Поэзия

На коленях стоим, в небо смотримся.
И с обидой горькой слёзы падают.
Духом нищие, в небеса просимся,
Но слова призывные их не радуют.

Русов совесть схоронилася ранее,
Крепкий сон-Морфей сморил её надолго.
Появилась беда с болью, ранами.
И поёт, печалится птица Иволга.

Не тревожит нас, тебя наше времечко.
Проживаем жизни свои, не думая.
Не расти мудрости...

Я звал романтику, волненье, вдохновенье,
но не пришли – хоть режь меня, хоть ешь.
Я землемером мерил расстоянья,
цвёл бульденеж…
Шёл рядом ты, мой верный, глупый пони,
и уверял, что жизнь большой манеж,
но я не слушал и хотел сбежать на море,
цвёл бульденеж…
Когда же вечер бархатистою ладонью
огладил город, уводя нас за рубеж,
мы примирились: я – поэт...

С тех пор, когда её не стало,
Пошёл, уж верно, третий день,
Не то что мне убраться лень,
Но просто скинуть одеяло
Не представляется возможным,
Ведь третий день уже штормит,
Весна прокралась в сердце ложно,
И в одиночестве сидит.
А на столе лежит тетрадка,
Там фотокарточки её,
Серёжек пара. В беспорядке
На стуле скомкано бельё.
И всё как будто пахнет ею,...

Есть в слове «время» точный корень «вре» -
Оно во всём и зыбко и неверно,
Оно со мной схватилося,
Наверно,
как бы с противуборцем на ковре.
Царит в нём «мя»,
как в «знамя» или в «племя»,
И если верно ты его прочтёшь,
То в целом это сочетание - «вре» «мя»
Познаешь как «торжественную ложь».

Она ушла из дома утром рано,
В дверях ключами больше не звенела...
И больше нет ни первого сопрано,
Ни маленького тоненького тела.

Она ушла. Открылись двери знаний -
В мир без чудес, где будни и будильник.
Остались фотосет воспоминаний
И куча платьев на доске гладильной,

Которые мне больше не по росту.
Остались первых слов моих тетрадки
И песни из...

Увитые розами особняки,
Чужие лужайки, газоны,
Чужое названье страны и реки,
И домик в бассейне Гудзона.

И сытая жизнь. Но чужая молва**
Душе не давала покоя,
И трогали сердце родные слова,
Как солнца восход над рекою.

И сердце просило смелей и смелей
Молвы, от рожденья понятной,
Что слышалась в шелесте трав из полей
России ее необъятной!

Во сне...

Он придушил меня, змея,
А я хотел спокойно выпить.
Домашний, кухонный политик,
Такой же бедный, как и я.

«Взгляни на жизненный устрой»,−
втирал мне нудно, «Зёма, зёма»...
Я прогонял его из дома,
Но он опять спешил домой.

И мир огромный, будто слон
Шагал полуднем по району.
Везли на море эшелоны,
А привозили в перегон.

Тут поезд дальше...

Я камень
в пьесе без ролей
на сцене…
Бархатом по краю
черным-черно.
Я дня белей
стою и вовсе не играю
на сцене…
Ветер свеж извне – там зал,
темны ряды скамеек.
Мой ангел слепо верит мне –
он по-другому не умеет.
Он не знаток смычка, холста,
пера, сценического слога.
Он просто лично знал Христа
и говорит, что знает Бога,
что...

Как странно, милая, смотреть чужие сны,
и судьбы караулить на пороге.
И жить одним предчувствием весны,
когда позёмка заметает ноги.

Как странно быть то камнем, то сосной,
сочувствовать кружащейся Вселенной,
и быть её звучащею струной,
одновременно вечною и тленной.

Как дико, под покровом бытия,
совсем иные видеть измеренья,
где время – россыпь, и...

Переключите этот канал…
сколько нас можно этим “лечить”.
Словно застряли меж этажей,
ну, а лифтёр ушёл покурить.

Нам отпустили грех, то есть жизнь…
всё равно лезем Смерти в постель,
а смельчаки под юбку (прям страсть)
к вечной “вдове” – какая мамзель!

Переключите этот режим…
мы в нём, как килька, в масле времён.
Дайте нырнуть...