Иуда целует - тряпки сгорают на мне.
Голой рыбой в толпе, людском море, одиноко плыву.
Иуда лобзает - его лягушьи губы в вине,
Сладостью заслоняют колдовскую халву,
царскую пахлаву.
Угрюмые воины обступают меня, медные лбы.
Сейчас на меня, как в цирке, накинут сеть.
Иуда целует, и не уйдешь от судьбы-ворожбы.
И не ты выбираешь, жить или умереть.
Иуда целует. И - шаг назад. Он свое получил.
Вчера он - баба. Нынче - дитя. А завтра - старик.
Чего ты ждешь? Губы горят. Народ меня бил
И еще будет бить. А потом убьет. Я уже привык.
Колышется площадь густой ухой. Вспышками - ночь.
Ударяет прямо в лицо слепая сила огня.
Целует блудница и вяжет слова: "Я сестра твоя, дочь!"
Она все врет. Она ненавидит меня.
Еще шаг в толпе. Еще резко плеснуть хвостом.
Я крупный осетр. Я порву ячеи и зарницей ударю, уйду.
Я выживу и на этом свете, и на том, и даже на том,
Меднолобым солдатам скалюсь, смеюсь в лютой ночи, в бреду.
Стена дома дверцей старого сундука скрипит под рукой...
Пребуду на Кресте молодым, морщины меня не сожрут...
Слова, что за трапезой бормотал, польются красной рекой,
Обращая года и века в подобье комариных минут.
Скинув хитон, валялся на горячем приречном песке...
Путал себя с бешеным солнцем во дреме, во сне...
Рыбою на кукане висел - у жизни на волоске...
У гибели на узелке... ужо беспечному мне.
Трубачи и тимпаны! Варганы, дудки, гудки!
До целованья того я бархатом-махаоном летел из мглы.
Иуда целует - и ржавой солью тоски
Подернулись вервия вен, пьяных пальцев узлы.
До поцелуя Иудина я, музыкант, рокотал
Литаврами грома,
гуслями водопадов,
струями камыша!
Мир мой, гигантский киннор,
стонать и звенеть, биться устал
Под моими руками, губами, от счастья едва дыша.
Иуда целует - и музыка обрывается, летит вниз.
Оглох. Онемел. Беззвездный, черный прогал.
Будто, шатаясь, хмельной, я встал на карниз,
Чтобы шагнуть, куда никто не шагал.
Ты, Иуда, мой ученик. Я тебя ветру и морю учил.
Учил бездонному, бездомному небу,
куда камнем канем все мы.
Учил, как душою - не глоткой! - петь,
как глядеть без глаз,
как лететь без крыл,
Как ничего, никогда не брать у смерти взаймы.
Видать, я худо учил! Целуешь меня -
Будто плюешь мне в лицо. На камнях, босой,
Стою. Молчу. Толпа сжата в кольцо. Языки огня.
А я по всем грязным, румяным, орущим лицам - теку слезой.
По всем лицам любимым - я так люблю мой народ!
И буду любить! хоть распните меня стократ! -
И снова кричу: никто! никогда! не умрет! -
А ты повторяешь это сквозь гниль зубов, не в склад, не в лад.
Да, ты, Иуда, твердишь все мои слова,
Нижешь бусой на нить, в рогожу драную вьешь,
Но из них исчезают мои реки, звезды, земля, трава,
Гаснет мой снег,
жабьей кровью хлещет
нежный, жемчужный мой дождь!
Поздно я догадался: да ты ж просто вор,
Воровских морщин волчья мета у тебя на щеках, на лбу...
Ты позорный вор! Быстрее швырни в костер,
Сборщик податей,
жадный свой ящик,
где монеты - глазами - в гробу.
Ты след в след за мной хищно ступал. Ты меня украл
У меня самого. Хохотал я: хозяйствуй! тащи! бери! -
Ведь Господь всем и каждому в торбу заплечную дал
Целый Мiр, грозою сверкающий изнутри!
Мощны кедры ливанские!.. выстрел охотника в лис,
В соболей - драгоценность зверьей любви прервет...
А фалернское слаще дамасского!.. а в ночи - молись
На созвездий
над морем расколотый, голый лед...
Что ж позарился?.. Жизнь мою захотел украсть?..
Удалось - лишь славу?.. Ну да, ты славы взалкал,
Ибо видел: имею я над живыми душами власть, -
Захотелось такой же!.. - наплевать, что сердчишком щенячьим мал.
Разум хлипок. Грядущее на ладони ты не сочтешь.
Серебром купили беглую ласку изогнутых уст -
Гнутых сладкою ложью.
...предавая, гнется хребет...
...хоть бы стеною встал ливень, дождь
В ночь, когда я, лоб в колючках, жалок и пуст,
На Кресте висеть буду, высоко!.. не украдешь...
Второй раз не убьешь... не всадишь копье под ребро...
Ты, Иуда, сам себе петля и сам себе нож.
Ты своруй себя - у себя. Запусти руку себе в нутро.
Может, там алмазы Голконды!
Птичьей лапой - древние письмена!
Может, там в крови чешуею горят рыбьи сребреники твои!
Мою жизнь не своруешь. Она у меня одна.
...ты своруй мне чужую...
в кулаке - утаи...
...ты своруй мне - свою...
ну, слушай, Иуда, свою - отдай...
Жить хочу... ну зачем твоя-то - тебе...
ты и так втоптан в грязь...
А я твою - проживу... рыдай не рыдай...
Буду печь топить... буду рыбу варить, беззубо смеясь...
...ты своруй мне - смерть!
Только чтоб не мучиться, нет.
Чтоб - легко: слюдой стрекозы,
тенью ласточкина крыла...
Чтоб вдохнуть - и не выдохнуть...
говорят, на севере снег
Так танцует с небес... под звон ледяного стекла...
...все гнильца, пыльца.
Зажги свечу.
Держи под моим лицом
Ее светлый столбик... как дрожит искривленный рот...
...ты своруй мне бессмертье!
Не будешь тогда подлецом.
Тогда нас с тобой, ученик,
навек запомнит народ.
А все же ты, ученик, научился чему-то! Тебе исполать!
Научился святым притворяться!
На торжищах - о войне вопить,
о любви истошно кричать!
Да только не научился ты истинно целовать -
Не ртом, а сердцем ставя на лбу печать.
На дрожащей руке.
На впалой щеке.
На родных устах.
Вон она, тень Распятия, - среди звезд я вижу его.
Иуда целует - из меня навек излетает страх.
И со мной только солнце.
Небо.
Любовь.
Воскресение!
Торжество.