«…В шигалевщине не будет желаний. Желание и страдание для нас, а для рабов шигалевщина…». Петр Степанович Верховенский. Роман Ф.М. Достоевского «Бесы».
***
В комнате горела «вечная» лампа. Мрачные тени листьев и веток стучались в окно под ритмичное накрапывание дождя: там-парам-пам, там… А там всем было уже всё равно. Девочка Аника в пижаме с ромашками сидела на кровати. Она, распустив каштановые волосы, устало глядела большими карие глазами на картину, с изображением соснового леса. Там ярко светило солнце. Брат очень любил картины Шишкина. Ещё где-то у него лежали картины с бурями на море. Где – знал только брат… Саня. Но он не выходил в онлайн, не отвечал на звонки. Его телефон был «вне зоны действия сети».
-Я звоню в полицию. – Мама отбросила полотенце, которым вытирала тарелки и взяла кнопочный, неказистый мобильник.
На её лице уже появились морщины, но движения и порывы у нее были полны энергии. И седина еще раздумывала, пора ли ей сменить цвет её черных волос, или ещё подождать.
-Это не могло так продолжаться… Я дура, дура… И я ему говорила, говорила, не лезть в эти грязные дела! А он разве послушает? Нет. Ему все одно – на нервах матери играть. Вляпался. В секту. Идиот, идиот. Взрослый он. - кнопки тяжело нажались, пошел вызов.
Мать приложила мобильник к уху.
-Это полиция? У меня пропал сын! Он ушел ещё вчера вечером по каким-то своим делам и не вернулся. В девятом часу. На звонки не отвечает, связи нет… Что ждать? Как? А-а. Э-э-э. Ага… Нет-нет, я поняла… - раздались гудки.
Воздух звенел. Дождь с отчаянным подвыванием просился в дом, ему было холодно на улице. Мама медленно опустила телефон. На плите довольно хлюпнула варящаяся картошка.
-Мам, ну что? – Аника с нетерпением спрыгнула с кровати.
Её губы сжались. Бесцветный взгляд мамы встретился с ней.
-Нет, ничего.
Она отвернулась и пошла к кастрюле. Аника тонко чувствовала маму, шаркающую мохнатыми тапками. Воздух вокруг монотонно дрожал.
-Мам?
-Ничего. – сухо повторила она, убирая трепещущую в пару пену.
Аника видела медленные движения её острых локтей, скрытых под синими волнами бархатного халата. Пена, сообразив, что у неё много шансов на успех, полезла через противоположный край кастрюли. Аника сжала кулачки. В ней поднималась что-то стонущие, рвущиеся на части, очень острое… Как… Не понятно. Очень быстро бьется сердце. Это было похоже на радость, на воодушевление, только в самой крайней точке, когда вдруг… Что-то горячее коснулось её глаз. Это была вода. Аника знала слезы, проходила в школе. И не только там, брат ей рассказывал тоже. Дрожь.
-Мам…
Мама вдруг ударила половником по кастрюле. И резко развернулась. Та в негодовании зашипела.
-Молчи!
Картошки в ужасе высунули блестящие носы. Аника открыла рот. Горький комок подступил к горлу. Внутри все порвалось.
-Ма-ам… - разрыдалась.
Пена замерла и скрылась обратно в воду.
-Аничка… - выдохнула мама, кинулась обнимать дочку и гладить по головке, - Ты плачешь? Ты плачешь?
-Да, да, да… - кивала она, обхватив её мягкий халат. Руки матери осторожно касались её лба, волос…
-Ты чувствуешь? Да, ты это чувствуешь.
Аника уткнулась покрасневшим лицом и тяжело всхлипывала.
-А что это такое?
-Что-о-о? – в отчаянье стиснула ещё сильнее мамину талию Аника.
Мама прикусила губу:
-Чувствовать…
Аника замерла. Но её тело продолжало колотить. Волна за волной набегали на неё те самые, гигантские, темные, со светящимися гребнями в свете проглядывающего среди серых туч солнца, валы бури. А её сердце швыряло, как ту самую лодочку, с картины. Его вот-вот разобьет. Дождь в негодовании долбил в толстый стеклопакет.
-Чувствовать? – она спрятала лицо в складках халата, - Не знаю…
-Как?! – вдруг крикнула мать, отталкивая дочку от себя, - Как – не знаешь?!
Анику пробил разряд – ударили молнии. Сердце остановилось. Мороз окунул её тело в сугроб, мышцы свело. А она всё смотрела маме в глаза… Черная у самой подошвы волна, с золотящимся гребешком в свете восходящего солнца нависала над Аникой.
-Ты тут плачешь, ты плачешь, ты плачешь!.. И что ты мне тут говоришь, что не знаешь?! Что ты врешь?! Я тебя родила, чтобы ты мне тут врала, нагло, в лицо? Зачем ты плачешь? Почему ты плачешь? Что это такое?
