Сразу хочу предупредить, что разговор не столько о содержании, сколько о форме литературной...
Написано об отношении писателей к литературе вообще и к литературному творчеству своих коллег многими, так как в этом вечном вопросе скрываются разнообразия заблуждений и открытий, разочарований и прозрений, убийство и развитие талантов, потеря или поиск смысла жизни и творческого предназначения. Человек творческий в литературе раним – он подвержен действию слова как никто другой, ибо слово и есть его жизнь. Человек творческий бывает амбициозен, а бывает «не от мира сего», для которого главным в жизни является общение со своей музой, со своими литературными героями.
Но, как часто бывает, именно в таком интимном общении рождаются общечеловеческие литературные сокровища. И достоянием человечества они становятся благодаря или вопреки участию в жизни автора его сотоварищей и недругов в литературном пространстве. К сожалению или к счастью, в литературе часто, но не всегда, присутствует суперэгоизм, когда автор, попав в творческую среду, обладая более цепким умом или более развитыми творческими способностями, быстрее прочих прорывается к массовой публике, к профессиональным реализаторам творческого продукта и начинает презирать своих былых товарищей, стыдясь истории своего вхождения в мир литературы, который, по их мнению, теперь гораздо выше к небожительству, нежели стремление каждого человека к творческой реализации. Не дано, мол, каждому… Но из множества подобных «литературных эстетов», чаще всего, ничего кроме злопыхательства на засилье «графоманов» не получается, ибо отрываясь от жизни, изолируясь в обществе, где «кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку», автор утрачивает как раз ту правду жизни, которая питает его творческую натуру, заставляя отзываться на боль и страдания, любовь и радость народа, частичкой которого посчастливилось быть ему. И беда эта распространяется далеко за пределы литературного мира…
Юрий Иванович Градинаров народа своего не чурается. Он известен как прозаик – в различных издательствах в разное время у него выходили и повести, и романы, и сборники очерков. Я уважаю его гражданскую позицию. По многим вопросам я разделяю его точку зрения полностью. Но вот что касается творчества… Юрий Иванович искренне уверен в правоте своего взгляда на литературную форму всех жанров. Он бескорыстно дает советы и прозаикам, и поэтам, и музыкантам, и исполнителям песен. Кажется, что самым любимым занятием его является нахождение так называемой стилистической «грязи» в произведениях других авторов и настоятельная рекомендация замены ее на правильные слова. Казалось бы, весьма похвальное стремление к чистоте русского литературного языка. И более того, многое из того, что Юрий Иванович говорит о сочинениях наших, верно и полезно.
В ответ на замечания Юрия Ивановича практически на каждую новую книгу старооскольского автора я неоднократно предлагал ему провести публичный разбор книги самого Градинарова, чтобы рассмотреть положительный пример литературного творчества на практике. Но Юрий Иванович все время как-то уходил от этой темы. И тогда я попытался прочесть несколько его книг - «Адепта», «Казненные любовью» и «Сердцем не оскудеть...». Чтение, надо сказать, не развлекательное. Текст насыщен множеством деталей, событий, размышлений. Но, главное, на мой взгляд, что делало чтение не увлекательным процессом, а трудным занятием – авторский стиль изложения.
Проза Юрия Ивановича Градинарова, на мой взгляд, не оказывает желаемого воздействия на образное мышление. Почему? Наверное, именно из-за отсутствия «грязи», которую он пытается вычистить в творчестве других авторов.
Тот же писатель Владимир Калуцкий из Бирюча, что бы он ни писал, но у него узнаваемый живой стиль, в котором есть и повторы, и инверсия, и недомолвки – все то, что создает живую, оригинальную авторскую речь. Читатель разговаривает с такими авторами.
Проза же Юрия Ивановича – во многом искусственна в результате поиска лучшей формы – своеобразный воляпюк. Но подобное насилие разума над вдохновением не всегда дает положительного результата.
