Книга Бориса Голдовского "Сергей Образцов. Документальный роман"

Дата: 22 Ноября 2017 Автор: Королев Александр

В серии «Жизнь замечательных людей» вышла книга о Сергее Владимировиче Образцове.

Перед автором Борисом Голдовским стояла непростая задача. Как известно, предмет его изучения много писал сам, а среди работ Образцова есть и знаменитая, огромная «Моя профессия», в которой великий режиссер описал свой личный многолетний опыт работы в театре кукол, и замечательная мемуарная книга «По ступенькам памяти». Наконец, есть хорошая книга о деде, которую написали внуки Сергея Владимировича. Кажется, что нового тут еще можно сказать?

Однако, все перечисленные труды - мемуарная литература, со всеми ее изъянами. По мнению историков три обстоятельства обычно мешают авторам воспоминаний писать правду, одну только правду и ничего кроме правды: «Во-первых, это память, которая, увы, с годами слабеет. Недаром говорят, что мемуары – это жанр литературы, страдающий склерозом. Память уязвима и по своей «избирательной» способности: помнит одно и абсолютно забывает другое. Во-вторых, это особенности индивидуального психического склада. В-третьих, это особенность условий эпохи, когда создавались мемуары. Эта особенность, так или иначе, но обязательно накладывала свой отпечаток на мировоззрение автора, на степень правдивости, сокрытия и даже искажения тех или иных фактов. Это свойство всех мемуаров, но мемуаров советской эпохи – особенно». (Кабанов В.В. Между правдой и ложью: (Отечественные мемуары XX века). Москва.: Институт российской истории РАН, 2004. С.7).

Окончательный, полный вариант «Моей профессии» был опубликован в 1981 году, когда Образцову исполнилось 80 лет.

«По ступенькам памяти» писалась уже в первой половине 1980-х и была опубликована в 1987 году.

Эти работы не могли не испытать на себе влияние всех вышеуказанных негативных факторов.

Книга, написанная внучкой и внуком Сергея Владимировича, – это также интересные мемуары, в которых Образцов предстает таким, каким видели его в кругу семьи.

Книга Бориса Голдовского – первая попытка взглянуть на Сергея Образцова со стороны, попытка представить читателю его всеобъемлющий портрет.
Борис Голдовский определил жанр своей книги как «документальный роман». Но это скорее большая повесть. Конечно, в жизни Сергея Образцова были события, из которых вполне мог сложиться сюжет для романа. Чего только стоит трогательная история его отношения к памяти рано и трагически ушедшей первой жены. Романист завернул бы захватывающий рассказ, в котором обязательно присутствовали описания и первой, и второй жен героя, их разные характеры, неудовлетворенность неординарной Ольги Александровны Шагановой (второй супруги) той ролью, которая она играла при великом муже (с годами все более и более великом!), дети Образцова от первого брака, которые жили отдельно от отца, у бабушки, фотография Софьи Семеновны (первой жены), которая все годы без нее стояла в рабочем секретере Сергея Владимировича, всегда была перед его глазами… И какой эмоциональный контраст в названиях глав в книге мемуаров Образцова - «Смерть Сони» и «Женился на Шагановой»!

Надо сказать, что эта история в книге Бориса Голдовского есть. Но только к ней (как и к какой-нибудь другой) его книга не сводится. Историй в книге вообще очень много. А как же иначе – повествование ведется о яркой жизни продолжительностью в 90 лет!

Вот перед нами молодой Сергей Образцов: поиск предназначения, ВХУТЕМАС и МХАТ, романсы с куклами (тут же интересные отступления в  описание развития искусства играющих кукол, экскурс в историю кабаре первой четверти XX века), люди, встречавшиеся Образцову и формировавшие его как артиста…

А вот актер, эстрадник, у которого не было опыта постановки настоящих спектаклей, становится создателем своего театра: перед нами возникают люди, создававшие ГАЦТК, из «коллекции» Образцова – яркие, увлеченные, подвижники, история легендарных спектаклей, «По щучьему веленью» и «Волшебная лампа Аладдина», парадоксальная история появления в театре тростевых кукол - «образцовских», война, гастроли, «Обыкновенный (он же Необыкновенный) концерт, разрыв с Виктором Громовым, забавная история приезда в Москву Ива Монтана и Симоны Синьоре в декабре 1956 года...

