В Московском областном государственном театре кукол уже несколько лет пытаются решить болезненную проблему, давно назревшую в искусстве играющих кукол – репертуарную. Известно, что пьес специально и хорошо написанных для театра кукол катастрофически не хватает. А поскольку в отечественном театре кукол давно и, можно сказать, традиционно основное внимание уделяют не показу номеров с демонстрацией чудес кукловождения, а донесению до зрителя некой сверх идеи, понятно, что спрос на «умные» пьесы, которые можно поставить посредством кукол, высок. МОГТК провел уже две Творческие лаборатории «Маленькая драма», в ходе которых драматурги, пройдя предварительный конкурс, под руководством уважаемых знатоков жанра занимались написанием пьес специально для театров кукол. По итогам работы пьесы финалистов лаборатории были опубликованы, а самые интересные – поставлены. В финал II Творческой лаборатории вышли четыре пьесы, написанные вполне состоявшимися, профессиональными драматургами. К сожалению, уже на стадии создания и просмотра этюдов стало понятно, что ни одно из предложенных на суд зрителей творений по-настоящему «кукольной» пьесой не является. Все четыре пьесы очень интересные и вполне могут быть воплощены в кинематографе, мультипликации и на драматической сцене. Но они не для кукол (как известно, заявка в качестве персонажа динозавра или крысы критерием «кукольности» не является). Возможно, такой результат – следствие того, что в составе команды проекта не оказалось ни одного режиссера театра кукол.
Если все же выстраивать пьесы финалистов по степени условной близости и удаленности от заявленного на площадке лаборатории жанра, то наиболее близкой к театру кукол можно было назвать пьесу Марии Огневой «Мой папа – Дед Мороз», а наиболее далекой – безусловно интересное произведение Константина Фёдорова «Мойры Петроградского района». Однако именно «некукольную» пьесу Константина Фёдорова в МОГТК и выбрали для профессиональной постановки.
Я не буду подробно останавливаться на деталях развития сюжетной линии пьесы - это произведение, конечно, стоит того, чтобы быть воплощенным на сцене. Однако К. Фёдоров, кажется, смутно представляет себе кукольный жанр, иначе он не стал бы предлагать, чтобы от всех персонажей пьесы (исключая Мойр) отходили нити судеб. Конечно, это интересный образ, и в контексте пьесы важный, но при попытке его воплощения посредством верховых или планшетных кукол нити неизбежно перепутаются, а в театре марионеток они не будут играть той особой роли, которую предлагает автор пьесы. Надо сказать, что в постановке МОГТК от этой идеи отказались (нити появляются лишь в момент их перерезания). Кроме того, значительный объем содержания пьесы составляет описание действия, что в принципе ненужно – в «кукольной» пьесе, если она, конечно, не написана самим режиссером «под себя», более важны диалог или образ, а то, как они будут представлены зрителю, зависит от избранной для постановки системы кукол. А этот опять-таки результат творческих исканий режиссера.