Давайте подробнее остановимся на романе Ю. Градинарова «Сердцем не оскудеть». В аннотации заявлено, что «главный персонаж романа – сын боярский Фёдор Стрешнев – служивший вначале на кордоне России с Дикой Степью, прошел в дальнейшем через горнило самых кровавых событий русской истории середины 17 века». Но фактически в книге отсутствует главный герой – он растворился в обильном тексте.
Например, первая глава на 22 страницах растаскивает внимание читателя на множество действующих лиц, деталей, мелких событий. Рисуется автором предвоенная суета в крепости, но из-за отсутствия должной динамики повествования напряженность восприятия описываемых событий не возникает. Расхолаживает и прямая речь, которая перемежается словами, кажущимися чужеродными телами в том времени и в той среде. По своей конструкции прямая речь разных людей выглядит одинаково, словно говорит один и тот же человек.
А сейчас вот, Юрий Иванович, без обид, может быть чуть в иной стилистике, но в совершенном соответствии Вашей интонации, содержанию и направленности, предлагаю разбор вашего же текста. Итак, как бы Юрий Градинаров разобрал бы книгу Юрия Градинарова – взгляд со стороны. Причем, речь пойдет о «литературной кухне», о форме произведения. Содержание, идея романа – замечательные. Рассказ о русской истории, о патриотах Руси, о народе…
Но возьмем первое предложение: «Огромная пыльная туча медленно заслоняла солнце, двигаясь со стороны Валуйка на крыльях южного ветра». Что это за туча такая пыльная – пыль с нее не протерли - из чего она? Может быть – это туча пыли, а не туча цвета пыли? Наверное, все же пыль, так как именно пыль у Вас оседает на Меловую гору несколькими строчками далее. Но где же грозовая туча? Непогодь ведь наступает… Как-то образнее и точнее нужно бы выражаться. И что значит, заслоняла солнце, двигаясь со стороны? Может быть, она надвигалась, как более привычно на слуху у народа нашего? И что за крылья у южного ветра? Может быть, туча надвигалась, подгоняемая южным ветром, а не возлежала на его крыльях? Или это у тучи такие крылья южного ветра приделаны – у южного ветра отобрала и себе приделала?
А что это за метафора: «Еще недавно радостное лицо природы обидчиво скривило губы от бессилия перед надвигающимся ненастьем»? Это где же у природы лицо и, тем паче, губы? И что ж за природа у вас какая-то ущербная, не всеобъемлющая – разве ненастье не часть самой природы? Красивости словесные, как не раз говаривал уж авторам многим (то бишь, Юрий Иванович говаривал) должны быть оправданы смыслом.
А далее еще одна беда – абсолютизация и коллективизация действия подобно тому, как на военном параде происходит. Ать-два, горе – не беда, все направо, все налево, носок тянуть…. «Дети, покрывшиеся гусиной кожей, надели на себя зипуны и недовольно поглядывали то на серый небесный холст, то на набегающие на берег волны, то на матерей, зовущих их домой с высокой крепостной стены». Представили картинку? Вот только вопрос – это все дети покрылись гусиной кожей? Или надели зипуны только те, кто покрылся гусиной кожей? Но как бы то ни было, все или какая-то группа детей, дружно покрылись гусиной кожей, организованно надели на себя зипуны (а кого еще они могли одеть, к чему это уточнение?) и теперь начали недовольно (в чем выражается недовольство?) поглядывать то на серый небесный холст (который, между прочим, несколькими строками выше был совсем на холст непохож, так как по нему резвились пыльные тучи, на крыльях южного ветра) – равнение направо (или налево), то на набегающие на берег волны - равнение налево (или направо), то на матерей (равнение прямо, что-ли), которые тоже дружно выстроились в ряд на крепостной стене и хором или вразнобой, зазывают детей домой. И далее автор из всей этой картины делает вывод – «не накупались стрелецкие отпрыски», заодно указывая на то, что купались только стрелецкие дети, холопьих детей там не было. Взрослый люд тоже в романе к строевой подготовке приучен. Вот вышли навстречу детям четверо служилых, которые «на ходу заправили за пояса полы длинных кафтанов» - ать-два – заправсь! И таких коллективных причесываний под одну гребенку по роману разбросано множество.
