Большая жизнь – 2

Дата: 30 Августа 2015 Автор: Белозёров Евгений

Каждое путешествие подразумевает череду приключений: встреч, событий, наблюдений, которых в обыденной жизни нам порой так не хватает. И снова я собираюсь в дорогу, в Ростов, к своим друзьям. Я уже рассказывал, что познакомился с ними прошлой весной в Праге. Ах, Прага! Первые впечатления? Свежий ветерок, запах зелени и крик павлина за оградой городского парка. А дальше: поражающие разнообразием замки, шпили Старого Града, каменные мосты и неспешно несущая свои воды и плавно изгибающаяся на перекатах Влтава. Эти люди, странно вошедшие в мою жизнь, как-то незаметно стали её частью, причём частью основательной, надёжной, к которой хотелось прикоснуться ещё и ещё раз. Итак, путешествие. Новизна чувств и впечатлений.

Кого только не встретишь в пути? Со мной, в купе плацкартного вагона, едут две молодые женщины с ни на минуту не затихающим ребёнком и двое мужчин, один из которых, молчун, это я сразу отметил, а другой, помоложе, – сытый и блестящий – всё норовил с кем-нибудь заговорить. И даже навязчиво.

- Может, поужинаем? – теперь он обращается к нам. - У меня и водочка есть…

В руках появилась небольшая бутылка с красноватой жидкостью.

«Самогон», - соображаю я и спрашиваю:

- На чём настаивали?

- На вишне и перепонках грецкого ореха!

Даёт мне. Я вспоминаю, что грецкий орех обладает невиданной целительной силой… Открываю, нюхаю. Никаких сивушных масел. Амброзия!

Сглотнув слюну, возвращаю бутылку хозяину, пояснив:

- Не пью.

Сосед напротив тоже отказывается, но, как выяснится позже, по другим причинам. А тут и полиция. Попросили документы у словоохотливого попутчика. Проверяют. Замечаю паспорт. Синий, не наш. «Да, странный он какой-то». В меня закрадывается подозрение. Нет, всё в порядке. Полицейские уходят.

- А откуда Вы? – осторожно спрашиваю.

- Из Луганска.

Так и есть. Сосед напротив многозначительно посмотрел в мою сторону, как бы подтвердив: не пью со случайными знакомыми. А тот продолжает.

- В Москве внук у дочери. 3 года. А теперь к другим родственникам еду…

…А я – автор этих строк – как раз еду к казакам и в те края, где грохочет война. И вспоминаю их странную ухмылку при разговоре об этом. Сытый и блестящий. Луганчанин сошёл с поезда утром. Не простившись. Тихо. Будто бы и не было того услужливого и готового угодить во всём пассажира.

…На вокзале меня встречали Андрей с супругой. Ростов изнывал от жары.

- Может, Евгений привёз из Москвы прохладу? – приветствовал Андрей, и мы по-дружески обнялись.

- Здравствуй, Вика! Всё молодеешь?

Женщина улыбнулась.

- Итак, какие планы?

- Домой не поедем. Жарко!

И друзья повезли гостя в грузинский ресторанчик…

- Знаете, в Москве куда-то пропало ростовское шампанское!

По пути заехали в магазин и купили несколько бутылок цимлянского. В пустом зале ресторана было свежо, но есть не хотелось. Сделав небольшой заказ, пили «Боржоми». За обедом вспомнили нашу первую встречу, общих знакомых, обсудили план мероприятий, и я поделился своими житейскими проблемами. А через два часа мы уже мчались по трассе М-4 в сторону Шахт. Виктория осталась дома.

нв фото: Северский Донец

Шахты. Из справочника известно, что с 1897 года население города выросло на 221 233 человека, а угольная отрасль уже давно нуждается в модернизации. Развивается лёгкая и металлургическая промышленность. В городе работают два высших учебных заведения. И, несмотря на незначительное, но верное сокращение его жителей, город живёт и даже остаётся привлекательным для инвестиций. В Шахтах сделали первую остановку. Возле Дворца спорта, у памятника выдающемуся советскому штангисту Василию Алексееву, нас встретил директор Кадетского корпуса Бобыльченко Виталий Александрович. После короткого знакомства вручаю ему первые экземпляры поэтического сборника «Часовые памяти», которые специально взял в дорогу. Я уже знал, что кадеты активно занимаются поиском предков на греческой земле и ухаживают за их могилами. Теперь Андрей обсуждает судьбу ещё одного из них – поэта казачьего зарубежья Гончарова Юрия Фёдоровича, похороненного на пражском кладбище в Ольшанах. Договор о содержании могилы истёк в 1939 году, и есть надежда, что кадеты возьмут шефство над этим и другими казачьими захоронениями.

на фото : рукопожатие с директором кадетского корпуса Бобыльченко В.А. на фоне Дворца спорта в Шахтах

И снова дорога. Курс на Каменск. Справа и слева жёлтые поля с уже убранными зерновыми и не вызревшим ещё подсолнечником. Кое-где в лучах солнца поблёскивает Северский Донец… По прибытии в Каменск-Шахтинский мы посетили сразу два богоугодных заведения: баню и городскую больницу. В первом мы нашли известного местного краеведа Чеботарёва Александра Николаевича, а в больнице навестили нашего общего друга - атамана хутора Волченский Косоногова Дмитрия Романовича, с инфарктом угодившего на больничную койку и проходившего здесь курс реабилитации. Разыскать того и другого не представляло особых хлопот. В городе их хорошо знали. Все знали, к примеру, что парится Александр Николаевич регулярно по субботам и до семи часов вечера. Поэтому, приехав чуть раньше, мы направились сначала в больницу, а потом, вместе с атаманом, к Чеботарёву. В предбаннике нас приветствовали с незлой усмешкой: «Поисковики приехали…»

А вечером Александр Николаевич во дворе своего дома принимал гостей. Мы пили Цимлянское и допоздна спорили: о казаках, хохлах и кацапах; о красных и белых. Потом хозяин пел и предупреждал, что завтра будет очень-очень-очень занят; потом все спали непробудным сном.

