Наина

Дата: 25 Июня 2017 Автор: Калуцкий Владимир

Чужой город. Я не был тут сорок лет, а ощущение такое, что не был никогда. Не помню ни взрослой липовой аллеи у военкомата, откуда призывался некогда, ни строгих рафинадин жилых девятиэтажек. Да полно - тот ли это город?
И вдруг - она. Нет, не она, конечно, потому что той было девятнадцать лет. А эта грузная дама в синем брючном костюме похожа скорее на министершу, чем на ту, из юности...
Но глаза.
И она остановилась, словно налетев на стеклянную стенку , и выдохнула полувопросом:

-Во...ло..дя ?!

Конечно, я и в книгах читал, и в кино видел, что такие встречи бывают. Но чтобы в жизни..!

Вот я дотянул до шестидесяти лет, потом летел четыре часа, потом ехал еще два, девять минут шел по аллее. И чтобы первой в городе встретить её? Книга, кино, сказка.

"Ну, как ты?" - это мы в два голоса. Потом рассмеялись, потом обнялись. Она изящно поддела руку под мой локоть, и мы пошли мимо военкомата,

"А помнишь?" - опять в два голоса. И общий смех.

Помним...

-Ты где пропадал все эти годы?... А я так и живу здесь. Тридцать лет в университете преподавала, кандидат наук. Что ты! Жизнь удалась. Муж - финансовый генерал, сын дипломат, сейчас в Крыму какие-то связи налаживает. Дочь, две внучки. Да что я все о себе? Ты-то как? Знаешь - у меня твои письма сохранились. Те еще, армейские, из Египта, помнишь?

Я помнил. Мне , вообще-то казалось, что это она забыла. Признаться, я давно уже вычеркнул её из памяти. Ну - было и было. Хотя приятно, черт возьми: первый же человек в чужом городе, и сразу - она.

-Куда ты меня ведешь? - спрашиваю.

-Господи! Да к себе домой. Не в гостиницу же тебя вести, горе ты моё луковое.

-Думаешь - твой генерал обрадуется?

Она легкомысленно тряхнула великолепной укладкой:

-Ты обо мне думай, а не о генерале.

В лифте по нутру рафинадины поднялись на этаж. Дверь массивная,плотная, отодвинулась легко, как в лайнере. Снимаю туфли, и ноги погружаются в ворс песочного цвета ковра,словно в марсианскую пыль.Не квартира - другая планета.

-Это зал, тут спальня, там библиотека. Будь как дома, а я пока кофе сварю.

Она суетится, чувствуется легкая вздёрнутость. Я тоже сам не свой. Её голос доносится с кухни вперемежку со звяканьем чашек, я хожу вдоль стеллажей. Золотые корешки классики, скучные оттиски энциклопедий.Вперемежку с какой-то зеленой серией - четыре моих книжки. Великолепное, размером с доску журнального столика, подарочное издание "Руслана и Людмилы"."Герой, я не люблю тебя"...

"Господи, зачем я здесь? Мне много лет, а она замужем. Да за одну мысль о таком она отхлещет меня щекам...

-Что? А, два кусочка. Да, можно и три.

А кровать почти не мятая. Греходром последней готовности... А вдруг она меня за тем и привела?... Или просто воспоминания юности? Или как тогда, до прикусывания губ?"

-А вот и я! Располагайся. Это чашки из старинного сервиза польского короля Понятовского. Сын из Франции привёз.

Она говорит, но видно, что внутри у нее тоже вибрирует струна. На той же ноте, что и у меня.
Кладу свою руку на её мягкую ладонь. Меня слегка трясет. Точно так же, как это было тогда, сорок лет назад, в городской гостинице.

-Мне лучше уйти, - говорю я, но голос застревает в гортани, выходит наружу нервным кашлем. Свободной рукой она осторожно и мягко проводит по моим редким волосам :

-Дурачок. Ну, дурачок.

Два шара её грудей наваливаются на моё лицо, и я чувствую, что готов заплакать.
Но вместе с тем возникло и начало расти нечто иное. Это иное никогда еще не подводило меня, и она, уже всем телом прильнув ко мне, мягкой частью тоже почувствовала мою уверенность. Что-то непонятное, несовместимое с нашим возрастом, подняло нас от стола и перенесло на кровать.
И в свете огромной комнаты за розовыми шторами, в её золотистой пыли исчезли очертания и время, и я всем своим естеством осязал, что она ничуть не изменилась внутренне, и , если не открывать глаз, то очарование драного гостиничного номера сорокалетней давности так же прожигает тело и дух, словно и не было провала времен.
Она была горяча, горяча, горяча. Дыханием, движением тела она лучше всяких слов рассказала мне и о своём никудышном генерале, и о нерастраченной женской любви, и о том, что всю жизнь искала, и не нашла того, искорку чего судьба высекла для неё моим появлением.И несколько раз, обваливаясь за порог счастья, она почти теряла сознание и до крови прикусывала себе губы. 
Потом мы просто лежали.Она, видимо, забылась сном. Скосив глаз, я видел её старчески обвисшие щёки,неровно вспухшие губы , глубокие морщины в прочерках растаявшей косметики. Слышал дыхание,спокойно поднимавшее её стёкшие к подмышкам груди. Ровно ничего в этой последней моей любви не осталось от той, первой.

Уходил я осторожно, как вор. Мне было стыдно перед собственной женой, совестно перед Богом и неприятно перед генералом.
Но я уходил, чувствуя себя искоркой счастья. Пусть не своего, а её. С осознанием того, что из меня еще можно высекать искры.
Мы не сделали ничего дурного просто взяли своё. Тем более, что жена моя ничего не узнает. Бог простит ,а генерал стерпит.