Далее идет одна из нелюбимых «грязей» Юрия Ивановича, так называемые, лишние слова и повторы. Вот, например: «И они гурьбой двинулись по крутой меловой стежке на взгорье, к Курским крепостным воротам, откуда вышли и направились к реке четверо служилых». На этой же странице уже автор говорил о том, что гора меловая, так стоит ли еще раз акцентировать внимание на этом? Это важно? Это получит в дальнейшем развитие? Раз крутая стёжка к крепости на горе, то и так понятно, что по взгорью. И раз вышли им навстречу четверо служилых, то и так понятно, что пошли они по направлению к реке, от которой мальцы топали. Таким образом, выбрасываем сразу же в одном предложении четыре слова и получаем «И они гурьбой двинулись по крутой стежке к Курским воротам крепости, из которых уже вышли им навстречу четверо служилых».
И далее по тексту неоднократно встречается еще пыль тучкина да синь пацанов перекупавшихся – настолько это важно для сюжета или смыслового наполнения романа?
Вот, например, в «Легендах старого Бирюча. Вечера над Тихой Сосной» Владимира Калуцкого, Юрий Иванович обращает внимание как на недостаток на частое употребление слова Человек. Но, на мой взгляд, как раз здесь у Калуцкого весьма оправданы эти повторы, так как за счет их, без прямого нравоучения, он, постоянно наращивая свое влияние на читателя, акцентируя его внимание на то, что речь идет не просто о каком-то забавном случае, а о чем-то важном для каждого человека, ибо о Человеке речь, о его предназначении, может быть. И таких хитрых крючочков для читателей у Калуцкого много. Вот, к примеру, Юрий Градинаров указывает как на ошибку в его легенде на следующее построение предложения: «И как-то в поездах и вечерних разговорах возникла общая мысль записать сокровенные сказания старины в небольших легендах…» Юрий Иванович предлагает вместо слова «записать» - «изложить», а вместо «небольших легендах» - «небольшие легенды». Казалось бы, что делов-то – заменили одно слово да два окончания, а, на самом деле – разрушили авторский стиль рассказчика, настрой на легенду, на сказание. Легенды всегда записывали, а излагают в научной беседе, на допросе или еще где-то в несказочной жизни посвседневной. И опять же, про окончания - в варианте Калуцкого речь идет о том, что автор берется всего лишь записать сказанья старины в легендах, которые уже дошли до времен наших, а в варианте Градинарова автор берется за сочинение этих легенд сам. Так разрывается ниточка доверия, связывающая читателя и писателя, теряется доверительность тона, настрой на соответствующий жанр. Соответственно, считая подобные литературные уловки, что ли, излишними в творчестве других авторов, он пренебрегает ими и у себя в романе.
Можно еще кой-какую «грязь» обозначить для пущей науки братии пишущей.
Вот, к примеру, у Юрия Ивановича «крепостной пушкарь». А нам же ведомо, что в 17 веке в России крепостное право стало наследственным. Так может быть это пушкарь чей-то крепостной? Ибо в том веке в крепостях служили «всяк люд охочий да крепостные», помимо казенных пушкарей, к примеру.
Или вот в прямой речи: «Ну не признается он нам, что застыли…» Чего это от мальца отчет за всех требуют? Не признается, что застыл, а не застыли.
