- Илья, я кому сказала, бегом в кровать! – донесся строгий и в то же время мягкий мамин голос. – Хватит ходить на голове, прекращай, кому говорю! Не будешь слушаться, – завтра не идешь со мной на прогулку, тебе понятно? Возьму с собой Машу, а ты – остаешься дома. Я тебя – не беру. Будешь знать, как себя вести!
- Мама, плости меня, – тут же отозвался сын, – я больше честно-пличестно не буду себя так плохо вести. Мам, я иду спать! – нарочно громко произнес, нет, даже выкрикнул сын.
С этими словами, вправду, не пошел, – стремглав побежал на разостланною мамой постель, что было духу плюхнулся на диван, на этом не успокоился, на четвереньках на всем пару бросился к подушке, обхватил её руками, потом вдруг выпустил ее, перевернулся на спину, натянув на себя пододеяльник, очутился таким макаром с ног до головы одетым тонким покрывалом.
«Я в домике», – как любили замечать мы, дети, играя друг с дружкой, а, значит, меня нельзя обнаружить, а тем больше достать, под такой неоспоримо-надежной защитой.
Улегся. Спрятался. Притих. Вот только мне теперь не лежалось на месте. В мыслях я был возмущен: «ну как же так, останусь дома один… Маша, та пойдет, а я буду теперь наказан – нехорошо как-то выходит. Я не пойду рядом с мамой по улице, и не буду держаться за Машину коляску, не увижу улицу, которая много-много больше нашего двора с превысокой голубятней; не замечу много нового, непонятного и тем больше любопытного, не узнаю у мамы что, как, зачем и почему. И ещё буду лишен того приятного чувства: что это наша мама, испытываемого мной и Машей всякий раз, когда встречается взрослый человек, и мы останавливаемся, внимательно разглядывая нашего нового – маминого старого знакомого, сопровождая каждое слово разговора взрослых и напуская виду, будто все понимаешь. А если этот большой человек еще прогуливается с детьми! – тогда… я и моя сестра ликуем. Задаемся перед такими же лилипутами-людьми, всем своим видом показывая: какие мы счастливые, что наша мама – самая лучшая мама на свете! А теперь, наверное, всё пропало; мама даже не оглянулась в сторону зала, когда я укладывался спать. Куда-то пошла от меня. Стирать?». Из ванной доносился шум. Гудела и постукивала, чавкая загруженной кладью, машина.
«Почему все люди должны ночью спать? А если ты нисколечко не устал – играл бы ещё, хоть целую ночь. Кто придумал сон?» Маша одинаково дышала: ровно и слышно. Она спала.
Мама почему-то застыла у выхода на балкон и, казалось, мечтала. Ее взгляд был обращен при этом куда-то далеко-далеко. Я видел маму очень отчётливо. На нее падал свет откуда-то сверху. Она стояла в ночной рубашке, повернувшись лицом наполовину ко мне, и смотрела на небо. Черные прямые волосы падали на плечи, плавно переходившие в утонченные мамины руки. Широкий лоб, красивые длинные брови, окаймляющие большие выразительные глаза, сидящие широко друг от друга, по-восточному заходящие на височные доли. Тонкий, слегка продолговатый нос с горбинкой. Широкий рот, тонкие черты губ. Из-за белых зубов губы немного выдавались. Передо мной словно предстала настоящая царевна из сказок. Осторожно приподнялся – диван не издал не единого скрипа. Выбрался из пододеяльника. Скользнул с дивана, попав ногами прямо в тапки. Ни шаркая и не шлёпая как обычно, медленно на цыпочках устремился к маме. Нет, я не боялся оказаться замеченным, – мне очень не хотелось отвлечь мамино внимание: поэтому, наверное, я подбирался к ней, затаив дыхание. «Ведь если мама так увлечена, я даже представить себе не могу – каково будет мне! И что там такое? Куда она смотрит? Я тоже хочу это видеть!»
- Посмотри, сынок, какое сегодня ясное небо. Ни одного облачка. Видно все как на ладони. Какая красота.
Я застыл как заворожённый: передо мной, куда не глянь, раскинулось звездное небо. Конечно, я знал, что такое ночь, небо ночью, как выглядят звезды – и всё равно у меня от увиденной удивительной картины, должно быть, открылся рот, и я смотрел сейчас на сияющий, живой, дышащий небо-мир во все глаза. На небе не было пустого места. А звезд, оказывается, было больше, чем я себе мог представить. Я умел считать до десяти, знал, что миллион на очень много больше десяти. А теперь, уставившись на небо, почувствовал, что даже умей я сосчитать до миллиона – не хватило бы на звезды, которые на меня смотрели.