Мама кинулась к плите. Поднимался светло-коричневой дым. Ударило в нос гарью. Картошки корчились в предсмертных муках, обугливаясь на глазах… Весел стройный ряд заточенных кухонных ножей. Рука матери потянулась. Ноги Аники отнялись. Её глаза окутал туман. Но она видела эту синюю тень, шипение огня… Безумие молотило в стены, потолок, окна…
-Скажи мне, я последний раз спрашиваю, почему ты вдруг стала плакать?
Голос был четким, спокойным, сухим, её матери.
-А я уже не плачу… - еле-еле пошевелились бледные губы Аники.
Гребень волны блестел остро и возвышался над ней, но она это чувствовала в замедлении.
-Ты врёшь.
Плавно, краем спины её охватил многотонный поток воды - Девятого вала.
-Мама! Что ты - мама, ты это не чувствуешь? – Аники взахлеб задышала.
Она видела, как мама нежно её обнимает, гладит по головке, целует в лоб, сладко говорит: «Доброй ночи, заинька, доброй ночи Аника…» и укрывает одеялом.
Барабанящие капли воды слились в оглушительный рев. Вдали что-то завизжало.
-Молчи, дура!!! Нет чувств! – обрушился вал, - Их - нет!
Кажется, это был телефон. Внутри Аники всё помутилось, кухня поплыла, пол из-под ног ушел и…
Визг оборвался:
«Здравствуйте! С вами говорит автоответчик! Оставьте Ваше сообщение после сигнала…»
Пи-ик.
-Аника! – разнесся по комнате озабоченный, задыхающейся голос Сани, - Слушай внимательно. Удали это сообщение сразу. Я книги спрятал в той старой, разрушенной Церкви, за городом, помнишь где мы на велосипедах катались. Зайдешь за алтарь, там лестница вниз, спустись с фонариком, там среди ящиков поищи, только осторожно, не поранься, они в самом низу, в герметичной упаковке все, но в таких же ящиках. Достоевский, Тургенев, Чехов и Есенин. Но пока не открывай. Прочитай, как подрастешь. Лет через пять. Спаси их. Некому не показывай. Только своим детям. Обязательно. Больше таких книг нигде нет…Даже в Инете… Никто не должен о них знать. Найдут - убьют… А я…
Дождь оборвался. Аника закричала. В её мыслях мелькнуло пыльное задние колесо МТБ брата, его белая кепка, жаркое солнце, голубое небо, дальний краешек зеленого леса, широкое улыбающиеся поля, армат полевых цветов и…
-Аника, не отстава-ай! Крути, крути!
Санек остановился, весело глянул на неё и залился смехом.
-Ты чего? – засмущалась она.
-Да ничего! Просто. Хорошо. Легко так, на душе! - пожал он плечами. И тут же указал, -Видишь, там? Белую колокольню.
-Что? – удивилась она, вглядываясь, куда показывал он рукой.
-Руины. Белые руины из камня среди тех кустов и деревьев.
-Да.
-Хах-ха. Ну вот. Это и зовется колокольней. Там раньше висели колокола. Это такие музыкальные… Как инструменты. Из них выбивают: бом-бом-бом… Музыку. Их отливали из металлов и подвешивали в таких высоких башнях, чтобы все люди, все-все слышали их звон! Музыку!
-Да ну? – удивленно воскликнула Аника, - Что бы все-все люди слышали музыку?
-Да-а!
-Это чудесно! – обрадовалась Аника. И ей захотелось бежать скорее туда, - Как это правильно!
-Правильно, конечно… - кивнул ей Саня, - А зовется вся это постройка – Церковь.
-А почему, почему сейчас нельзя её починить, чтобы она снова играла музыку? Я так хочу слышать музыку!
-Ну… Так получилось… - Саня снова оттолкнулся от дороги и поехал, - Теперь никому нельзя слушать музыку…. Да и… никому не надо.
-А почему?! Почему нельзя?! Мне…
Золотомблестел далекий гребень прошедшей волны. Из воды вынырнул крест мачты. Сумрачные тучи. Накрапывает легкий дождь. В Церкви было темно. Луч отфонаря Аники осветил алтарь.
«Это там, где есть много картин с разными людьми из религии» - вспоминала Аника.
Эхом разносились её шаги. Она осторожно пробиралась среди упавших балок, камней, и вдруг за что-то запнулась. Веревка под её ногами натянулась, Аника споткнулась, побежала вниз по ступеням и…
За её спиной раздался громкий: «Бо-ом-м!».
-Музыка! – взвизгнула Аника.
Свет её фонаря попал на кучу сгнивших и обугленных ящиков, и черкнул по стенам, оплавленным лучами полицейских бластеров. Аника, дрожа от страха и нетерпения, медленно подходила все ближе и ближе. Вдруг под её ногами раздался шелест мнущейся бумаги. Она вздрогнула и посветила себе под ноги. В пыли валялась запачканная грязью белая кепка её брата, напечатанные страницы и обугленный корешок книги. У Аники захватило дух. Она быстро схватила кепку, прижала её к груди и осторожно опустилась на колени, боясь даже дотронуться, одними губами прочитала:
«Б Е С Ы». 7 апреля 2016 года. Ночь. Санкт-Петербург.
Видеогалерея
Фотогалерея
Аудиогалерея
Магазин