Чаще всего в прямой речи встречаются слова, которые разрушают атмосферу повествования своей инородностью. «- Ну и нос у тебя! – удивился Ивашка Михайлов. – Мой-то с гулькин. Ничего подобного не разнюхает. А ты, Артём, удивляешь. Различить в такой небесной кутерьме лошадиный дух не каждой собаке под силу. Он выкатил глаза и удивленно качал головой». Ну, во-первых, Юрий Иванович очень не любит, когда слова повторяются на странице, а здесь в двух предложениях – удивился, удивляешь, удивлено…. Но это так, между делом, такие повторы часто встречаются по тексту романа. Но сейчас речь о другом. Не кажется ли вам, что Ивашка слишком уж поэтично и просвещенно изъясняется – небесная кутерьма, лошадиный дух, удивляешь, различить, ничего подобного? И сейчас-то не каждый простолюдин так сформулирует. Да и по конструкции предложения Юрий Иванович задал бы Юрию Ивановичу много вопросов.
Есть два романа об одном и том же герое – о Данииле Галицком: Антон Хижняк «Даниил Галицкий» и Алексей Югов «Ратоборцы». Роман Югова в свое время всячески рекламировали на различных уровнях, но читать его гораздо менее увлекательно, чем роман Хижняка. Причина, по-моему, та же самая – у Хижняка помимо исторической информации в романе есть художественные образы, а у Югова они не совсем удачны, на мой субъективный взгляд.
Конечно, нельзя мерить всех по своему вкусу. Есть читатели, которым нужен сложный текст, а есть те, кто кроме анекдотов ничего читать и не может. Но, образное мышление есть – это факт. И разбудить его своим художественным творчеством – это главная задача автора. Если этого не происходит, то общение идет все еще на уровне информационного обмена, но никак не на уровне образного восприятия мира с его чувственной основой.
А вот что писал Василий Шукшин в очерке «Как я понимаю рассказ». Речь о рассказе, но в полной мере его можно отнести и к роману.
«…Ведь известно, что даже два фотографа не могут запечатлеть один и тот же предмет одинаково, не говоря уже о писателе, у которого в распоряжении все средства живой жизни. Другое дело, что нет и писателя без искренней тревожной думы о человеке, о добре, о зле, о красоте… Это так. Поэтому нельзя, наверно, чтобы писатель-рассказчик отвлекался от своего житейского опыта в сторону «чисто» профессиональную. В стороне «чисто» профессиональной легче запутать следы, скрыть, что тебе, собственно, нечего рассказать. …
Кроме того, дела человеческие за столом не выдумаешь. А уж когда они попадают, наконец, на стол в качестве материала, тут мало, наверно, укрепиться мужеством и изгонять всё, что отвлекало бы внимание читателя от их сущности. Дела же человеческие, когда они не выдуманы, вечно в движении, в неуловимом вечном обновлении. И, стало быть, тот рассказ хорош, который чудом сохранил это движение, не умертвил жизни, а как бы «пересадил» её, не повредив, в наше читательское сознание».
Если автор уважает своего читателя, то писать для него он должен не только «правильно», но и интересно. И это большая проблема для многих писателей старшего поколения. Часто можно услышать от них жалобы, что, мол, вместо того, чтобы читать наши «высокоэтические» произведения, массовый читатель идет на поводу у тех, кто работает в «легких» жанрах фэнтези, детектива, конспирологии, любовного романа, мелодрамы... Или вообще предпочитают книге интернет и кино либо жизнь реальную.
Неоднократно приходилось мне слышать от тех, кто состоит в профессиональных творческих писательских союзах, предложения о возрождении цензуры, где цензорами они видят исключительно себя. Я не могу согласиться с подобными утверждениями потому, что даже за последние 20 лет мы имели возможность наблюдать, как диаметрально противоположно оценивались книги, порой одними и теми же людьми, например, Владимира Высоцкого – от дворовой песни до литературной классики и высокой поэзии, или, наоборот, когда мемуары Леонида Брежнева преподносили как литературную классику, а потом низвергали в небытие.
