2007 год. Москва. Архитектурная мастерская. Молодая и симпатичная, разве чуть раскрасневшаяся от возбуждения женщина, семейная жизнь которой, вот уже два года, никак не хотела входить в пригодную для этого колею, сетовала подругам. — Представляете, мужа не было две недели (все знали, что он был на сборах) и сегодня я ждала его возвращения. И вдруг он звонит и сообщает, что у него не заводится машина, и он сможет приехать только завтра! — кулачки её при этом были сжаты, и она постукивала ими по своим бёдрам, будто что-то заколачивая в голову своего нерадивого муженька. Я слушал её и вспоминал…
1988 год. Германия. Магдебургский полигон. Несколько дней, как наш полк прибыл для ведения совместных армейских учений. Погрузка и выгрузка техники осуществлялась ночью, и многие механики-водители нервничали, неточно выполняя команды, отчего техника, то и дело, глохла. Кто-то из солдат вообще отказывался садиться за штурвал боевых машин: в такой ситуации, была вероятность сорваться с и без того узкой платформы прямо на железнодорожное полотно. Без лишних разговоров, это делали техники рот и командиры взводов. Обстановка была настолько напряжённой, что офицеры и прапорщики, в запале, забыв о званиях и должностях, всех, кто только мешал работе, посылали к чёртовой матери!
— Прапорщик Иванов (это я), — будете лишены денежного вознаграждения по итогам года! — орал ротный, только сменивший на этой должности моего земляка Диму Зайцева. — Купи на эти деньги своим детям конфет! — скрипел я зубами, устраняя неисправность и готовя машину к запуску… В конце концов, наш батальон оказался первым, кто по прибытии на станцию назначения, был готов к маршу.
… — Старший лейтенант Савельев! — Я! — Прапорщик Иванов! — Я! — Выйти из строя! — Есть! — За проявленную организованность… объявляю Вам благодарность и предоставляю суточный отпуск! — зачитал приказ командир батальона и, видя счастье, мелькнувшее на моём лице, уже с улыбкой добавил, — Завтра всем быть на построении.
Я не верил своим ушам. Комбат настороженно относился ко мне, человеку, пришедшему на службу с "гражданки", таких в Армии ещё называют "пиджаками". Думаю, у него были на то основания. Слава Богу, помогали офицеры-москвичи, принявшие земляка в свою роту и показавшие даже, как надо было носить форму: свою, срочную, я отслужил на Флоте, где форма, резко отличалась от армейской и, да простят мне однополчане, в лучшую сторону. Впрочем, при умении, и в последней можно было пощеголять… Я смотрел на Олега, командира взвода 3-й роты, и видел, что и у него глаза засияли от предчувствия встречи с женой. Что может быть лучше, для служивого человека?! Олег был добрый, отзывчивый, с открытой улыбкой парень, нежно любящий свою семью.
Уже собираясь, мы с Савельевым стали подсчитывать, сколько времени у нас займёт дорога. Сколько останется на встречу, ну, и всё остальное. Выходило, что в Галле, мы будем только ближе к полуночи: полигон находился далеко, в нескольких часах езды от наших квартир в Зюйд-штадте. Более того, до станции надо было ещё дойти, да сделать пересадку на другой поезд… В общем, летели мы, как две ласточки, истосковавшиеся по родному дому, к своим жёнам и детям, которых мы не видели, казалось, долгое-долгое время.
Вот и станция. Немцы пунктуальны. Железные дороги — точны. Поезда отправляются точно по расписанию, и между прибывающими и отправляющимися поездами, интервал в одну, две минуты, только для того, чтобы сделать пересадку. Кстати, только в Германии, я забыл, что есть такое понятие, как "заяц", а проще — безбилетник. Билет можно купить в вагоне, у кондуктора, оплатив ему, так называемую, "штраф-марку". И не надо нервничать и бегать по вагонам. В общем, чувствуешь себя везде — человеком.
Сели на свободные места и покатили в направлении одного из красивейших, не тронутых войной, городов Германии. — Скоро наша станция, — сказал Олег. От волнения, мы все наши действия просчитывали, и по нескольку раз, заранее. Не дай, Бог, что-то напутать! Вот и она: за окном мелькнула табличка с названием станции. — Вперёд!!!
Выходим из вагона, и поезд отправляется. Стоим на каком-то полустанке. Не можем ничего понять. Где же тот поезд, в который мы должны были пересесть? И тут мы с ужасом понимаем, что вышли не на той станции. Что нужная нам станция, точно с таким же названием, только без курьёзной цифры "2", была в двух километрах отсюда. Что поезд, на котором мы ехали, отправился именно туда, и что всё это произошло из-за волнения и боязни ошибиться! Сквозь дымку тумана, мы видим вдалеке очертания вокзала.
— Бежим! Должны успеть! У нас в запасе несколько минут… — хватая вещи, кричу я. Шпалы, яловые сапоги, тёплые куртки, гравий… Всё это не способствует быстрому передвижению. — Должны успеть! Нам уже не весело. Следующий поезд не скоро и всё наше предприятие под срывом, а мысли об этом никто из нас даже не допускает! Бежим, как лошади. Пот стекает по лицам, бельё давно прилипло к спинам. Я уже вижу хвост поезда, который вот-вот тронется. — Ещё чуть-чуть! Олег! Ещё чуть-чуть! — почти шепчу я, сберегая последние силы и подбадривая тем самым самого себя, — Там жёны, Олег! Бог даст, успеем… Поезд трогается и мы, уже на ходу, успеваем запрыгнуть в последний вагон и падаем в тамбуре друг на друга, задыхаясь и радуясь, одновременно.
В час ночи я стучал в дверь своего дома, а ещё через мгновение, обнимал ещё не пришедшую в себя и обескураженную жену.
А в половине четвёртого, через три часа, мы со старшим лейтенантом Савельевым, чуть вздремнувшие и счастливые, встретились на брусчатой дороге, ведущей к ещё сонной железнодорожной станции, чтобы сесть на поезд, чтобы успеть на утреннее батальонное построение. Небо было чёрное и всё в звёздах! В Москве такого не увидишь…
И снова была дорога, и та злополучная станция, и поезд, который нёсся мимо расположения нашей части без остановки, и прыжок на ходу под откос, и сапоги, мелькавшие где-то над нашими головами, и безумное счастье от того, что мы молоды, что мы несколько часов назад обнимали своих жён и целовали спящих детей, и что в этой жизни мы ещё много чего успеем!
— ...Вы меня понимаете? — вдруг спросила женщина, видя мой отсутствующий взгляд. — Нет, — ответил я, — мне этого не понять.