Юрмала. Небольшой курортный городок, что в двадцати минутах езды от Риги: летом - утопающий в зелени садов, а зимой — в шуме балтийских ветров, раскачивающих вековые сосны; городок, по-моему, с единственной улицей Райниса, с небольшими домами, в которых разместились уютные магазинчики, с кафе, рестораном и огромным для этих мест зданием отеля «Юрмала» - видимо, главной достопримечательностью этого города.
Огни его неброски, как будто он и сам знает, что хорош собой, а к вечеру и вовсе погрузится в мягкую и таинственную негу грёз, окутанную приятной и завораживающей мелодией Матиа Базар, которая ненавязчиво будет приглашать отдыхающих здесь людей на редкое для многих по тем временам представление — варьете.
Одним словом, курорт и, для миллионов моих соотечественников, маленькое окошечко, в которое можно было заглянуть, даже прикоснуться и пожить той жизнью, которой, видимо, могут и должны жить простые люди.
Мне повезло: я располагаюсь в одноместном номере с видом на серое небо, бушующие сосны, на ревущее где-то море, и хотя самого моря, даже с третьего этажа гостиницы, совсем не видно, но всё происходящее говорит о его близости.
Первый вечер моего приятного одиночества, точнее - уединения (многие путают эти понятия). Где-то далеко осталась Москва с житейскими проблемами, промозглой зимой, нудной работой и всем тем, что оставляет каждый человек, пустившийся в дальнее путешествие, взяв с собой в дорогу самое необходимое. Ещё при входе в гостиницу услужливый портье приглашает всех вновь прибывших посетить вечернюю развлекательную программу.
— Будет интересно!
Вспомнив о приглашении, я быстро одеваюсь и спускаюсь в ресторан. Приглушенный свет, мягкие ковровые дорожки, предупредительные портье, готовые к любой прихоти официанты — все это располагает к покою и приятному времяпровождению. Не хочется ни о чём думать, всё за тебя уже продумано – отдыхай! Хочется только одного: слиться со всем этим и наслаждаться окружившим тебя вдруг непривычным уютом.
Заказав кружку пива, оглядываю зал. Официант не заставил себя ждать. Пиво, свобода (пусть относительная), молодость, красивые женщины на сцене и волнующая итальянская мелодия… Так можно и голову потерять. Напротив блестят глаза знакомой, приехавшей со мной в одной группе. О чём-то говорим. Уходить, конечно же, не хочется, и я это делаю лишь перед самым закрытием заведения, благоразумно попрощавшись cней.
Медленно поднимаюсь на свой этаж и, неспеша, иду по коридору. Дверь одного из номеров приоткрыта, и я замечаю склонившуюся над столом под вечерней лампой белокурую голову девушки. Что-то заставляет меня замедлить шаг, и я запоминаю номер её комнаты. А зайдя в свой номер, я звоню по телефону этой незнакомке. Телефоны и номера комнат, по счастливой случайности, совпадают. Но что я скажу ей?
— Извините, я проходил мимо, Ваша дверь была приоткрыта… у Вас нет сигарет?
— Есть, но у меня нет зажигалки! — ответил грустный голос.
— У меня есть.
Через пять минут я был у неё.
…За окном неистовствует февраль. Крупный, тяжёлый снег вываливается из тёмного чрева неба, не переставая. Сосны гнутся под натиском ветра.
И будет утро. Ветер стихнет, только снег влажной ватой будет всё сыпать и сыпать. Но холода не будет. И я буду идти по улице городка в ближайшее кафе, чтобы позавтракать. Город ещё спит. Темно и сонно. Магазины закрыты, и удивительная картина: перед закрытыми дверьми, ровными рядами, в коробках и контейнерах, лежат привезенные заранее поставщиками продукты: молоко, сметана, творог, и никто не возьмет. Никто. По-моему, даже не подумает. Что происходит с людьми, когда они попадают в в общем-то обычные, человеческие условия? Какое-то чудо! Захожу в кафе. Чисто, уютно, никакой суеты, вкусно и недорого. Выбор блюд — неограничен. Среди прочего, выбираю себе суп из белых грибов. Обычная тарелка с грибным супом, а посередине горкой - белая масса. Вонзаю в нее ложку.
— Что это? — спрашиваю.
— Сметана,— отвечает кассирша.
Вспомнив московские столовки и то, как по жидким щам, эдак сбоку, чтобы покрыть большую поверхность тарелки, расплёскивается из ложки жидкость, больше похожая на кефир, улыбаюсь и продолжаю.
— У вас не воруют?
— Воруют,— улыбается в свою очередь кассир, — но не так, как у вас.
… Закуриваем. Моя новая знакомая скромна, и мне кажется, что такие люди ещё встречаются только в провинциальных городах.
— Откуда вы приехали?
— Из Архангельска.
— А я из Москвы. Мне показалось, что Вам грустно… я не помешал? — вопрос был явно глупым, ведь я уже находился в её комнате.
— А как называют жителей Архангельска? — поспешил я сменить тему, тем более, что мне действительно это было интересно.
— Архангелогородцы.
— Красиво!
У меня в номере было вино, и я принес его.
— А Вы давно здесь?
— Завтра уезжаю. Может, поэтому и грустно. У нас ещё холодно, да и вообще…
Беседа обретала какую-то форму и смысл. Вспоминали родные места, нашлись и общие интересы, но время было позднее и нам надо было расставаться.
— Пора спать.
И, не дождавшись моего ответа, скрылась в ванной комнате. Вышла она оттуда в длинной, до пят, белоснежной ночной рубашке, будто девица из старой и доброй сказки.
Выключили свет. Опять говорили, и я её обнял.
— Вот я и отомстила, — задумчиво произнесла она.
— Кому?
— Мужу.
— За что? — мне показалась странной такая форма мести.
— Он работает шофёром. Пьёт и гуляет.
Я промолчал.
«Бедная девочка, — думал я, — завтра поезд «Рига—Архангельск» увезёт тебя из этого мира в мир другой, где будет холодно, буднично и серо… где всё превратится вдруг в один ненастный день с ожиданием разве что пьяного мужа…»
А что ждет меня самого?
Давай не будем сейчас об этом думать. Мне нравится обнимать тебя, мне нравится запах твоих волос, тела. Мне нравится твоя свежесть, белизна и какая-то старомодность твоей рубашки, а сама ты походишь сейчас на прекрасную белокрылую птицу, которую случайно занесло в эти края с берегов далёкого и чистейшего моря-озера.
Пусть это только мираж, выдуманный нами, пусть он продлится еще немного. Завтра мы расстанемся и не увидимся никогда. Спи, девочка. Дни наши, как бисеринки. Нам решать, в какой цвет будет окрашен рисунок нашей жизни, и сегодня его украсила ещё одна яркая точка, пусть пока малозаметная, но яркая, и мы когда-нибудь поймём это. Но поймём гораздо позже, может быть, должно будет пройти целых двадцать лет!