Наконец, «великий» Образцов: награды и звания, книги, кинофильмы, «Божественная комедия»,  спектакли, спектакли, нескончаемые зарубежные гастроли, открытие нового здания театра на Садовой-Самотечной, президент UNIMA, старение, уход людей из «коллекции», начало упадка театра, 90-летие, кончина… На без малого пятистах страницах книги разворачивается увлекательная история жизни великого дилетанта, всю жизнь игравшего в куклы, объясняется как и почему Образцов стал Образцовым.

Но остаются и вопросы. В начале книги Борис Голдовский замечает, что у каждого, кто лично знал С.В. Образцова был свой Образцов. И  у Бориса Голдовского «тоже есть свой Образцов – уже очень пожилой, даже уставший. То ли философ, то ли ребенок…». Борису Голдовскому удалось дать большой материал об этом Образцове, но автор не мог не поддаться обаянию своего Образцова – позднего, уже написавшего мемуары, определившегося в оценках разных этапов своей жизни, значимости в ней отдельных событий, что-то забывшего, что-то предпочитавшего не вспоминать.

При написании мемуаров Образцов осторожен в оценках, они даются с высоты почти семидесяти лет, прожитых при советской власти. Кажется, что принятие им и его семьёй власти Советов прошло бесконфликтно. Борис Голдовский в общем принимает это на веру. Получается, что хотя у Образцова и имелось собственное мнение, но он всегда был сугубо советским человеком. При чтении же «По ступенькам памяти» возникает впечатление, что все было сложнее, и порой гораздо интереснее не то, о чем мемуарист сообщает прямо, а то, что проскальзывает как бы между строк. Заметно, что Образцов припоминает свои детские впечатления и мысли, а о юношеских (и более поздних) зачастую молчит, предпочитая просто описывать события. Но зачем он их описывает? Почему вспоминает именно эти «ступеньки»?

Да, действительно, папа Сергея Владимировича в 1905 году организовывал бесплатную столовую для рабочих, за что и был уволен с работы. Но назвать его революционером вряд ли возможно. Бесплатные столовые тогда были в моде, и МВД даже поощряло подобную деятельность, надеясь таким образом сгладить социальные противоречия. После шествия под руководством Гапона все изменилось… Наверное, в настроениях Владимира Николаевича Образцова имела место обычная для интеллигента оппозиционность власти, но не более. Показательно то, что семья Образцовых покинула баррикадную Москву в неспокойном 1905 году,  решив переждать смуту в деревне, в имении крестной Сергея бабы Капы. И не случайно в интервью 1992 года на вопрос «как Вы жили до революции?» Сергей Владимирович ответил: «Жили нормально, в пятикомнатной квартире». И не зря он припомнил в 1980-х годах как они с братом в 1917 году, опасаясь прихода большевиков, утопили в колодце папину дворянскую шпагу. А затем Сергей уехал с папой в Усть-Сысольск (ныне Сыктывкар) на строительство железной дороги. Опять от смуты подальше?

Далеки, ох, как далеки, Образцовы 1917 года от года 1924 года, когда они всей семьей отправятся в Дом союзов дабы принять участие в церемонии прощания с Лениным. Но все меняется - и люди, и их взгляды. А все-таки, когда в 1925 году, во время гастролей Музыкальной студии МХАТа по Германии, Чехословакии и США, Сергей Образцов встретил в Нью-Йорке друга детства Георгия Голинского, несмирившегося белогвардейца, полковника, которого не видел с 1915 года, Образцов не прошел мимо, зазвал в гости, выпил самогона, а затем расстался навсегда, спустя шесть десятилетий признавшись в мемуарах, что белогвардейцы «тоже в общем хорошие люди». И, наконец, замечательная мемуарная глава «Диалектика», в которой рассказывается, как советская власть отобрала имение у обожаемой крестной бабы Капы, как старуха, опираясь на палку, не оглядываясь, покинула свой родной дом и перебралась жить в поселок Расторгуево к дочери. Когда это было? Наверное, в том же 1925 году! В тот год, 20 марта ЦИК СССР принял Постановление, согласно которому бывшие помещики, уже давно потерявшие свои угодья, но продолжавшие жить огородами в усадьбах, подлежали выселению из местностей, где у них раньше были поместья. Что должен был тогда чувствовать Сергей Образцов? И сколько времени должно было пройти, прежде чем он внутренне согласился с подобной «диалектикой», написав: «Коли не наступила бы советская власть, не ушла бы и баба Капа из своего имения, но ведь тогда и Вася не был бы ни профессором, ни кандидатом наук». Вася – это сын кучера бабы Капы…