Утром, к завтраку, пришёл местный художник Тарасов и, узнав, что Андрей имеет некую принадлежность к правоохранительным структурам, попросил совета. Дело заключалось в том, что, будучи членом Союза художников, он отвечал за оформление выставки молодых зарубежных авторов, и среди работ были инсталляции откровенно провокационного содержания.

нв фото: художник Тарасов О.Н. и директор средней школы № 2, историк, краевед Чеботарёв А.Н.

- Как быть? – спрашивал он. - Отправить назад к чёртовой матери? За свой счёт?

Это обстоятельство, кажется, больше всего волновало художника.

- А что здесь написано? – спросил я, рассматривая обнажённую фигуру с флагом в руке и непонятным текстом.

- Не знаю, - простодушно ответил тот.

Я вдруг вспомнил, как в Москве, после просмотра очередного спектакля, привезённого, казалось, известной европейской труппой в рамках Чеховского фестиваля, мне отчего-то непременно хотелось увидеть свой, русский, классический балет и послушать музыку Чайковского или Рахманинова.

И решили! В связи с тем, что сие чуждо нашему пониманию искусства как такового, не выставлять эти экспонаты вовсе. За это и выпили.

После завтрака кортежем из двух машин все направились к Быкадорову – отчаянному казаку, воевавшему ещё в Приднестровье, историку, художнику и просто – соседу. Возглавлял процессию Александр Николаевич Чеботарёв. …Мы бы долго колесили по Каменску, но в больнице нас уже ждал атаман. И, скоро попрощавшись, мы, наконец, уехали.

Дмитрий Романович встретил у самых ворот. Мы извинились.

- Ну, ты знаешь, как трудно вырваться из цепких рук Чеботарёва! - пошутил Андрей.

Атаман влез в машину, и она покатила за город. По моей просьбе Андрей повёз нас в степи, на родину Косоногова хутор Волченский, чтобы оттуда отправиться ещё дальше, к самой границе, где совсем недалеко, посреди этой тишины и раздолья, громыхала война…

- Расскажи Евгению, как по весне к тебе вышли ополченцы и две недели жили на хуторе, - попросил Андрей.

Потом, уже дома, атаман мне подарит фотографию, где он в своём парадном кителе запечатлён с группой военных. На вид - бывшие работяги и шахтёры. Возраст? От двадцати до шестидесяти. Но не профессиональные военные. Это было видно по их усталым от войны и улыбающимся, уж очень добродушным, лицам.

Я слушал и наблюдал из окна машины, как в небе собирались грозовые тучи, которые своей тенью всё больше накрывали высохшие травы, балки и кряжи. Тучи шли со стороны Украины.

Машина остановилась против разрушенного строения красного кирпича.
- Станция Плешаково. Всё что от неё осталось. Здесь проходила железнодорожная ветка Лихая - Дебальцево.

Что-то во мне ёкнуло: «Дебальцево. Котёл. Как всё рядом!»

- Демонтирована в 1994 году.

Я смотрел на усыпанную гравием дорогу, по которой ещё недавно ходили поезда.

- А где же теперь граница?

- А вот видишь те два столба? – он показал мне в сторону ближайшей балки. - По ней и проходит граница.

- Ой!

- Не бойся. Теперь здесь всё под контролем ополченцев.

- А вон впереди часовня. Видишь?

Я вгляделся и вскоре увидел среди зарослей золотую маковку. Под часовней был родник, к которому приезжали люди из всех ближайших хуторов. К нему мы и направились. Попили воды, умылись. Андрей разделся и окатил себя из ведра. Потом зашли в часовню. Казаки помолились. Загромыхало. Что это: гром или канонада? Вгляделись в грозовое небо, под которым на дальнем склоне в дымке я заметил какое-то поселение. Атаман перехватил мой взгляд.

- Видишь белую трубу? Это Краснодон.

- А правее? Где террикон и две трубы пониже?

- Изварино.

И опять пришло на память: «Котёл», - и я стал пристальней всматриваться, пытаясь представить себе недавние события.

На обратном пути проехали хутор Белгородцев и заброшенную почтовую станцию на тракте Воронеж – Новочеркасск, где Лев Николаевич написал «Метель»; хутор Аникин, где мои друзья в камне увековечили имена князя и княжны Гагариных, упокоенных здесь за дела свои добрые. В Каменске, у больницы попрощались с атаманом.

А ещё были новые, сияющие купола на храме в Волченском, свежий крест на могиле кадетов, убиенных ещё на той, Гражданской; благословление отца Павла; живописные излучины Северского Донца, чай в байкерском клубе с видом на станицу, где Герасимов создавал свой бессмертный «Тихий Дон»; и, конечно же, хутор Филиппенков, в котором Виктор – родственник Андрея – под раскидистыми ветвями фруктовых деревьев от души угощал нас рыбой и показывал свою гордость – молодую кобылку какой-то удивительной англо-донской породы.

…Вечерело. Ветер уже не гнал с запада грозные тучи, небо просветлело, и закатные лучи опять золотили степные просторы. Вспомнил про канонаду. Что это было: залпы орудий или раскаты летнего грома?

И очень хотелось верить в последнее.