Пусть будут река и прохлада...

Дата: 11 Декабря 2015 Автор: Калуцкий Владимир



К юбилеям Николая Рубцова

 

 

     

       Было бы замечательно объявить 2016 год Годом Николая Рубцова. Великому русскому поэту 3 января исполнилось бы 80 лет со дня рождения, а 19 января будет 45 лет со времени гибели. Дважды юбилейный год.
     Имя Николая Рубцова, по мере удаления от его земного бытия, становится всё значительнее и грандиознее. Говорят, где-то в Альпах есть место над провалом, где тени людей, по мере удаления, становятся всё больше и больше.
Так и тень Рубцова всё яственее проступает над провалом вечности.
Для меня очевидно, что орбита русской поэзии первой половины ХХ века вращалась вокруг Александра Бока. А вторая половина целиком вместилась в орбиту Николая Рубцова.
       Что он есть такое - поэт Николай Рубцов? Бесхитростный стих, без вычурности, зауми, громоздких построений. Но именно эта простота и доступность оказались чертами гения. Он сам утверждал неисчерпаемость русского классического стиха. И оказался в нём Пушкиным нашего времени.
Я был мальчишкой, тому лет пятьдесят. Помню, упал в траву на меловом лбище над нашим хутором, над речкой, под белыми облаками. Лежу - и словно лечу, ликуя. Было острое ощущение всевременности и всевписанности себя во всю русскую историю. И неожиданно старший брат Алексей, лежавший рядом, прочел это, впаявшееся, вросшее в память и кровь навсегда:

Взбегу на холм. И упаду в траву,
И древностью повеет вдруг из дола.
И вдруг картины грозного раздора
Я в этот миг увижу наяву.



      Это было так неожиданно и так кстати, что у меня едва не остановилось сердце. Я спросил, пересохшими от восхищения губами:
     - Это ты сочинил?

    В ответ он, десятиклассник, сел, обхватив колени руками, и продолжил:

 

Пустынный свет на дальних берегах,
И вереницы птиц твоих, Россия,
Затмит на миг в крови и жемчугах
Тупой башмак скуластого Батыя.

 

      ... И не надо было знать учебников истории. Она вошла в меня от природы, от брата, от Рубцова. Брат тогда назвал мне это имя и сказал, что поэт живёт где-то далеко, на Вологодчине.

 

 

      А потом надолго имя это мне не встречалось. Тогда пошли греметь из динамиков радио, со страниц журналов Евтушенко, Рождественский, Ахмадулина, Вознесенский. Они звучали почти навязчиво, и нередко сбивали настройку моего восприятия поэзии, заставляя сомневаться в собственном умении отличить хорошие стихи от ненастоящих.

      Я уже тогда и сам пробовал писать. Первое стихотворение напечатал в районной газете "Вперед" в 12 лет. Было до одури, до звона в ушах и пальцах восхитительно видеть свою фамилию оттиснутой в газете. Конечно, в поэты я не метил, но читателем всегда был гениальным. Всегда гоняюсь за каждым новым словом в нашей литературе. У меня целая библиотека книг, подписанных авторами. Это копи, которым позавидовал бы сам царь Соломон.

      Есть здесь и книга со стихами Николая Рубцова и с дарственной подписью. Но о ней - чуть позже.
А я работал уже в газете, ездил по семинарам, завел знакомство со многими настоящими поэтами. Среди них был и Владимир Кобяков.
Владимир Кузьмич оказался у нас в Бирюче после изгнания из Литературного института. Жена его нашенская - вот и привезла мужа в наши палестины. Устроился он в районную газету, где работал и я.
       Тут надо сделать небольшое отступление. Наша газета интересна уже тем, что через неё прошли многие журналисты, ставшие впоследствии видными авторами. Как-то так устроилось всё, что здесь всякий мыслящий человек очень скоро выживался и уезжал прочь чуть не с волчьим билетом. Тут в редакции и доныне сохранились мастодонты, что сиднем сидят с шестидесятых годов. Много они съели талантливых ребят, не одного хорошего редактора выжили. В конце шестидесятых три дня числился здесь литсотрудником и поэт Алексей Прасолов. Но его вышибли столь мощно, что он оказался где-то в Ровеньском районе, в стогу. Говорят, что и в тамошней газете поэт продержался неделю. И Кобякова невзлюбили с первых строк. Признаться - журналист он был неуправляемый, но вот поэт классный. Его время от времени увольняли, но потом жена - наборщица типографии - плакалась в кабинете редактора - и Кузьмича возвращали в редакцию.
      Вот Владимир Кобяков преподал мне урок нравственности и патриотизма. Он первый много и подробно рассказал о своём однокурснике Рубцове. А потом протянул руку:
      - Держи. Этой рукой я каждое утро здоровался с Колей. Считай, что ты отстоишь всего на одно рукопожатие от живого русского классика. Цени!
     Я ценил.