Или другая проблема для исследования, тоже из юношеских лет Сергея Владимировича – Образцов и религия. Да, всем известно, что Образцов, в театре которого были поставлены антирелигиозные «Божественная комедия» и «Ноев ковчег», был атеистом. Но когда он им стал? В мемуарах Сергей Владимирович припомнил, как лет в 17 он написал отцу письмо: «Папа, что мне делать? Я не верю в Бога. Его нет». Но что это было? Что привело Сергея, который в девять лет, во время пожара, молил иконного Бога о спасении мышонка, забытого в детской, в стеклянной банке (и в итоге уцелевшего), в десять - собиравшего с кружкой деньги «На построение храма Божьего», к подобному разочарованию к семнадцати годам? И к разочарованию ли в Боге вообще или в Боге официальной церкви? Ведь пошел же он тогда к Черткову, ближайшему сподвижнику Льва Толстого, учение которого о Христе православная церковь признала еретическим. Этот эпизод рассказан Образцовым вскользь, так же он проходит и в книге Голдовского. Якобы, серьезного впечатления на него встреча с Чертковым не произвела. Но зачем тогда Образцов описал ее? И встреча-то была не одна. И почему после этих встреч Образцов начал вести дневник, записывая в нем «все дурные мысли и дурные поступки»? Это же чисто толстовская практика! И почему решил спать на досках, чтобы «всякие сны» не снились? И пять лет так и спал. Что это? Истязание плоти? А в приведенном рассказе о пожаре заметно негативное отношение к иконам: Бог «висит у няни над кроватью. Черный, с большими глазами. И куда ни зайдешь, он все равно на меня смотрит. Глаза поворачивает». И толстовцы против икон! А на Пасху новое негативное впечатление, уже от обрядовой стороны, от христосования мужчин и женщин: «Двое очень нехорошо целовались. Неприлично даже. Разве можно так целоваться? И еще двое – то же самое?» Что это? Припоминания о впечатлениях десятилетнего мальчика, или отношение к обряду вообще. И сразу на память приходит толстовское «Воскресение» - там это же отношение. И всегда ли любимым произведением Толстого у Образцова были исключительно «Война и мир»? Нет, вероятно, нужно было поучиться на философском факультете, пережить смерть жены, во многом разочароваться, чтобы стать зрелым Образцовым – атеистом.

Все-таки жаль, что мы не можем прочесть ранний дневник Образцова, тот – о добрых и злых мыслях и поступках. В качестве приложения в своей книге Борис Голдовский поместил дневниковые записи Образцова за 1921-1929 годы. Однако заметно, что это другой дневник. В опубликованном тексте более-менее последовательные записи начинаются лишь с 1927 года, а краткие записи за 1921-1925 годы – это припоминания, сделанные позднее, в том же примерно 1927 году. Да и не дневник это в классическом смысле, скорее ежедневник Образцова-эстрадника - записи о концертах, где выступал, за сколько, приход-расход, какие ошибки сделал, как принимали, кого видел, постепенно растущие гонорары и т.д. Записи носят исключительно утилитарный характер. Например, в записях за 1928 год никак не отмечены смерть жены и рождение дочери…