- Илюш, ты представляешь! – сегодня самый настоящий звездопад.
- Мама, что такое звездопад? – Услышав новое слово, повис на маме почемучка.
- Звездопад, сынок, – это звездный дождь. Вот в такую погожую ночь, как эта, его легко наблюдать…. Все-таки, мы из счастливцев. Звездопад случается не всегда: даже самой ясной ночью это явление редкость.
Она объясняла, не так, как обычно происходило мое знакомство с мне неведомым, не так, как я привык ее слушать, набираясь ума-разума. Создавалось впечатление, что мама ведет беседу сама с собой. Да она сама! была увлечена увиденным.
- Звёздное небо, оно всё время меняется. Каждое мгновение загораются новые звёздочки, точно также как и гаснут старые. И вот, эти самые потухшие звёздочки, обязательно, прежде чем стать невидимыми, совершают мгновенный очень яркий путь: сорвавшись, проносятся по небосклону, необычайно сияя. Пуще вспыхивают – неожиданно теряются в темноте. Светят, не как мерцающие на месте, – гораздо сильнее. Одну сорвавшуюся звезду очень трудно уловить взглядом, когда падающих звёзд, что капелек дождя, не посчитаешь, – тебе открывается чудесная картина… Илья, постарайся увидеть – не оторвёшься! Обворожительно.
Речь ее лилась, а я ловил каждое слово. Воспринимал. Постигал.
- Звёзды как люди, рождаются, набирают силы цвета, меркнут. Мудрецы толкуют: людей на земле живёт столько – сколько звёзд горит в небе; и что, и у тебя, и у меня, и у каждого человека – есть своя звезда, присущая одному ему и больше никому.
«Выходит, что где-то на небе светит моя звезда!» – Задумчиво улыбнулся. – «Надо её непременно найти. Научиться отличать от остальных».
Мамин голос волшебно озвучивал представление, разыгрывавшееся на небе, и подносил всё новые загадки. Увиденные необычности всё только разжигали моё любопытство, разнуздывали воображение.
Сейчас, больше всего на свете, я хотел увидеть, как падает звезда. Сразу напасть на след летящей звезды не получалось. «Может быть, это и есть та самая штука, которую видит взрослый, но которая, хочешь ты того, пусть даже очень сильно ждёшь, – не поддаётся ребёнку». Терпение вышло. Беспокойный взгляд не мог остановиться, носился по небу с одного клочка на другой. Спасительная, падающая, звезда была неуловима.
-Вот она! Вот она! Я тоже вижу! Кубарем катится к нам на землю! – Кричу, не слыша себя от радости я, и внимательно-внимательно провожаю светлячка-звезду до самого низа.
-Вот и хорошо. Сынок, не шуми – сестрёнку разбудишь.
Приближаясь к нам, она попала прямо в листву деревьев. Я отчётливо представлял каждый кустик. Звезду на земле. Ночь, она сияет, пускает лучики во все стороны, ярко-преярко, как перо Жар-птицы. Не знаю почему, я был уверен, что упавшая звезда будет моей, сейчас пока ещё невообразимой находкой. «Вот завтра я непременно проснусь пораньше утром. Выходной день. Все дети сладко спят, никто их не будет. Они ещё не успеют подняться, – а я тем временем умоюсь и позавтракаю. Как только солнце осветит первыми лучами двор школы, хорошо видный из наших окон, отразиться в ее гигантских стёклах. Выбегу на беговую дорожку, на которой так часто бываю, играя с друзьями. И там, где на солнце, издали, отблескивает асфальт, ближе к самой школе, – схвачу ее в охапку!!! Дома я помещу её в сундук. Она – сокровище. Ослепительно сияет. В сундуке мрак. Точка в точку… Завтра ты, Звёздочка, будешь у меня!»
Всё-таки, не терпеться дождаться завтра. Как я хочу, чтобы завтра поскорее настало!
Ура! Знаю, как исполнить заветное желание. Умею. Ещё бы, испытанное мною волшебство! Ты закрываешь глаза – за окнами темным-темно, открываешь – о чудо! – первые лучи солнца едва освещают комнату, – на дворе тебя встречает новый день. А ты вовсе и не ждал ни секунды. Только – хлоп глазами: «по Щучьему велению, по моему хотению» – как завтра уже сегодня.