка» и большой пакет чипсов. – Где мой речной мальчик? Шоколадный лягушонок где?
– Какой? Шоколадный? – к машине подошли братья-близнецы и стали облизываться, глядя на мороженое.
– А где тот мальчик?
– Какой? – посмотрели близнецы друг на друга. – Лягушонок?
– Лягушонок, – смеялась счастливо девушка, на шее её нежно, как нимфея, свисала белая кувшинка и лилия на зелёном длинном изогнутом стебле. – Лягушонок. Что в реке сидел… Тут был мальчик. Где он?
– Нету! – Лида зло взглянула в глаза девушки из иномарки и ответила грубо. – Утонул.
Девушка застыла под палящим солнцем.
Лида нервно тряхнула жгуче-чёрными волосами, поднялась, схватила сумку и побежала. На мосту зашумела электричка. Лида бежала. Под мостом, где были дикие заросли чертополоха, крапивы, бузины и душистой дикой речной мяты, она остановилась. Бросила сумку и села.
Таня подошла к подруге и удивилась:
– Ты что ревёшь?
– Адрес мне его дайте. Я ездить буду, – ей казалось, что она могла бы пройти по всей земле горящими ступнями, чтобы мальчик был живой. – В больницу.
– К кому?
– К речному мальчику, – у неё своих детей не было, она плакала, потому что ничем больше ему помочь не могла.
…Через неделю в газете было напечатано, что милиционеры-полицейские спасли жизнь ребёнку на городском пляже, о клятве Гиппократа ни слова.
Отпуск у врача кончился, и он уехал в свой город. А на пляже по-прежнему утром горлинки воркуют, дрозды трещат, и кукушка считает года. Когда же человек подружится с рекой, которая обмелела, затянулась илом и пересохла, но также терпеливо петляет от леса к посёлку и ныряет под мост?
17 июня 2011