Или вот отношение Образцова к другому богу – земному, к Сталину. В книге «По ступенькам памяти» есть глава под названием «Ступенька, через которую трудно перешагнуть». Написана она в 1985 году. Сергей Владимирович стыдится своей былой веры в Сталина, веры в преступность репрессированных людей, рассказывает как пытался заступиться за кого-то из знакомых… Тут же Образцов сообщает читателю, что «все-таки» ни одно событие не поколебало его «веры в правду, за которую боролся Ленин», и из-за исторических «трудных ступенек» «не умерла, не могла умереть правда коммунизма». И, наконец, с удовлетворением цитирует «Правду» от 26 октября 1985 года, где в опубликованном проекте новой редакции Программы КПСС сообщается о том, что «партия проделала большую работу по устранению последствий культа личности».  Борис Голдовский верно почувствовал - написанное много позже XX съезда этой партии нельзя проецировать на всю жизнь Образцова, и о 1930-1940-х годах следует писать с позиции Образцова того времени, с позиции сталиниста, пусть и умного. Ведь даже в 1985 году Сергей Владимирович точно помнил, что выступал перед Сталиным на правительственных концертах в Георгиевском зале двадцать два раза! И в первом варианте «Моей профессии» (1950-го года издания) в конце четырнадцатой главы «Встречи со зрителями» имеется раздел «Георгиевский зал», где Образцов восторженно описал свои впечатления от встреч со Сталиным. Написал, как он трепетно хранит пригласительный билет на первое свое выступление в Георгиевском зале – в 1935 году. И как его тогда поразила близость Сталина («стоит почти рядом», «курит трубку»), его необыкновенное сходство с портретами, и при этом «какая-то особая простота в манере обращения с людьми», «теплая улыбка»… И тут же: «Трудно объяснить почти физическое ощущение того, как любовь огромного количества собравшихся в одном зале людей направлена на одного человека, что любовь эта какой-то невероятной силы и напряжения, что она наполняет тебя самого до предела, что этот человек, такой простой, становится большим, огромным, как самые большие понятия – как мир, как жизнь». А ниже признание, что «рассматривая разноцветные пригласительные билетики», накопившиеся за годы, после многочисленных выступлений в Георгиевском зале, Сергей Владимирович вспоминал эти приемы, дававшиеся по самым разным поводам, сознавая: «все эти вечера окрашены одним общим ощущением присутствия на них Сталина». А прием 25 июня 1945 года в честь участников парада Победы?! И как всегда, «Сталин сидел за длинным столом около эстрады. А когда я исполнил два указанных в программе номера, он попросил показать «Хабанеру». Бывают же в жизни такие удивительные и прекрасные случаи, когда мечты сбываются полностью!» Этими словами заканчивается глава. Что ж, написано вполне искренне. И Борис Голдовский пишет о тогдашних восторгах Образцова, замечательно показывая отношение своего героя к Сталину в развитии, стараясь раскрыть, что чувствовал и понимал Сергей Владимирович, живя в то непростое время. Но «обжегшись» на Сталине, Образцов в книгах, написанных в 1970-80-х годах, уже никому из властителей не посвящал столь проникновенных слов. Значит ли это, что после Сталина никто из советских вождей не интересовался куклами? Судя по тому, что большинство своих наград Образцов получил после Сталина, вряд ли. Просто Сергей Владимирович, доверяя свои впечатления бумаге, стал осмотрительнее. Но мне кажется, что, несмотря на молчание мемуаров, темы «Образцов и Хрущев» и «Образцов и Брежнев» должны были получить отражение в жизни Сергея Владимировича не меньшее, чем тема «Образцов и Сталин». А их в книге Бориса Голдовского практически нет. А как Образцов пережил распад СССР? Неужели за юбилейными хлопотами и болезнью не обратил внимания на происходящее?

Все эти вопросы и поставленные выше проблемы свидетельствуют о том, что первая основательно написанная биография Сергея Владимировича Образцова ее автору удалась. Хорошая книга должна стимулировать к продолжению поиска, а последующим исследователям жизни и творчества Образцова есть на что опереться. Но мне кажется, что новое большое исследование о великом кукольнике появится нескоро – слишком уж фундаментальную книгу написал Борис Голдовский.
 

 

Перейти в архив


Новинки видео


Другие видео(192)

Новинки аудио

Елена Крюкова "Обнаженная натура"
Аудио-архив(210)

Альманах"Клад"  газета "Правда жизни"  Книги издательства РОСА
© 2011-2014 «Творческая гостиная РОСА»
Все права защищены
Вход