 

 

     

       Много лет уже до того я болел собирательством старых книг. Я знаю, что и умру на пороге букинистического магазина. У меня много чего за эти десятилетия накопилось. Чтобы не дразнить гусей, просто назову несколько имен и книг. Знатоки поймут. Есть у меня "Четьи Минеи" митрополита Макария. Есть прижизненная "Телемахида" Тредиаковского. Есть номера "Северной пчелы", масонского журнала "Звезда востока", никоновский "Номоканон", ну - и еще много из поздних изданий. Я не то, чтобы ими очень дорожу. Они мне ценны, пока я с ними работаю. А так - меняю или просто отдаю. И как перед Богом заявляю - ни одной книги не продал. Хотя черные скупщики часто крутятся рядом. Один такой из Воронежа однажды звонит. "Есть сборничек Рубцова "Зеленые цветы", Алтайского издания. Тираж 5 тысяч земпляров. Цена 20 копеек. Уже раритет - ушла в Россию, как вода в песок. Меняю на прижизненного Некрасова".

 


   

  Я согласился, не раздумывая. "Зеленые цветы" мне привезли чуть не тотчас. Книжечка карманного размера, в мягкой обложке. Год издания - 1978. Через семь лет после смерти поэта.
      Нынче я эту книжку не поменяю ни на что.
      Очень ценна для меня и книга "Страницы современной лирики", изданная "Детской литературой" в 1983 году. Тут уже 300 тысяч экземпляров. Переплёт твердый, цена 85 копеек. Когда Господь призовет людей к ответу, то в свое оправдание человечество предъявит Ему эту книгу. Тут - стихи честнейших и сильнейших поэтов второй половину ХХ века. Алексей Прасолов, Владимир Соколов, Анатолий Жигулин, Глеб Горбовский, Станислав Куняев, Анатолий Передреев, Василий Казанцев, Алексей Решетов, Олег Чухонцев, Эдуард Балашов, Юрий Кузнецов.
Самая большая подборка - у Николая Рубцова. Книгу я тоже выменял, и она у меня нынче находится в святом углу, как икона.

 

 


     