Что же касаемо определения «книжной вредности», так ведь после выхода в свет «Преступления и наказания» Федора Достоевского было немало молодых людей, решивших проверить с топором в руках – тварь ли он дрожащая или право имеет. Но ведь это книга не пособие по убийству старушки топором, а, наоборот, о значимости каждой жизни на земле, о неотвратимости наказания за совершенное преступление, коим является попрание права жизни другого человека, попустительство порокам своим в ущерб совести человеческой.… А ведь именно она, совесть, и должна стать главным судьей, главным цензором. И будит, будит Федор Михайлович эту совесть в себе и в читателях романов своих. Это ж как лекарство – для одних спасение, а для других - наркотик. Один настойку на боярышнике пьет здоровья ради, а другой – чтобы опьянеть и уйти от реальности. Так запрещать нужно или, наоборот, пропагандировать книгу, развивать литературную критику, ширить формы интерпретации литературного произведения?
Ведь, действительно, сегодня книга не в чести. О новых книгах уже не пишут в местных газетах, не берут интервью у местных авторов, не ставят спектакли по произведениям местных авторов в губернских и муниципальных театрах…
Но есть еще и другая опасная причина невнимания к современному творчеству местных авторов, о которой не успели поговорить. А судьи кто? Всё правильно говорится о необходимости сохранения и развития нравственной основы в современной литературе, о бережном отношении к русскому языку. Но, с моей точки зрения, глядя на те книги, которые вышли под эгидой регионального Союза писателей либо областной администрации, необходимо, прежде всего, именно в этом направлении внести некоторые коррективы, как по форме, так и по содержанию.
Я как-то взял почитать в библиотеке книгу О. Кириллова и не смог в силу безобразной верстки, когда текст слипался, повторялся, пропускался… Но это полбеды.
Дизайн книг в нынешний век широкого распространения информационных технологий должен быть на уровне адекватного восприятия широких читательских слоев, а не только отражать глубинный замысел автора.
Между прочим, книга Юрия Градинарова «Сердцем не оскудеть» выпущена непонятным издательством в Воронеже с нарушением ГОСТ 7.03. – 2006.
Содержание, особенно художественного произведения, помимо грамматики и образности, характеризуется стилистикой, в основе которой находится народный язык, стилистика современного общенародного языка. И вне этой стилистики текст книги выпадает из сферы массового восприятия потенциального читателя.
Наши «мастера слова», видимо, забыли, что художественность языка произведения не в отборе «правильных» слов с точки зрения жизненного опыта автора, а (если речь идет о литературе, которую мы хотим брать за образец) с точки зрения целесообразности использования стилистических качеств современного народного языка, когда необходимо отобрать и синтезировать наиболее типичные, стилистически значимые явления лексики и фразеологии, фонетики и орфоэпии, словообразования, морфологии и синтаксиса…
Проще говоря, язык книг должен быть не только «правильным» с точки зрения содержания, но правильно оформленным, выверенным, понятным, динамичным, интересным. А то получается, что напишем, как написалось, и обижаемся, что мол, берут книги только в добровольно-принудительном порядке, да друзья-товарищи, да и те не читают.
Но здесь очень важно не переступить грань, как произошло, например, с эстрадой, где в погоне за молодежной публикой шоу вытеснило песню, вытеснило саму эстраду, заменив все эротическими танцами подросткового периода. Нужно быть интересным и понятным, но нельзя опускаться ниже уровня собственного достоинства, нельзя заигрывать с развращенным читателем или с теми, кто никогда и книгу в руки не брал. Это с одной стороны.
А с другой – все мы живем в одном Отечестве. И нужно проявлять сочувствие, сострадание и сопереживание не только на словах, но и на деле. Ведь в этом и кроется особенность русской души – в способности сострадать, а не только сопереживать и сочувствовать. Разделить чужую боль, как свою. Дать возможность творческой реализации своему соотечественнику. Ведь мы же часто говорим, что народ должен жить как единая семья. Но разве тот, кто при уме и силе, не даст шанс творческого развития слабому, малому, старому, робкому, бедному, молчаливому? Наверное, нужно не только дать такой шанс, но и помочь развить творческое начало. Что, собственно говоря, мы и делаем в издательстве РОСА, проводя различные неформальные встречи с авторами, выпуская книги малыми тиражами и прочее.