К сожалению, программки на момент премьеры спектакля, состоявшейся в начале февраля этого года, МОГТК не напечатал, а на сайте театра информации оказалось мало. Известно лишь, что режиссером спектакля выступила Александра Ловянникова, кто был художником - неясно, а музыка написана неизменным Андреем Заногой. Его работа, как и всегда, заслуживает самой высокой оценки – нервная тема замечательно передает настроение зимнего, затаившегося в ожидании чрезвычайных событий Петербурга. В качестве кукол Александра Ловянникова выбрала разноцветные перчатки (замечу, речь не идет о перчаточных куклах!) с прицепленными к ним личиками героев диаметром в три-пять сантиметров, не более. Те, кто посещал спектакли МОГТТК в главном здании в Пестовском переулке, и представляет скромные размеры зала, будут удивлены, узнав, что зрители, сидевшие во втором ряду, тщились посредством биноклей рассмотреть предложенных их вниманию «кукол». Усилия напрасные – личики были почти одинаковые. В общем-то, эти белые кругляшки можно было даже и не приделывать к перчаткам, а ограничиться в передаче характера персонажа цветом материи и текстами диалогов – эффект был бы тот же. Конечно, при желании такую невыразительность «кукол» можно счесть режиссерским приемом, нацеленным на то, чтобы стимулировать фантазию зрителя, желание домыслить и т.д., и т.п. Однако некоторые нюансы заставляют заподозрить режиссера в элементарной беспомощности. Зачем, например, нужно было, демонстрируя зрителю собаку, давать пояснения типа «собака – беспородная и лохматая», а при проходе одного из героев – «пальто итальянское, шарф по моде завязанный, туфли», или при приближении героя к забору – «Вадим подошел к решетке» и т.д.? Все-таки, зрители и так все видят, а искусство играющих кукол как раз и отличается способностью передавать содержание пьесы действием, ярким образом, картинкой, и менее всего - словом. При этом, в случае с «Мойрами» речь идет даже не о том, что Александра Ловянникова лишь проиллюстрировала на сцене текст пьесы (хотя уже одно это – плохой показатель). Режиссер еще и продублировала проиллюстрированное словесно.
Пьесу явно пытались «ужать» до кукольного формата, ограничив продолжительность спектакля одним часом. В результате финал развития отношений персонажей-людей (бизнесмена Вадима, девушки Леры и мальчика из детдома Вовы), который у К. Фёдорова довольно пессимистический, но вытекающий из предложенных обстоятельств и характеров героев, в воплощении А. Ловянниковой получился какой-то обрезанный и натужно-фальшивый. И при такой «экономии» времени в спектакле возникают не имеющие продолжения сюжетные линии (вроде бегуна в красном). Все-таки, продумывая как «приноровить» предложенный материал к куклам, режиссеру имело смысл не размениваться, а сосредоточиться на главном.
В пьесе К. Фёдорова неожиданной является трактовка образа Мойр, как мечтающих о пенсии, уставших от повседневной рутины служащих некого учреждения (почти собеса). Это занимательно, но в то же время такая приземленность роковых старух, держащих в своих руках нити человеческих судеб, несколько понижает и градус переживания по поводу основной интриги пьесы – потери Мойрами ножниц, которыми перерезаются эти самые нити. Нет предощущения возможной вселенской катастрофы, которая может в результате разыграться. Мы видим лишь мелкую возню, развивающуюся в рамках Петроградского района. Потрясение от прямого контакта потусторонних сил с людьми до булгаковского уровня явно не дотягивает. Мелковат и главный злодей – парикмахер, нашедший ножницы, исповедующий довольно банальные человеконенавистнические идейки, и так ни в чем и не преуспевший. В воплощении же невнятных перчаток А. Ловянниковой все еще больше обмельчало – копошатся перед зрителями какие-то мелкие букашки-таракашки, представляющие довольно знакомый набор типов – нищий старик (почти бомж), его (и не его) собака, пресытившийся всем бизнесмен, пустая девушка бизнесмена, затравленный сверстниками мальчик-сирота…
В постановке, безусловно, есть яркие моменты. Очень интересное решение было найдено в изображении смерти старика – с руки снимается перчатка, и голая ладонь предстает в образе человеческой души. Хорошо передана картинка Петербурга – здания, мосты, засыпаемые снегом. Приятно было следить за работой актеров. Ограниченность в материальных средствах при передаче образов потребовала от Николая Воронова, Натальи Третьяк, Анастасии Игнатенко и Марины Романовой недюжинных усилий, чтобы сделать спектакль зрелищным. Отвечая же на вполне логичный вопрос: смотреть или не смотреть? – можно уверенно ответить: сходить посмотреть обязательно! При всех проявлениях «сырости» постановки, спектакль производит сильное впечатление, заставляя зрителя, и по окончании действия какое-то время ошарашенно сидеть на своем месте, раздумывая над извечным вопросом о смысле бытия.
Видеогалерея
Фотогалерея
Аудиогалерея
Магазин