     Третью книгу Рубцова мне подарили на день рождения, на сорокалетие. Шёл 1993 год, печаталось уже всё, что можно, и чего нельзя. Однако что интересно - и новые власти Рубцова не жаловали. Книга" Улетели листья" издательства "ЭКСМО-ПРЕСС" сделали тоже неброской, всего в 15 тысяч экземпляров. Но эта книга ценна еще и тем, что в ней есть воспоминания знавших его о Рубцове. И среди них - "из тетради о Николае Рубцове" Виктора Петровича Астафьева.
        И вот же судьба. Года через два попал я на какой-то литературный то ли семинар, то ли фестиваль в Курск. Я опоздал, приехал уже вечером, да еще нетрезвый. Сижу в вестибюле гостиницы, дремлю. Велят ждать, когда писатели появятся. Чтобы подтверлить, что я тоже. Иначе грозились выгнать.
Писатели пришли к полуночи. Тоже не очень трезвые. Меня признали. Но, поскольку место было только в номере у Виктора Петровича Астафьева, меня к нему и подселили.
       Три дня я жил в номере с Астафьевым. Он сломал, перекорежил мою жизнь, взорвал мой мир. До знакомства с Астафьевым я еще как-то вписывался в действительность. После - нет. На работе меня уже нигде больше недели не держали, а скоро я вообще и и навсегда оказался обладателем бессрочного волчьего билета.
       И вроде бы ничего не случилось. Просто беседовали. Но некоторые суждения Виктора Петровича вошли в меня, как руководство к действию. Именно потому, что они были правилами жизни у самого Виктора Петровича. Например, такие. "Писатель с перепуганной душой - потеря квалификации".
И Виктор Петрович оказался вторым, кто рассказал мне о личном знакомстве с Рубцовым,о их многолетней дружбе. Я видел, что САМ Астафьев робеет перед именем Рубцова. И вроде бы ничего особенного я не услышал. Виктор Петрович, даже пытаясь читать Рубцова, иногда сбивался, забывал строки. Но и в этих его заминках, паузах, глуховатой негромкости чтения жило что-то от Лукоморья, что ли... от древности, повеявшей из дола.
От той встречи у меня осталась книга "Царь-рыба" с авторской строкой. Подпись в тему: "Владимиру Калуцкому в память о рубцовских разговорах в Курске. В. Астафьев".
       ...О смерти Рубцова я узнал от Владимира Кобякова. Была мерзкая зима 1971 года. Я готовился по весне уходить в армию, настроение похоронное. А тут ещё это. Посидели, погоревали. Я то еще ничего, а Кузьмич совсем скис, как при потере родного брата.
И вот же подлость. Восьмидесятые, девяностые, двухтысячные годы. Каких только торжеств и юбилеев не отмечала страна! И ни разу не было общероссийского вечера памяти Николая Рубцова. Конечно, ценители русской поэзии не проходят мимо рубцовских дат. Наверняка и в январские дни грядущего года имя Рубцова вернётся в Россию в еще болььшем величии, чем до сего дня. Я всё жду, что появятся сообщения о рубцовском юбилее.
       Всё жду.
        И беру из Святого угла тот самый сборник "Страницы современной лирики". Это ведь не просто книжка. Она - страничка уже и моей биографии.
В 2002 году в Бирюч, именно ко мне и Владимиру Кобякову, приехали несколько московских и бедгородских писателей. Возглавлял делегацию Председатель правления Союза писателей России Валерий Николаевич Ганичев, приехал знаменитейший поэт Станислав Куняев. Были Белгородцы Молчанов, Белов. В зале районного Дома культуры прошла грандиозная встреча с читателями. Словом - устроили Бирючу большой литературный праздник. Правда, когда на следующий день районная газета "Знамя труда" дала отчет о событии, в нем не упоминался ни Кобяков, ни я. И лица наши были удалены с общих фотографий отчета.
        Но это мелочи. Главное - я попросил Станислава Кунява расписаться на сборнике "Страницы современно лирики". Он не стал писать на титульной странице. Несколько срок набросал рядом со своей подборкой, на странице 128. Приводить написанное не стану - тут личное.
Но когда я возвращаю книгу в Святой угол, мне кажется, что эту книгу подписал для меня сам Рубцов. Мне трудно говорить за всех. Нет уже Кобякова, нет и многих из плеяды бродячего поэтического цеха - Мелехина, Передреева, Рыжова, Анатолия Кукина - с кем сводила меня судьба. Но когда я читаю Николая Михайловича, мне кажется, что он тогда, в моём мальчишестве, на меловом холме, в прочтении брата, звучал пророчески:

 

Россия, Русь. Храни себя, храни.
Гляди, опять в леса твои и долы.
Со всех сторон нагрянули они -
Иных времен татары и монголы.



      Вы не забыли? 3-го и 19 -го января. Пометьте в календарях, у кого в груди ещё стучит русское сердце.

 

 

 

Перейти в архив


Новинки видео


Другие видео(192)

Новинки аудио

Елена Крюкова "Обнаженная натура"
Аудио-архив(210)

Альманах"Клад"  газета "Правда жизни"  Книги издательства РОСА
© 2011-2014 «Творческая гостиная РОСА»
Все права защищены
Вход