Но вернемся к рассмотрению повести Юрия Градинарова «Сердцем не оскудеть»
В интервью газете «Новости Оскола» Юрий Градинаров говорит: «Я советую старшеклассникам прочитать эту книгу, чтобы знать подробности о том, как развивалась история, – говорит Юрий Иванович, рассуждая о молодёжи XXI века. – Многие не знают о величайших эпохальных событиях на Дону, о донских казаках. К сожалению, сейчас чувство патриотизма растоптано в нашей стране. Хотелось бы, чтобы прониклась нынешняя молодежь чувством любви и уважения к Родине. Если бы народное образование занялось этим вопросом, обеспечило бы каждую библиотеку города экземплярами книги – это имело бы результат, потому что в романе красной нитью проходит все-таки любовь к России».
Вот ведь замечательные же слова, благие намерения… Но, может быть, вопросы нужно задавать не автору, а редактору книги, некой г-же В. Финашкиной. Если книга адресована старшеклассникам, то почему же редактор не обратила внимание автора на то, что нынешняя молодежь воспринимает мир более динамичным, более естественным.
И еще на что хотелось бы обратить внимание автора. Художественное произведение тем и отличается от всех прочих, что читатель делает самостоятельные выводы, опираясь на разбуженное образное мышление. А Юрий Иванович лишает читателя такого права, вводя в текст книги авторские оценки героев повествования и событий описываемых.
Например, вот как сразу же категорично характеризуется приемник гетманского титула Павел Тетеря: «Двоедушный, думавший только о наживе, он постоянно лицемерил, выставляя напоказ свою верность царю…» На мой читательский взгляд не должно быть таких слов от автора, а постичь сие должен я из какой-то сцены, диалога. Негоже автору художественного произведения давать собственную оценку описываемым событиям и действующим лицам – сие должно происходить в восприятии читателя естественным образом под воздействием художественного произведения в целом. А иначе можно было бы просто статью написать или прокламацию.
Патриотизм – это ведь любовь не к слову «Родина», а к людям, которые живут на одной земле с тобой, к традициям рода твоего, к языку родному… Вот скажите мне, пожалуйста, постоянно пьяный, матерящийся, не желающий работать нигде, нужду справляющий под забором, на котором он же написал куском мела «За Русь!» – патриот он? Благо он Родине своей делает или позорит и унижает ее? А чиновник или депутаты, речи правильные произносящие да казну разворовывающие – патриоты они или предатели Родины своей, ложью ее уничтожающие? А предприниматели да бизнесмены всякого калибра, одной рукой подачки нищим согражданам раздающие, а другой природу ради обогащения своего губящие да доходы от земли общей себе в карман заталкивающие – любят ли они Родину свою или угробить скорее хотят ее по умыслу или по глупости своей?
Это я к тому, что говорить о любви к Родине и любить ее – совершенно разные понятия. Мы постоянно слышим из телевизора слова о патриотизме от публичных лиц, но их поступки или, наоборот, бездействие, заставляют усомниться в искренности их слов. Искусственные же слова о патриотизме, могут оттолкнуть от себя, не пропустить к осмыслению тех понятий, которые стоят за ними. И это опасность для писателя с благими помыслами о просвещении поколения младого, стремящегося пробудить любовь к Родине в народе своем. А если уж мы стремимся пробудить любовь эту в других, так надобно быть искренним, настоящим в порыве этом, когда не указываем, как и что, а своей любовью делясь, пример личный даем любви такой вот бескорыстной к людям, к соотечественникам своим, ибо они и есть наша РОДИНА.
С уважением к русскому писателю и гражданину Юрию Градинарову
Сергей Галиченко